Ахто Леви - Такой смешной король! Книга вторая: Оккупация
Глава IV
Король спал бы да спал, но когда собрался повернуться на другой бок, старые часы с амбарным ключом отбили ровно десять, послышался лай Вилки, и он вспомнил, что находится на Сааре.
Хутор Ару…
Собственно, их два хутора Ару — Малый Ару и Большой. Правильнее было бы сказать Хару, что означает ветвь. Называются же обе усадьбы так потому, — что ведёт к ним через каменистые пастбища и можжевеловые кустарники колейная дорога, которая, раздвоившись, заканчивается хуторами на обеих ветках.
Антс с матерью и дядей жил на Малом Ару. До Большого отсюда прямиком по тропинке с полкилометра. Оба хутора располагались за пастбищами обособленно на краю леса. У Малого Ару стояла старая голландская мельница, которой уже лет двадцать, наверное, не пользовались. Хутор назывался Малым Ару по простой причине — всех земель не больше шести гектаров, леса своего никакого, дом крошечный из комнаты да кухни, пристроек — небольшой амбарчик, баня; коровник пристроен впритык к жилому дому и соединялся с ним дверью. За домом сад, за ним начинался смешанный лес, преобладали дубовые и осиновые рощи, дальше они переходили в ельник, тянувшийся до самой омнибусной дороги.
Эту сторону Звенинога Король знал плохо, к тому же хутор Ару не считался относящимся к Звенинога, а к соседней деревне, но для Его Величества важно знать дорогу до него, поскольку, не повидав Сесси, он решил в город не возвращаться, ни один, ни с Марви. Дорогу он знал, и летательный аппарат домчал его мигом.
Как здорово ехать в такой солнечный день! Утром слегка подморозило, сейчас уже разогрелось. Несмотря на холода, то тут, то там ещё среди можжевеловых кустов понуро стояли лошади, принюхиваясь к пожелтевшей холодной траве, которую им явно не хотелось щипать. Серую уже не выводили на пастбище, она теперь хрумкала сено в тепле, если, конечно, не было работы. Тепло теплом, но уже в который раз осудил Король образ жизни лошади: всю зиму в помещении… Работа — конюшня и, наоборот, — разве это жизнь! То ли дело он, Король, свободен как птица… и мчится в море прозрачных красок; кругом до того красиво, что он даже слез с велосипеда и шёл, толкая рядом свой аппарат. Как всё чисто кругом! Как свежо! Как тихо! Слышны лишь какое-то щёлк-чилк, издаваемое серой птичкой на можжевельнике, — ягодки клюёт. Раздавались и другие, невидимые глазом, звуки лесной жизни.
Как ему нравилось жить!
Он подумал, что жизнь — какая же удивительная вещь! Как могло быть, что когда-то его совсем не было на свете? Просто не существовало! Это же преступление: что его среди такой красоты столько времени не было. Но где же он был, когда его не было? Загадка. Интересно бы установить. Человека нет и вдруг, нате вам, он объявился, и светит солнце, и глазам открывается такая красота, которую и осмыслить невозможно, потому что разумом её не объять, а только всем существом, в котором где-то стучит сердце. Нет, он понимал, что здесь, конечно, не Африка: нет пальм, других тропических чудес. Но, кто знает, может, в Африке нет можжевельника? Африка — мечта. Но и остров, если так вот встать в утреннее солнце, когда тающий иней всё вокруг покрыл прозрачными слезинками, — это чудесно!
А ведь как давно-давно или… недавно это было, когда с Алфредом и Хелли приехали на остров и он, Король, не умел ещё кататься на велосипеде, которого и не было, а теперь… Сколько событий пережито! Сколько страшного и непонятного он уже видел! И обман, и притворство, и вероломство, которые он ещё не осознавал, не осмысливал… Но в это утро он шагает среди можжевельника, и всё остальное словно ушло, прошло мимо, удалилось далеко-далеко…
Король уже дошёл до Ару, когда его догнала девушка на велосипеде. Маленькая, тоненькая, как Сесси, она сошла с велосипеда, причём Король с завистью отметил, как легко она это проделала: велосипед же дамский. В белом шерстяном платке, сером пальто в крупную ёлочку, на ногах ботинки, из-под платка выбиваются тёмные курчавые локоны. Король отметил, как она красива и похожа на Марви, словно старше сестра. Девушка улыбнулась Королю и поздоровалась.
— Терэ.
— Терэ, — ответил Король, продолжая идти вперёд. Не садиться же на велосипед, не просовывать же ногу при ней, как циркач, не кривобочиться же. Она пошла рядом, а широкие ворота усадьбы Малого Ару уже были видны.
— Как вас зовут? — спросила девушка подчёркнуто вежливо и, улыбаясь, представилась, — меня Ниргит.
