Лидия Чарская - Умница-головка
— Конечно, папа, конечно! Не беспокойтесь за меня! — радостно воскликнул юноша, подошел к Ивану Демьяновичу и обнял его.
— Когда? — отрывисто спросил отец.
— На этих днях, папа, примкну к выписавшимся из госпиталя солдатам, которые возвращаются в свою часть, и вместе с ними отправлюсь на войну…
Глава IV
Новый план
Ночь… Тихо и мирно спит утомившаяся за день семья хозяина кинематографа. Из соседней комнаты слышится богатырский храп Никуди и его сыновей. Чуть похрапывает на своей кровати Мира. Ее мать только что легла. Она долго перед сном молилась за отправляющегося на войну Сережу. Но, несмотря на это, ей долго не удавалось уснуть: она все думала о том, что ожидает юношу и как будет всем тяжело без него.
Но не одной Нине Артамоновне не спалось в эту ночь.
Марго также лежала с широко раскрытыми глазами и смотрела то на образ, озаренный мигающим огоньком лампады, то на розовые обои и незатейливую обстановку комнаты.
Она вспоминала весь разговор, происшедший за чаем, вспоминала неожиданное заявление Сережи о своем желании, о своем решении пойти на войну. Ей казалось, что она все еще видит лицо Сережи, его сверкающие глаза, его полную уверенности улыбку. «Счастливец! — думала Марго. — Он может идти сражаться за свою родину, он уже взрослый. А я — еще маленькая бессильная девочка. Что я могу делать? Чем я лучше Лолошки, которая умеет лишь выкрикивать заученные слова. Враг напал не только на Россию, но и на мою родину — Францию. Конечно, туда, на родину, мне теперь не попасть, но и в России нашлась бы для меня работа. Везде открываются лазареты, в них много больных, изувеченных, раненых солдатиков. Их лечат доктора, за ними ухаживают сестры милосердия, но все-таки лишний человек в лазарете не помешает. И я могла бы приносить некоторую пользу бедным воинам, писать для них письма на родину, подавать воды напиться, почитать книгу. Да, я уеду куда-нибудь, поступлю в лазарет, начну там работать… Но примут ли меня? Я ведь ростом такая маленькая. На вид мне никто больше 10–11 лет не даст…»
Так думала Марго, метаясь в постели, переворачиваясь с боку на бок и напрасно стараясь уснуть.
«Да, да! — наконец, решила она мысленно. — Я уеду отсюда поближе к войне, в какой-нибудь город, где много лазаретов, и постараюсь поступить в один из них работать».
Решив это, девочка стала обдумывать, как уйти от Никуди. Сказать ему — бесполезно. Он высмеет ее, скажет, что такой крошке не место на войне. Разве уйти, ничего не сказав, никого не предупредив? Да, так она и сделает, уйдет завтра или послезавтра прямо из кинематографа на вокзал. Деньги на билет у нее есть, на еду тоже, есть больше даже, чем надо. Она вспоминает, что у нее есть простенькое серое платьице, холстинковое, в полоску, и белый фартучек. Это вполне подходящий костюм для лазаретной сиделки.
Итак, значит решено. Завтра она пропоет в последний раз в кинематографе свои песенки, переоденется и… на вокзал.
«Боже, помоги мне! Святая Матерь, сохрани меня», — шепчут губки девочки, и она молится долго и усердно, пока сон не смыкает ей глаз.
Глава V
Последние песенки
Через несколько дней, рано утром, вся семья провожала на вокзал Сережу. Он был бодр, доволен и всячески старался развеселить своего угрюмого отца. Обнимая всех по очереди, юный солдатик просил не беспокоиться о нем и не тревожиться, если от него долго не будет писем.
Наконец раздался третий звонок и поезд медленно тронулся.
— Пиши, береги себя! — в последний раз крикнул Никуди сыну. В ответ Сережа махнул провожающим фуражкой.
— Счастливец этот Сережа, — шептались с завистью Леша и Ваня, возвращаясь с вокзала домой. — Если бы нас пустили!..
А Марго в это время, тоже возвращаясь с вокзала, думала: «Сегодня вечером и я уеду отсюда. Но меня никто не будет провожать, никто не будет благословлять меня…»
Наступил вечер. Началось представление в кинематографе «Звезда».
— О чем ты задумалась? Скоро тебе выходить петь, — шепчет Марго Мира.
Марго точно просыпается, проводит рукой по лицу.
— Да, да, я иду, Мира, — говорит она, но сама думает: «В последний раз пою сегодня, а ночью я буду уже далеко отсюда…»
Девочка поправляет волосы и уверенно входит на эстраду.
— Браво, Марго, браво! — приветствует свою юную любимицу публика.
