Анатолий Аргунов - Кирюшкины миры (сборник)
— Хорош, — скомандовал машинист, — а то котел взорвем.
Кирюшка от страха весь дрожал. Он в первый раз видел такое чудо — живой паровоз — изнутри. Раньше ему казалось, что в паровозе лишь сидели дяденьки и катались по рельсам на этом огромном ярком великане, дымя трубой и свистя в свисток. А оказывается, тут надо работать в поте лица! Вот тебе и красивая картинка с улыбающимися машинистами на станции!
Кирюшка понял, что везде нужно работать, трудиться, чтобы это чудо техники могло ехать. Он с восхищением и страхом смотрел на все происходящее и ликовал в душе: он едет на паровозе. Скажи кому — не поверят.
Поезд набрал нужную скорость, и через полчаса в боковое окно Кирюшка красными от дыма глазами увидел семафор и приближающиеся дома. Это их полустанок! Приехали! От угольной пыли и дыма у Кирюшки запершило в горле, и он закашлялся.
— Что, трудно быть машинистом? — смеясь, спросил самый главный дяденька на паровозе. — Ну, ничего, не так страшен черт, как его малюют. Привыкнешь. Хочешь после школы машинистом работать?
Кирюшка ничего не ответил. Он не знал ещё, кем хочет быть, но машинистом, пожалуй, точно не будет. Но в ответ он лишь вымученно улыбнулся. Он очень устал, да и был потрясен всем увиденным.
На станции машинист снял с паровоза первым Кирюшку, а потом Надюшку.
— Мигом домой, и чур никому не слова, а то нам попадет.
— Не скажем, дяденька, — ответила за них Надюшка. — Спасибо вам, — и она поклонилась, как это делала её бабушка, когда кого-то благодарила.
— Ладно, ладно, бегите. И не плутайте больше!
Машинист улыбнулся. А счастливые ребята пошли домой.
— Кирюшка, зубы на замок, — показала на ротик Надюшка. — Никому. Понял?
— Понял, — ответил радостно Кирюшка, завидев свой дом.
Погост
В Троицын день отец взял Кирюшку на погост — кладбище, где были похоронены дедушка и бабушка. Погост находился в семи километрах от полустанка и назывался Симоновским.
— Пойдем завтра на Симоново, — сказал отец Кирюшке накануне. — Не проспи. Выйдем рано, чтобы до обеда успеть.
Кирюшка никогда не ходил так далеко, разве что на покос. Но это другое дело. Тут тебе не лес и заливные луга, а настоящая дорога, по которой ходят машины.
Утром, собравшись в дорогу и взяв необходимую снедь в корзиночку, отец с сыном вышли за полустанок и по пыльному большаку зашагали в сторону Дровцова, деревни, за которой и находилось это старое кладбище. По дороге они раза два присели отдохнуть и через пару часов неспешной ходьбы дошли до деревни. Обогнув её слева, они вышли за околицу, и посреди ржаного поля Кирюшка увидел лесной островок.
— Это что, папа? — спросил Кирюшка.
— Это и есть Симоново, — ответил отец.
Они повернули на узкую тропинку, виляющую среди начавшей колоситься ржи, и зашагали к островку в поле. Тропинка была узенькой, и догонявшие их люди, одетые в нарядные белые рубашки и пестрые платья, аккуратно обходили Кирюшку с отцом, чтобы не помять рожь, и здоровались:
— Здорово, Василий, — басил какой-то высокий мужчина, подавая отцу руку. — Это что, уже твой пострел вырос?
— А то не видно, — отвечал отец.
— Видно, видно. Но больше на Марию похож.
— Значит счастливым будет, — говорила женщина, идущая следом за высоким мужчиной. — На-ко вот тебе конфетку, — угостила она, Кирюшку. — Вылитая Мария, — продолжала она улыбаясь отцу и здороваясь с ним.
Потом они сами догнали несколько старушек, медленно бредущих одна за другой, в черных одинаковых платках и таких же черных платьях.
— Ну, бабули, пропустите-ка нас вперед, — весело воскликнул отец, догнав их.
Те вежливо расступились, давая дорогу.
— Это же Васька Чуриков, — вдруг узнала отца какая-то бабуля.
— Привет, привет, бабушки, — обходя, их отвечал отец. — А вы все такие же, не стареете, словно время вас не берет.
Отец с Кирюшкой остановились, чтобы вытереть потное лицо.
— Солнце-то как жжет сегодня, — отец отер платочком лицо сына.
— Не скажи, Васенька, — отвечала все та же бабуля. — Вишь, желанный ты мой, к земле-то матушке совсем Господь пригнул. Если бы не палка, и пойти не смогла бы. — Бабушка показала суховатую толстую палку. — А это твой хлопчик-то? — спросила она с любопытством, рассматривая подслеповатыми глазами Кирюшку.
— Мой, баба Даша, разве не похож?
— Ну как же, Васенька, Мария на лицо-то, Мария и есть. Как она поживает, наша красавица?
— Да ничего, живет, — ответил отец.
