Сергей Иванов - Ольга Яковлева
— Что же ты не здороваешься, Геннадий?
— Здрасте. — Он так сказал это и так кивнул — легко, словно здороваться с учителями не была его прямая обязанность, словно он встретился с нею на улице или мельком в метро.
Огоньков искал кого-то глазами. И Ольга поняла кого — её.
А длинная вереница пар уже сбилась, завихрилась, оттеснив двух трёх дежурных учительниц куда-то к стенкам. Народ валом валил за Огонькоиым. Ольга на мгновение поймала его взгляд и сразу крикнула:
— Генка! Гена!..
Опять шелест пронёсся по коридору. Народ вокруг Ольги начал таять, таять. Ольга одна осталась. А вокруг пустое пятно коридора. Лишь Галинка стояла рядом с нею, словно прилепленная.
— Привет, — кратко сказал Огоньков и взглянул на Галинку. Это чего такое?
Подруга моя!
— Да? Хм…
Звонок зазвенел, извечный школьный возмутитель спокойствия. Галинка ойкнула, ещё раз быстро чиркнула глазами по Огонькову и помчалась к своему классу. Огоньков этого словно даже не заметил.
Ольга закусила губу: ей самой надо было бежать. Всё же она осталась. Но слова огоньковские доходили до неё плохо, как будто застревали где-то и потом медленно просачивались в голову. Огоньков говорил что-то важное, а Ольга вместо этого слышала громкие команды учителей и топот сотен ботинок: классы бежали строиться — каждый перед своей дверью.
Ольга изо всей силы постаралась прислушаться к Огонькову.
Значит, поняла? Поднимешься к нам, в дверь не звони. Тихонечко стукни, чтоб дед ничего не слышал… Я тебе сам открою.
И ушёл. Ольга осталась одна в пустом, торжественном коридоре. Двери классов были уже закрыты. Ольга пошла по этой тишине, словно канатоходец по канату — осторожно, чтобы не оступиться, не наделать шуму…
Робко вошла в класс. Остановилась. Все смотрели на неё. Таня Лазарева шептала что-то на ухо Светлане и незаметно показывала на Ольгу пальцем.
— Садись, Яковлева! — сказала Наталья Викторовна. — И никогда больше не опаздывай!
Ольга быстро села за свою парту, раскрыла тетрадь. Сейчас была арифметика. По одному, по одному в её памяти стали выплывать огоньковские слова. Надо после уроков пойти в шестой «В», взять Генкин портфель и отнести к ним домой. Но так, чтоб старик ботаники ничего не понял…
Кончилась арифметика, словно одна минута прошла. Наталья Викторовна сказала:
— Все быстро выходят из класса. Дежурные открывают окна. Ольга Яковлева подойдёт ко мне.
Класс опустел. Ольга стояла подле учительницы.
— Ты сегодня на арифметике ничего не делала, девочка. (Ольга молчала.) Дома решишь две задачи, вот эту и эту, — она показала Ольге по своему учебнику, — а потом задание, что всем. Запомнишь?
Ольга кивнула.
— А этот Гена Огоньков, он что?.. Ты дружишь с ним?
— Он же мой вожатый! — поспешно оправдалась Ольга. Но тут ей стыдно стало, она добавила — И дружу.
Огоньков ждал её на лавке у своего подъезда. Помахал рукой, пошёл навстречу. Ольга, пыхтя, сгрузила оба портфеля прямо на асфальт — уморилась.
— Ну что? Ни жива ни мертва? — усмехнулся Генка. Она сердито пожала плечами, не стала отвечать. Знал бы этот Огоньков, каково было войти в чужой класс, влезть в чужую парту! Хорошо ещё, шестиклассники на труд ушли!.. А потом надо было красться через всю школу с двумя портфелями. А почему с двумя? Любой спроси — вот тебе и попалась!.. А потом надо ещё было пройти мимо нянечек, что разговаривали, стоя у входных дверей!..
Но странно, никто даже не посмотрел на неё. Несёт человек два портфеля — значит, так и надо. Лишь один мальчишка (совершенно чужой, не из их далее школы, кажется) крикнул вслед:
— Профессорша! В одном портфеле двойки, в другом колы!
Но это уж было что… Ерунда!
Огоньков легко взял оба портфеля в одну руку, сказал:
— Пойдём к нам, с дедом повидаешься.
Лифт он почему-то не вызвал. Потопали пешком по широкой и пологой лестнице. Огоньков рассказывал:
— Гога на меня орёт…
— Какой Гога?
— По рисованию… Орёт: «Без родителей не пущу!» А родители мои на том свете. — Огоньков криво усмехнулся. — Да что я ему, объяснять буду? Повернулся и ушёл.
Ольга вздохнула. Сбоку снизу вверх глянула на Огоньков а. Лицо у него было злое.
— Подходит Карпова: «Огоньков, тебя вызывают на совет дружины». Воскресенский, прилипало: «Пора, Гена, за ум браться». Я бы с ним поговорил один на один!..
