Елена Верейская - Фонарик (сборник рассказов)
— Да, — тихо заговорила она. — Горе. Но не только моё личное, а всех… На днях двух наших курсисток расстреляли. Я их хорошо знала. Они тоже на фронте вели агитацию в войсках. Среди солдат оказался предатель…
Киросенька замолчала. Стало очень тихо. Вдруг стукнула крышка пианино. Мама негромко заиграла, и, словно сговорившись, все вполголоса запели:
Вы жертвою пали в борьбе роковойЛюбви беззаветной к народу.Вы отдали всё, что могли, за него,За жизнь его, честь и свободу.Порой изнывали вы в тюрьмах сырых. .
Торжественный мотив революционного похоронного марша ширился и до боли проникал в самую душу. Вова
уже не сдерживал слёз, они текли по щекам, и он только боялся, чтобы не всхлипнуть громко.
И снова не все слова песни понимал мальчик. Какой-то «деспот»… какая-то «рука роковая» что-то чертит на стене… Но дело же не в словах!.. Всем своим существом переживал он гибель этих двух девушек… Ведь они такие же, такие же, как Киросенька! Ведь и её могут схватить и расстрелять эти «враги-палачи»…
Падёт произвол, и восстанет народ,Могучий, всесильный, свободный!..Прощайте же, сёстры, вы честно прошлиСвой доблестный путь благородный!
С каким подъёмом прозвучали последние слова! И снова стало очень тихо.
С минуту длилось молчание. Потом мама сказала:
— Киросенька, на вас лица нет. Как вы измучены! Сейчас я вам постелю. Завтра воскресенье и мы все поздно встанем. Спите спокойно.
Вова бесшумно юркнул в постель. Он весь дрожал. То ли озяб, то ли… Главное — теперь уже никто ничего от него не скроет! А они с Лёлей должны, обязательно должны помочь Киросеньке!
* * *Мальчик проснулся рано и сразу вспомнил всё. Он быстро оделся, сел на край Лёлиной кровати и тронул сестру за плечо.
— Лёлька! Проснись! Дело есть!
Девочка медленно открыла глаза и потянулась.
— Что? — сонно спросила она.
— Да ты проснись хорошенько! Что я тебе расскажу! — И он снова затряс сестру за плечи.
— Про Киросеньку?
— Да. Только тихо, — все ещё спят. Киросенька здесь, у нас. Спит на диване в дедушкиной комнате.
— Ой! — радостно воскликнула девочка и, спохватившись, зажала рот ладошкой.
— Слушай, Лёлька! Ты знаешь, кто она?
— Как кто? Наша учительница.
— А ещё?
— Ещё? Курсистка.
— А ещё?
Лёля смотрела на брата, широко раскрыв глаза.
— Ну, слушай, — шептал Вова. — А ещё она — революционерка. Она ездила на фронт и там уговаривала солдат не воевать с немцами, а свергнуть царя! И вообще сделать революцию…
— А ты откуда знаешь? — не то удивилась, не то испугалась Лёля.
— Ты молчи и слушай! — И Вова подробно рассказал всё, что услышал, сестре.
У Лёли задрожали губы.
— Почему ты не разбудил меня? Я тоже хотела послушать! — Она ткнулась лицом в подушку и горько заплакала.
— Ну вот, сейчас и реветь! — рассердился Вова. — Да как же можно было тебя будить? Ты бы обязательно разревелась, и нас бы прогнали, и мы бы ничего не узнали. А теперь… слушай! Нам нужно помочь Киросеньке!
— Помочь? — У Лёли сразу высохли слёзы. — Как помочь?
— Слушай, что я придумал! — шептал Вова. — Она у нас ночевала, потому что боится, что у неё дома засада.
— Засада? Какая засада?
— Ну, понимаешь, всех её товарищей посадили в тюрьму. И её, конечно, ищут. Может быть, в её комнате уже засела полиция и ждёт её. Чтобы сразу схватить — и в тюрьму!
— Ой, как страшно, Вовка!
— Конечно, страшно. Вот мы с тобой и должны узнать, есть ли там у неё засада или нет.
— Это она просила? — наивно спросила Лёля.
— Глупая ты, Лёлька! Это я придумал, и никто знать не должен! Думаешь, нас пустят? Они же считают, что мы маленькие, совсем глупые и ничего не сумеем. А мы им покажем!.. Я придумал… Ты одевайся скорее, пока наши не встали.
— Ладно! Сейчас оденусь! — заторопилась Лёля. — Ты на моих чулках сидишь, пусти.
Через несколько минут дверь за ними бесшумно закрылась. Умыться и позавтракать было некогда.
* * *Трое Шумовых и Киросенька сидели за завтраком и недоумевали — куда девались дети?! Особенно волновалась мать.
— Неужели пошли гулять, не поев? Да и вообще на улицах сейчас неспокойно! Зачем детям видеть всё это?
— Нина, — мягко сказал Юрий Ильич, — революция есть революция, и всё равно ты её от детей не спрячешь.