— А чего же с собой мамку не взяли? Хоть бы посмотрела на нее, давно не видела. Да как на твоей свадьбе была, больше и не видела.
— Некогда ей, баба Даша. Хозяйство, работа… На кого бросишь? У нас ведь няньки нет. Домна Макарьевна умерла, сама знаешь. Пока она Кирюшку нянчила, Мария могла куда-то и отлучиться, а теперь парня не с кем оставить.
— А бабушка Таня? — полюбопытствовала старушка.
— Так она же отдельно живет, с дедом Сашей, в райцентре. Приезжает иногда, но ведь не каждый день.
— Верно, верно, Василий. Ну, дай Бог тебе здоровья и мальчику твоему. Как зовут-то тебя? — спросила бабушка Кирюшку.
— Кирюша!
— Хорошее имя, в честь прадеда твоего. Вас так все и звали когда-то — кирюшата.
Бабушка Даша достала из завязанного в узелок белого платочка два пирожка и подала Кирюшке:
— Угощайся и мамке привет от бабы Даши передавай.
— Спасибо, — тихо ответил Кирюшка, беря пирожки.
Бабули перекрестили их с отцом.
— Ну идите, идите, Василий, храни вас Бог. А мы потихоньку доковыляем следом за вами. Поклонись от нас всех Домне-то с Иваном. Видно, до них не дойдем, далеко.
— Обязательно, — ответил отец и, взяв Кирюшку за руку, зашагал быстрее вперед.
— А кто эта бабушка Даша? — стараясь поспевать за отцом, спросил Кирюшка.
— Дальняя родственница по линии матери.
— По какой линии? — не понял Кирюшка.
— Кирюша, погоди с вопросами, давай сперва дойдём до погоста, отдохнём, а там и поговорим, — озабоченно ответил отец.
Вскоре они вышли из ржаного поля и оказались у каменной ограды кладбища, буйно заросшего деревьями и кустами сирени. Ещё через какое-то время Кирюшка с отцом, кривляя между оградками, выкрашенными в голубой или серебристый цвет, оказались около двух холмиков, огороженных металлической узорчатой оградой, выкрашенной в бледно-голубой цвет. Около каждого холмика росли большие кусты цветущей сирени. Сильно пахло прохладой, настоянной на травах, и сиренью. У Кирюшки от усталости и запахов закружилась голова.
— Садись, Кирюша, на лавочку. Я вот сейчас оботру — и готово.
Отец усадил сына на маленькую лавочку, поставил на стоящий рядом рассохшийся столик корзинку.
— Отдохни, Кирюша, ты устал. Дорога длинная, да жарко-то сегодня как, так и печёт, — приговаривал отец, хлопоча над могилками и заодно прикрепляя к крестам бумажные цветочки, сделанные матерью.
Оградка и могилы были хорошо ухожены. Хоть и не близко, но отец регулярно ходил сюда с весны, что-то поправляя, подкрашивая и выкашивая быстро растущую траву. Сделав свои дела, отец стал доставать из корзинки напечённые матерью пирожки с рисом и изюмом, конфетки в бумажных фантиках и крашеные яички. Положив на каждый холмик по пирожку, паре конфет и по яичку, отец достал бутылку с водкой, откупорил, налил небольшой стаканчик до половины и поставил на одну из могил поближе к кресту.
— Здесь мой отец лежит, значит, твой дедушка Иван, — показал отец на могилу, где оставил стаканчик с водкой, прикрыв его кусочком чёрного хлеба. — А здесь моя мама, твоя бабушка, Домна Макарьевна. Она тебя нянчила года два подряд, пока не умерла. Встань, Кирюша, подойди, поклонись им, — попросил отец Кирюшку.
Тот встал, но с испугу забыл, как это делается, и стоял столбом рядом с отцом. Отец поклонился сперва могиле матери, потом отца, отошёл к столику, налил себе стаканчик водки и выпил, сказав перед этим:
— Царство вам небесное, простите, что редко хожу.
Кирюшка нашёл в корзинке приготовленную матерью для него бутылочку с колодезной водой, разведенной клюквенным вареньем, налил в пустую кружку и с удовольствием напился. После пирожков и конфет у него пересохло во рту.
— Ну вот и помянули бабушку с дедушкой, — подошёл к Кирюшке отец. — Это славно, что ты пошёл со мной. Теперь будешь знать, где дед с бабкой лежат. Место это святое. Тут наши родичи до десятого колена лежат. Можно сказать, весь погост — наша родня.
Отец невесело вздохнул.
— Все там будем, только в разное время.
Кирюшка сидел притихший, и как-то по особенному увидевший мир, в котором он живёт. Наверное, это был его первый шаг к той взрослой жизни, к которой так неосторожно стремятся все дети.
Потом к отцу в оградку пришли какие-то дяди и тети. Они здоровались, целовались, поминали деда с бабушкой и все говорили и говорили, вспоминая минувшие дни, свою молодость, и стариков, и знакомых, которых уже нет на этом свете.
