Александр Гиневский - Везучий Борька
— А чего?.. Толково!
— Нет, не то всё это, — махнул рукой Борька. — Подумаешь, глобус… А где Вадька?
— Придёт твой Вадька! Никуда не денется. Ты-то что предлагаешь?
— Я-то?.. Может, сделаем своими руками хорошую крепкую табуретку? Доски у меня есть. Инструмент я у дедушки возьму.
Мне понравилась Борькина идея.
— Толково! Соорудим табуретку! Настоящий подарок.
Но Тольке, конечно, было обидно. Из-за глобуса.
— Тоже мне, подарок… Малыши в детском саду на маленьких стульчиках сидят. Совсем вы забыли…
— Ну, сделаем несколько маленьких стульчиков! Делов-то!
— Может, у них этих стульчиков больше чем детей. Стульчики… Сел на него и забыл, что сидишь на подарке… — ворчал Толька.
— Вот что, ребята, — предложил я, — давайте соорудим змея.
— Воздушного?
— Да. Запускать в небо. Ведь его делать — пустяк!
— Нечего пустяки дарить малышам. Это во-первых, — сказал Борька. — Во-вторых. Побегут малыши за твоим змеем по лужам, не разбирая дороги. Так вымокнут, что потом ни одна воспитательница не станет его больше запускать. Ещё и Виринее Семёновне пожалуется: «Вот, подарили змея, а у меня от вашего подарка полгруппы насморком заболело». Ерунда всё это… А где Вадька?
— Верно. Что это он не идёт?
— Может, простудился, заболел?
— Заболел… Днём носился по школе как угорелый и вдруг заболел. Откололся он от нас, и всё… Наверно, делает подарок для малышей. В одиночку…
— Откололся… Сначала надо узнать, а потом говорить. Может, он и правда заболел.
Сразу стало тихо.
— Да-а… — вздохнул Борька. — Что-то не клеится у нас без Вадьки. Пошли узнаем, что с ним.
Вадьку мы застали дома. Совершенно здоровым, но очень перемазанным. Он деловито вертелся с кисточкой в руках у доски. Такая большая чертёжная доска на ножках. Кульман называется. На ней работает Вадькин отец. Чертит — проводит по линейке линии. Он и но выходным дням тоже проводит линии. Поэтому у них вся квартира завалена рулонами с чертежами.
И вот мы видим Вадьку у этой доски. На ней здоровенный лист бумаги. И на этом листе Вадька что-то такое рисует.
— Та-ак… — сказали мы.
— Его, понимаешь ли, ждут…
Но Вадька будто не слышал. Глаза у него горели, как две включённые лампочки. И вообще, весь он светился, будто у него внутри была ещё одна. Очень большая включённая лампа.
— Нечего рассусоливать! — говорит. — Берите кисти и — за работу!
Он протянул стеклянную банку со всякими кисточками.
— Давайте-давайте! Собирался за вами сбегать, да вот — не оторваться от работы. Просто здорово, что сами пришли.
Вадька макал кисточку в краску, а потом подбегал к чертёжной доске и тыкал ею в бумагу.
Ему действительно было некогда.
Мы подошли поближе.
— Что это? — грозно спросил Борька.
— Картина, Боря, картина! Художественное полотно!
— Понятно и без тебя, что полотно… Для кого малюешь?
— Как для кого?.. Не задавай глупых вопросов. Для малышей, конечно!
Борька покачнулся, будто по плечу его хлопнул ручищей богатырь Добрыня Никитич. У Борьки даже лицо скривилось.
— Слы-слыхали?! Я же говорил, что он откололся! А мы, дурачьё, жалели его: «Заболел, заболел…» Айда, ребята, отсюда!
— И верно. Пошли!
— Пускай один с полотном своим остаётся, раз откололся!
— Такое, Вадька, ни в какие ворота не лезет, — сказал Толька.
И мы пошли.
Но с дверью что-то случилось. Её никак было нельзя открыть.
— Эй, вы, не ломайте мне двери! — крикнул из комнаты Вадька. — Ключи у меня в кармане. Пока все вместе не закончим картину, я вас всё равно не выпущу. Так и знайте.
Мы переглянулись.
— Вадька-то наш того… — говорю.
— Ошалел. Красок, наверно, нанюхался…
— Э-эх, ну будто чувствовал, что с ним что-то стряслось, — сказал Борька.
— Вот именно. Чего ж на него сердиться? Он же не виноват.
— А потом, с ним стряслось, а мы — уходить.
— Он сейчас в ошалелом состоянии может знаете что?..
— Что?
— Всё может. Порисует-порисует, а потом возьмёт и подожжёт отцовские рулоны. Пожар устроить может…
— Верно. Теперь его одного нельзя оставлять.
— Вернулись?! Молодцы! — обрадовался Вадька. — Держите кисти! Так! Понятно, что мы придумали?!
— Мы… мы… замычал… — буркнул Борька и опустил кисточку в банку с водой.