Смешное имя, подумалось Королю, ему такое имя раньше не доводилось слышать. Конечно, Его Величество представился, сказав коротко, что он… Король Люкс. Вошли во двор усадьбы. Здесь встретили женщину с седыми волосами, нёсшую в руках керамический кувшин. Без пальто, в белом переднике, на босых ногах галоши. Её серые глаза приветливо смотрели на пришедших.
— Кто же это к нам пожаловали?
— Да это Ниргит с мужем, — раздался чей-то баритон.
Откуда-то вынырнул длинный худой дядя с большущими тараканьими усами. Все весело рассмеялись, а усач объяснил:
— То молодой хозяин Сааре за Ниргит ухаживать вздумал. Смотри! — пригрозил он. — Её жених тут неподалёку, на Большом Ару живёт, будь осторожен.
Разговаривая, вошли в дом. Здесь наконец Король увидел Сесси и Антса, сидящих чересчур близко друг к другу, как показалось Королю, причём Сесси сматывала в клубок шерстяную пряжу, вязку Антс держал на вытянутых руках. Пряжа была отброшена, Его Величество закружили-завертели, и пошли расспросы про жизнь в городе.
Король с удовольствием рассказывал, как Алфред делает грузовик, осталось совсем немного и тогда они поедут на Медвежье Озеро раков ловить, а бензин им не нужен, потому что за кабиной водителя или сбоку, Король точно не знает, будет стоять большая железная печка, в кузове же ящик с маленькими берёзовыми чурочками, их забрасывают в печь, они сгорают, а от дыма мотор заработает.
— А ещё что?
А ещё, пожалуйста, у них у всех велосипеды есть, и «Филипс» вернули, и люди приходят по вечерам слушать, как и здесь в Звенинога, и Алфред играет на аккордеоне, но никого не подстригает, все сидят в торжественной комнате, пьют кофе, ликёр и поют и говорят на немецком языке.
— А кто говорит на немецком языке? Не может быть!
Как так не может, когда может! Разве непонятно, что с немцами, если они не говорят по-эстонски, можно общаться только на их языке, на немецком? А Отто Швальме, майор Дитрих, Фриц Нойманн и другие — они, к сожалению, не говорят по-эстонски. Да. Но он, Король, всё равно в курсе, о чём они говорят, потому что и Алфред, и доктор Килк переводят для тех, кто не понимает, особенно Килк, любитель демонстрировать, что он по-немецки говорит даже лучше, чем по-эстонски. А Адель про мужа именно так и говорит, что он даже сны видит на немецком языке.
— Ах, ах, а кто же не понимает там немецкий?
— Как кто? А Хелли? А Вальве Маазик? Которая после случайной встречи с Алфредом принесла Хелли шикарную пряжу, чтобы та связала ей и её Йентсу камзолы, за это она и Хелли дала столько же пряжи, чтобы и Королю и Алфреду связать камзолы. Она приходила на примерки обычно тогда, когда в торжественной комнате собиралось общество, и её тоже приглашали. Даже госпожа Морелоо с улицы Моря, мамаша Морского Козла, та тоже стала заходить вроде бы случайно тогда, когда у Алфреда были гости. Непонятно, конечно, Королю, как она узнавала об этом, хотя дом Морелоо отделялся от производственного дома Алфреда всего лишь дощатым забором. О, господи! Многие же ходят к ним, разве всех упомнишь.
Рассказывая, Король промолчал лишь о том, какие невесёлые думы одолевают его самого при встречах с Вальве. Понятие вероломства как-то туманно представлялись ему, тем более во взаимоотношениях взрослых, в этой путанице.
— А Векшель не показывается случайно? — спросили почти одновременно Антс и Ниргит.
— Нет, Векшеля Король больше не видел, но Алфред полагает, что тот удрал с красными. О нём говорили, что он писал доносы на людей, чьим имуществом хотел завладеть. Он доносил на них агентам ГПУ, которые тех людей потом убили в замке.
— А Тайдеман что делает? Он приходит, когда у Алфреда гости?
— Конечно! Тайдеман всегда приходит. Он, во-первых, говорит по-немецки даже лучше, чем Килк, но бывает у них чаще тогда, когда Король один, или с Хелли, или с Алфредом.
— А что в доме у реки?
Ну сколько можно расспрашивать, в конце концов! В доме у реки всё ободрано, сломано, стёкла выбиты, вместо стёкол — фанера, хотя это только с виду сломано, на самом деле всё в порядке, но, когда была комиссия, Тайдеман объяснил, что потолки текут, крыша худая, стены продувает и обои не держатся — так дует, что они слетают, поэтому их нет. Его обязали сделать ремонт, и он, естественно, согласился, если городское управление распорядится насчёт соответствующих материалов, у него самого нет, но у города тоже нет, поэтому-то невозможно сделать ремонт, и Король летом опять поселится на веранде.