Киросенька горячо поддержала разговор:
— Да, Нина Дмитриевна! Я рада, что об этом заговорили! Я давно хотела сказать… Помните, когда я в первый раз пришла к вам, вы просили меня не говорить детям о политике…
— Мне так хотелось, — перебила Нина, — чтобы их детство было радостно и безоблачно…
— О какой безоблачности может быть речь?! — воскликнула Киросенька. — Сейчас, когда вся страна кипит?! Нельзя больше держать детей под стеклянным колпаком, Нина Дмитриевна! Нельзя! Они же уже большие! Они всё видят, всё слышат… Они же знают, что в городе не хватает хлеба. Слышат о забастовках, о восстаниях, о зверствах полиции! Это же чистая случайность, что они ещё ни разу не встретились с демонстрацией!
— Вот этого я больше всего боюсь! — чуть не плача, воскликнула Нина.
Муж с тревогой посмотрел на неё.
— Киросенька права! — заговорил и дедушка. — Дети выросли. И они гораздо умнее и наблюдательнее, чем…
В эту минуту в прихоже^й хлопнула дверь и в столовую, в шубах и шапках, вбежали Вова с Лёлей. Раскрасневшиеся, с блестящими глазами, они еле переводили дыхание, — видимо, одним махом вбежали на пятый этаж.
— Киросенька, — выпалил Вова, — не ходите к себе домой. У вас там засада!
— Что? Что? — Девушка вскочила с места. Остальные онемели от изумления.
— Да, да! Мы там были! Мы придумали, — быстро затараторил Вова.
— Два дядьки! Оба противные! — перебила Лёля.
— Постой! Я по порядку… Мы придумали с Лёлей. Пошли к вам будто узнать, не заболели ли вы… И учебники и тетрадки взяли. Позвонили. Открыла хозяйка…
— Перепуганная! — вставила Лёля.
— Мы говорим: «Екатерина Осиповна не больна?» А из вашей комнаты выходит дядька…
— Ой, противный!
— Не перебивай, Лёлька! Спрашивает: «Вы кто такие?» Я говорю: «Мы её ученики. Она не больна? Целую неделю на уроки не ходит! А мы всё, что надо, давно сделали, вот!..» А он хвать у меня из руки книги и тетради, давай перелистывать…
— А я спрашиваю: «Дядя, а вы кто ей?» — отстраняя Вову, заговорила Лёля. — А он говорит: «Я брат Екатерины Осиповны, приехал к ней из провинции в гости с приятелем, а её и дома нет». А мы же с Вовкой знаем, никакого брата у вас нету!
— Дай я скажу! — оттолкнул Вова сестру. — А мы оба будто обрадовались. Говорим: ой, как она рада будет! Только где же она? Значит, не больна? Я и говорю: «Пожалуйста, — говорю, — пожалуйста, когда она придёт, вы ей скажите, что её ученики беспокоятся…»
— А он втащил нас в вашу комнату, — снова перебила Лёля, — а там второй сидит. «Ах, — говорит, — какие славные детки».
— Постой, Лёля, это я расскажу! — рассердился наконец брат. — А этот, первый-то, и говорит: «Хорошо, — говорит, — давайте условимся устроить ей сюрприз! Если она сначала домой придёт, мы ей про вас скажем. А если, — говорит, — она к вам придёт урок давать, вы ей ничего про нас не говорите! Пусть девочка с ней начнёт заниматься, а ты, мальчик, потихоньку от неё со всех ног беги к нам. Мы к вам и придём, — вот будет ей радость!» А я говорю: «Вот хорошо-то! Так и сделаем».
— Мы стали уходить, — продолжал Вова, — хотим тетрадки и учебники взять, а они не дают. «Оставьте это», — говорят. «А зачем вам»? — спрашиваю. — А они говорят: «Нам интересно, как вы учитесь…» Ну, мы и ушли… Ведь это и есть засада, Киросенька, да?!
Возбуждённые, захваченные своим рассказом, дети и не заметили, что все взрослые так и застыли от изумления. Первая опомнилась мама.
— Дети! — в ужасе всплеснула она руками. — Что вы наделали?! Вы же предали Киросеньку!
Тут сразу все заговорили, но дети ничего не слышали, ничего не соображали. То, что сказала им мать, было так страшно. Они стояли потрясённые, убитые. Они… предали?.. Нет, нет, только не это!.. Они даже не заметили, как расплакалась мать, как папа бросился её успокаивать.
Киросенька, обняв Вову за плечи, встревоженно спрашивала:
— А адрес?.. Они спрашивали у вас ваш адрес? Адрес?!
Вопрос с трудом дошёл до сознания Вовы. Сказать он ничего не мог; он только отрицательно покачал головой.
— Всё равно! — рыдала мама. — Они же, конечно, проследили, куда пошли дети, и сейчас явятся сюда… Киросенька! Бегите скорей! А вдруг наш дом уже оцеплен! Дети, дети, что вы наделали!
Вдруг дедушка хлопнул ладонью по столу.
— Тихо, товарищи, — сказал он властно. — Нина, не разводи истерики и паники, а слушай, что я скажу. У меня опыт в таких делах больше вашего. Конечно, дети поступили неосторожно, но я об этом с ними поговорю потом. Уверяю вас, всех вас уверяю: непосредственно сейчас никакая опасность здесь нашей гостье не грозит. Царской полиции повадки революционеров хорошо известны. Они отлично понимают, что со стороны Киросеньки было бы просто слишком наивно посылать детей на разведку из того дома, где она находится! Им, конечно, и в голову сейчас не придёт, что та, кого они хотят схватить, сидит в этом доме и ждёт детей с разведки.