Только теперь мы внимательно посмотрели на картину.
— Вадька, что это у тебя?.. Большая коза, что ли, нарисована?
— Не у меня, а у нас! И не коза, а корова.
— Корова?!
— Да. Обыкновенная молочная корова. Бурая с пятнами. А что?
— А чего она в небе висит?
— Хоть бы с крыльями была…
— Сам ты с крыльями! — крикнул бешеный Вадька. — Не видишь, что ли, что она идёт! По канату! По натянутому! Вот же он нарисован! Смотреть надо!..
Мы переглянулись. Толька шепнул мне:
— Во даёт!..
— По канату? — переспросил Борька.
— Да. Картина называется: «Под куполом цирка».
— Вот оно что?!
— Совсем другое дело!
— Так бы сразу и говорил!
— Да кто же про картину говорит такие вещи?! На картину смотрят и сразу всё видят и всё понимают!
— Поймёшь тут… когда ещё никакого цирка не нарисовано.
— Нарисуем!
— А я-то думаю: зачем корове сбоку синий бантик?
— Послушай, Вадька, — сказал Борька, — ну что это за копыто у нашей коровы?
— Какое?
— Вот это.
— А что? Нормальное копыто.
— Да это же консервная банка.
— Не нравится, нарисуй лучше!
— А серая краска у нас есть?
— Серой краски не бывает! Возьми чёрную и смешай с водой. Что-нибудь получится…
— Верно.
— Вадька, а мне рога не нравятся, — сказал Толька. — Какие-то они развесистые. Как у оленя…
Вадик со злости швырнул кисточку в банку с водой.
— Да что вы ко мне пристали?! — кричит. — Вот кисти, вот краски, вот полотно! Это же общее полотно! Борька копыта пусть рисует! Ты — рога! Вовка — хвост. Я верёвку! Вернее, канат. Потом много зрителей нарисуем. Купол, прожектора, оркестр с музыкой.
— Верно! Молодец ты, Вадька!
— Только не надо так горячиться. Спокойней работай.
— Потому что под горячую руку я могу нарисовать лишнюю ногу, — хмуро сказал Борька.
Работа у нас кипела.
Вадька то и дело отходил подальше. Хмурился. Смотрел, смотрел. То один глаз зажмурит, то другой. Да ещё недовольно хмыкнет.
Мы тоже отходили. Тоже жмурили глаза. И никак не могли понять: чего же Вадька хмыкает?
— Эх, с тенями у нас плоховато, — сказал он наконец. — Просто никуда не годится.
— А что с тенями?
— У нас вроде всё очень хорошо. Никаких теней.
— Вот плохо, что никаких! Что это за картина без теней?
— С тенями мазня одна получится.
— Много ты понимаешь… Ладно. Что-нибудь придумаем.
И Толька придумал.
Он придумал на одном конце каната нарисовать такую площадку. С перильцами. И на этой площадке мы нарисовали телёнка. С зелёным пучком вкусного сена во рту.
Телёнок смотрел на корову и будто говорил: «Смелее, мама! Вниз не смотри. Смотри только на сено, и всё будет хорошо».
Но Борьке этого показалось мало.
— Ребята, а вдруг она всё же свалится? — сказал он.
Куда ж она свалится, если она у нас уже почти нарисована? К тому же, она хорошо стоит.
— Сам же вон какие копыта ей нарисовал. Таким даже лошадь позавидует.
— Нет, так дело не пойдёт, — покачал головой Борька. — Нужен это… страховочный тросик. На всякий случай. Кто ж выступает Под куполом цирка без всякого тросика? Как хотите, а без него я нашу корову на арену не выпущу. Да. Мало ли что?..
— Пожалуй, верно. Всё же корова. Не какая-нибудь ловкая гимнастка.
— Ладно, рисуй свой тросик. Только чтобы не очень-то заметно было, — согласились мы.
Борька нарисовал.
Мы отошли подальше. В который раз рассматриваем полотно.
— Эх, с тенями плоховато, — бубнит Вадька. — И этот тросик Борькин… совсем лишняя верёвка… Да и на хвосте у телёнка, вон… что-то многовато бантиков…
— Вадька, послушай, а чего тебе взбрело в голову нарисовать корову? — спросил вдруг Толька.
— Действительно!
— Я что-то не слышал, чтобы коровы выступали в цирке, — говорю. — Да ещё чтоб прогуливались по канату. Они по ровному-то полю едва ходят.
— Ну там, скажем, тигры, ягуары те ещё туда-сюда. Они по канату ходят, я видел. А вот коровы… Они же дрессировке не поддаются, молочные коровы.
Мы посмотрели на Вадика.
— Что?.. Не нравится картина? Корова не устраивает? — обиделся он.
— Нет, картина ничего получилась. И корова симпатичная. Добрая такая. И ещё, оказывается, смелая.
— Конечно. Картина ничего. Только почему корова, а не ягуар или тигр?