Ее знают все частые посетители кинематографа, знают и любят за приветливое, доброе личико, и за звонкий, нежный голосок, которым она распевает свои песенки.
Сегодня Марго особенно хорошо поет, и ее слушают с большим вниманием.
Град аплодисментов покрывает это пение.
— Браво, Марго! — кричат снова взрослые и дети.
Девочка низко приседает, кланяется, посылает воздушные поцелуи. Потом она быстро скрывается с эстрады. Представление еще не окончено, но Марго идет домой. Падает снег, и дует сильный ветер. Вот Марго уже у себя в комнате. Она бросается к комоду, вынимает из ящика свое серое холстинковое платье и белый передник, берет две смены белья и чулки, завязывает все это в крошечный пакетик и быстро-быстро бежит вон из комнаты. Вдруг громкий пронзительный крик останавливает ее за порогом. Это кричит Лоло.
«С ней можно попрощаться, она меня не выдаст», — думает Марго и идет к сороке.
— Бедная Лолоша, бедная ты моя птиченька, — с жалостью в голосе проговорила Марго, лаская черно-белые перышки сороки, слетевшей к ней на стол. — Бедная Лолоша хочет кушать? Постой, я покормлю тебя сейчас в последний раз, — и девочка, отложив узелок в сторону и сбросив шубку, бежит за свежей водой для забытой птицы. Потом она вынимает из мешка крошки и сыплет в клетку.
— Прощай, Лолоша, не забывай меня! Может быть, я не скоро вернусь, а, может, и не вернусь совсем, — говорит Марго тихим печальным голосом.
Но Лоло уже не обращает внимания не девочку, а стучит клювом по Дну клетки, жадно проглатывая одну крошку за другой.
Глава VI
В поезде
«Боже мой, только бы не опоздать! Только бы не опоздать!» — думала Марго. Когда она, наконец, вбежала в зал третьего класса, стрелка часов показывала без десяти минут одиннадцать. А в одиннадцать ровно уходит поезд. Слава Богу! Еще есть время, и она успеет взять себе билет. Она подходит к кассе, выкладывает деньги и получает его через маленькое окошечко. Получив, Марго прижимает билет к сердцу, как какое-то сокровище, и бежит на платформу.
В вагоне, куда попала Марго, набралось столько народу, что было негде присесть. Девочка обрадовалась, когда ей удалось найти удобное местечко, чтобы стоять. Она очутилась между какой-то женщиной и худеньким мальчиком.
Мальчик оглядывал всех находившихся в вагоне испуганными, робкими глазами и старался быть как можно менее заметным.
— Вы куда едете? — робко осведомилась у Марго женщина.
— В Варшаву, — отвечала девочка.
— Конечно, с родными?
— Нет, одна…
— Одна? Такая крошка?
«Ну вот! Опять крошка! — думала с досадой Марго. — Если все будут обращать внимание на мой рост, это не принесет мне ничего хорошего».
— А вы, значит, едете в Варшаву? — полюбопытствовал вдруг худенький мальчик — сосед Марго.
В эту минуту раздался свисток кондуктора, и поезд тронулся. Мальчик сразу повеселел.
— Слава Богу! Слава Богу! — зашептал он еле внятно. Но Марго услыхала его шепот.
— Детки, вы что ж это, стоя поедете? Ножонки затекут, — сказал вдруг какой-то пассажир. — Садитесь вот к окошечку… Места всем хватит.
— Благодарю, — ответил худенький мальчик, — мне и тут хорошо.
И он, к крайнему удивлению Марго, отступил в темный угол и стал так, что свет фонаря не падал ему на лицо.
«Странный мальчик», — подумала Марго и принялась рассматривать со стороны своего спутника, его неспокойное лицо и бегающие, испуганные глаза.
Одет он был в теплое хорошее пальто и барашковую шапку. Видно было, что он сын зажиточных родителей. На вид он казался лет двенадцати-тринадцати.
Марго очень заинтересовалась поведением мальчика, который все еще оглядывался и тревожно озирался во все стороны.
— Разве у вас нет билета? — спросила его Марго. — Что вы так боитесь?
— О, нет, билет у меня есть, а я боюсь совсем другого… Я вам расскажу потом все, когда все эти люди улягутся спать. А пока могу вам только сообщить, что зовут меня Шурой, и что мне от роду целых двенадцать лет. А вам сколько?
— Мне тоже двенадцать. А зовут меня Марго, то есть Маргаритой.
— Вы не русская?
— Нет, француженка, но уже живу давно в России.
— Французы — молодцы, храбрецы! — неожиданно восклицает мальчик.
— А русские-то какие герои! — восторженно подхватывает Марго. Оба они уселись рядом на освободившейся скамейке и между ними началась беседа о русских героях.