Ольга не знала ни Карпову эту, ни Воскресенского, ни других шестиклассников, про которых говорил Генка, всё время как-то небрежно, зло, Ольге тяжело было слушать его. И чувствовала она: так не бывает, чтобы целый свет был виноват против одного человека. И когда Огоньков снова начал свою злую руготню, она прямо так ему и сказала.
— Много ты, я вижу, знаешь! — Генка обиженно дёрнул плечом. — Я ж тебе честно рассказываю, как дело было: один лезет, другой дёргает, третий ещё чего-нибудь!.. А ты говоришь: не бывает.
— А первый кто начал? Ты или они? Огоньков удивлён был её вопросом:
— Первый? Какой первый?.. Не всё ли равно!
— Конечно, нет! — загорячилась Ольга. — Например, я тебя тресну… — Тут Огоньков улыбнулся на её слова. — Погоди!.. Вот я тебя тресну, а ты мне сдачи. И нас к директору. Кто виноват будет?
Огоньков хмыкнул:
— Обоим в дневник и запишут. За драку.
— Ну пускай даже обоим запишут! А по справедливости?.. Кто виноватее — ты или я?
Они стояли уже на площадке перед огоньковской квартирой. Генка подкидывал на ладони ключ от английского замка.
— Ну, тут всё ясно, Оль. Только не всегда же так бывает, что во всём разберёшься до ниток, правда?.. Вот, например, две вещи. Утюг горячий и тряпка мокрая. Что утюгом по тряпке, что тряпкой по утюгу — одинаково получается.
— Что одинаково? — не поняла Ольга.
— Шипение будет! — сказал Огоньков наставительно. — Так же и у меня с этой школой.
— А как же… — Ольга растерялась немного. — А почему ж ты…
Она хотела сказать: что ж ты, мол, не разберёшься. Взял бы да и разобрался раз и навсегда!.. Но Генка, видно поняв её, не дал договорить, перебил на полуслове:
— А почему ж ты?..
— Чего?
— В футбол не играешь.
— Я?!
— Ну ты, конечно! Я-то, лично, играю.
— А мне не нравится. — Ольга удивлённо пожала плечами: зачем он спрашивает? — Я и не умею…
— О! — Генка многозначительно поднял палец. — То же самое и я, понятно?
— Хитрый! — засмеялась Ольга. — То футбол, а то учиться!
— «Учиться, учиться»! — сказал Огоньков раздражённо. — Можно и в другом месте поучиться.
— Не надо тебе в другом! — тихо попросила Ольга.
Ей опять представилось, что она одна в этой школе, а Генки нет. — Оставайся. Учись, да и всё.
— Какая ты милая! — ехидно сказал Огоньков. — Сама бы оставалась, когда за каждую мелочь цепляются! Ты чихнёшь, а на тебя целый горный обвал катится… И не буду я здесь. Из школы сматываюсь, понятно?.. Деду — ни звука!
— Как это «сматываюсь»?
— Рвану в школу юнг в Одессу!
— Ты чего, правда?
— Кривда! — усмехнулся Огоньков. — Конечно, правда!
Господи! Как глупо он придумал. Ольга училась всего лишь во втором классе, но всё-таки знала — в детских передачах слушала, в одной какой-то книжечке даже прочитала, — что всегда мальчишки куда-то убегают. И всегда получается ерунда! Выходит, Огоньков сейчас говорил, как самый обычный мальчишка. Ольга посмотрела на него другими глазами, будто она была старшая, а не он.
— И никак тебя туда не примут.
— Почему это?
— Так тебя там и ждут!
— Ладно!.. Не бойся!..
— И туда экзамены надо сдавать!
— Замолчи ты!.. — Он запнулся. — Дед услышит… Нет, Генка, не потому ты закричал: «Замолчи!», что дед услышит. Просто ответить тебе было нечего!..
* * *Квартира Огоньковых празднично изменилась. Ольга сперва не поняла, в чём дело. Потом поймала новый запах. Верней, не такой уж новый. Однако поверить себе не могла. Быстро прошла в комнаты… Ой! Вот так чудо! Все окна, и верхушки шкафов, и островки свободных мест на книжных полках, и письменный стол старика ботаники, и даже обеденный стол — всё уставлено было цветочными горшками!
Борис Платоныч ходил по комнатам следом за Ольгой, словно заново любовался своим богатством. Говорил:
— Вот и вернулись! Видишь, какие красавцы! Тут что ни горшок, то и диковинка… Такие умницы!
— Где ж они были? — спросила Ольга.
— Да всё по знакомым, по соседям, — вздохнул старик ботаники. — Скитались кто где…
Он говорил о растениях, как о людях почти!..
— Деду врач сказал, — пояснил Огоньков, — что от цветов сердечникам вред, а если ещё астма… — Огоньков рукой махнул, помолчал. — Вот мы и отдали временно. А вышло, без них он ещё хуже извёлся.
Старик ботаники смущённо хмыкнул, словно Огоньков его в чём-то уличил.
