Другая осень - Валерий Михайлович Воскобойников
Но Саня не выпускал.
Тогда Гриша сел в угол и уставился в трещину на полу.
Саня прыгал перед ним, махал своими грязными руками у самого лица, орал, топал, плевал на дорогую полированную мебель, но Гриша не взглянул на него ни разу и только смотрел в ту трещину на полу.
Наконец и Саня, видимо, утомился, потому что сказал:
— Ну и уходи. А я скажу учительнице, что ты у нас сто рублей украл.
Но Гриша и тут сдержался. Взял ранец и молча вышел из квартиры.
Когда он проходил по улице под Саниными окнами, там было тихо.
А вечером, первый раз за долгие времена, Гриша не пошёл к старику Бовину.
Коллекция бабочек
Серёжа был дома у Гоши Захарьина. Серёжа пришёл посмотреть на бабочек в коллекции. О коллекции этой Гоша рассказывал давно.
Гоша достал несколько плоских ящичков. Вместо крышек в них были вставлены стёкла. И под каждым стеклом, распластав крылья, лежали красивые разноцветные бабочки.
— Видел бы их в горах!.. — говорил Гоша.
Вдруг в квартиру позвонили, дверь открыла Гошина мама, и Серёжа услышал два голоса.
Один из голосов был Олин — это Серёжа понял сразу.
И точно: в комнату вошла Оля.
Она поздоровалась с ними обоими, с Гошей и с Серёжей, и подошла к бабочкам.
С Серёжей она поздоровалась, как с незнакомым, как будто не узнала его после того случая, на Тележной улице. А может быть, и в самом деле забыла, ведь он был тогда в пальто и в школьной фуражке.
— Этих я видела, этих — тоже, а этих — нет. Новые? — спросила Оля про бабочек.
— Новые, — сказал Гоша.
Серёжа тоже хотел подойти к бабочкам, но остался сидеть в кресле в углу. Он почувствовал, что надо сказать что-то, уже открыл рот, чтобы произнести:
— А у меня…
Но вместо этого у него вырвался тихий хрий, и он сразу замолчал. Хорошо, что этот хрип никто не услышал, потому что ни Оля, ни Гоша не обернулись.
А Серёжа хотел рассказать про орхидеи, которые он выращивал в школе весь год.
Оля посмотрела на бабочек и пошла в кухню, где её мама разговаривала с Гошиной.
— Ты чего? — спросил Гоша.
— Я? — спросил Серёжа специально удивлённым голосом. — Я ничего.
Он сразу встал с кресла и подошёл к коллекции.
— Я пойду.
— Останься, ты из-за них, что ли? — Гоша кивнул в сторону кухни. — Они скоро уйдут. А мы в настольный хоккей поиграем.
— Я лучше пойду.
Серёжа пошёл в прихожую. Он одевался медленно и слушал голоса, Олин, её мамы и Гошиной мамы. Ему не хотелось уходить.
Если бы ещё раз Гоша попросил его, он бы, пожалуй, остался. Но Гоша молчал, опираясь на дверной косяк, он смотрел, как одевается Серёжа. А когда попросил, было уже поздно: Серёжа застегнул пуговицы.
— Оставайся, куда ты идёшь?
— Я лучше завтра приду или на днях.
Гриша открыл дверной замок. Серёжа крикнул в кухню «до свидания» и вышел на лестницу.
Второгодник Сивцов
Утром из Гришиного класса пропал стул. Уже ученики пришли, а около учительского стола стула нет.
На первой парте у окна сидел второгодник Сивцов. Он сходил куда-то на несколько минут и вернулся со стулом. Всё у нового стула было нормально, только ножки не четыре, а три. Четвёртую ножку Сивцов нёс в руке. Он поставил стул около стола, приладил ножку и отошёл.
— Сивцов, что делаешь? — сказали девочки. — Упадёт же Маргарита Львовна.
— А вы лучше молчите, — ответил Сивцов, — вас не спрашивают.
— Сядет и вдруг упадёт — вот смешно! — сказал неряха Саня Куницын.
Второгодник Сивцов был самым сильным в классе, и его боялись. Поэтому спорить не стали. И ещё интересно было всё-таки посмотреть, что будет. А Сивцов пригрозил:
— Кто скажет, плохо тому станет.
Начался урок. Сначала учительница ходила между колонок, потом она постояла у доски, потом у стола. А потом решила сесть.
И Гриша вдруг представил, как вот она сейчас сядет и сразу упадёт. И стул будет валяться рядом. И как всё это будет плохо. И страшно ему стало очень. И он вдруг сказал:
— Маргарита Львовна!
— Ты хочешь спросить меня, Гриша? — откликнулась Маргарита Львовна. — Тогда подними руку.
Гриша поднял руку и встал. Но он не знал, о чём спрашивать. Он стоял, молчал и не мог придумать.
— А почему в ясную погоду небо синее? — вдруг сказал он.
Маргарита Львовна недовольно покачала головой.
— На другом уроке я отвечу. Сейчас у нас русский.
Она снова отошла к доске, а Гриша крутился за партой и старался на неё не смотреть.
«Только бы не села, только бы не села», — думал он.
Но Маргарита Львовна снова решила сесть. И Гриша снова поднял руку. Маргарита Львовна этой руки не заметила. Тогда Гриша крикнул:
— Маргарита Львовна!
— Что такое? — удивилась учительница и даже немного испугалась.
Гриша вскочил.
— Почему, когда луна светит — холодно, а когда солнце — тепло?
— Я тебе всё объясню потом. Садись и больше не спрашивай.
Гриша сел, а Маргарита Львовна прошлась вдоль его колонки.
Она задержалась около стены, потом снова пошла к столу.
— Откройте тетради, — сказала она.
Все зашевелились, зашуршали тетрадями, и Гриша тоже достал свою. Но тут Маргарита Львовна снова пошла к столу.
— Маргарита Львовна! — закричал Гриша в третий раз, уже не поднимая руки.
Маргарита Львовна посмотрела на него и промолчала.
— Маргарита Львовна! — вскочил Гриша. — Почему каменный уголь как камень, а горит?
— Сейчас тебе будет уголь. И угол тоже будет, — сказала Маргарита Львовна спокойным, но очень злым голосом. — Вот этот угол. — Она показала на угол около двери. — Встань сюда, повернись спиной к классу и успокойся. Серёжа, твой брат, никогда такого не делал.
Гриша чуть не заплакал — так глупо всё получилось. Он медленно пошёл в угол и стал там лицом к стене. А все в классе молчали. Гриша стоял и разглядывал крапинки краски…
— На чём я остановилась? — спросила Маргарита Львовна.
В это время раздался грохот. Это стул упал сам по себе. Он упал около Маргариты Львовны, а ломаная ножка отлетела далеко под парты.
— Теперь мне ясно, — сказала Маргарита Львовна. — Костров, садись на место. А после уроков приведёшь папу в школу.
Гриша не понял сначала, зачем папу нужно вести в школу. Он пошёл к парте, а Маргарита Львовна продолжала говорить, не обращая на него внимания.
И только к концу урока Гриша понял. Учительница решила, что стул
