Аско Мартинхеймо - «Мастерский выстрел» и другие рассказы
— Возьми, парень. Пустая. Зачем она тебе?
— На велосипед. Я куплю велосипед.
— И куда на нем? — спросил отец.
— Далеко.
— Далеко? Ты ведь мой сын. Разве не так? Эй, Маса, он пойдет далеко.
— Какой еще Маса? Я ведь Тане.
— Заткнись, Маса. Я говорю о сыне. Он далеко пойдет.
— Ну да, ну да.
Яапи сжал зубы. Ноги подкашивались. Казалось невозможным брести обратно в травостое, лезть вверх по откосу и затем до самого дома идти рядом с велосипедом и катить его. Который теперь может быть час?
— И сколько же тебе надо бутылок? — спросил отец неожиданно деловито.
— Три тысячи.
Если считать и сегодняшнюю добычу, ему не хватало примерно восьмисот бутылок. Подумав про это, Яапи приободрился. У него было почти девятьсот марок, вырученных за бутылки, и, кроме того, еще двести, заработанных распространением предвыборной рекламы.
— Вот еще одна, — прохрипел приятель отца и протянул Яапи бутылку, но в последний момент отдернул руку, запрокинул голову и вытряхнул последние капли из бутылки в рот. Только после этого он отдал ее Яапи.
— Три тысячи! — сказал отец глухо, вполголоса и, опустив голову, спрятал лицо в ладони. Сквозь растопыренные пальцы послышалось: — Не хватит, сынок, даже для начала.
Яапи проложил для себя новый путь через травостой — самый прямой и короткий. Выбравшись на асфальт, он сунул бутылку в сумку, сел на велосипед и принялся крутить педали. Остальной берег пусть остается не обследованным, Яапи должен поскорее попасть домой и успеть еще вздремнуть.
Мать уже проснулась, она сидела в кухне за столом и пила утренний кофе, когда Яапи вернулся. Маленькая сестренка еще спала. Заметила ли мать, что девчонке надо сменить белье?
— Ну как? — спросила мать.
— Нормально.
— Удачно?
— Угу.
Бодрствующая мать выглядела совсем иначе. Она то и дело улыбалась, морщины на лице разгладились, в глазах тот же блеск, который Яапи помнил сызмальства.
— Присмотришь за Пяйви? До двенадцати. Потом придет Леэна.
— Угу.
— Если отец случайно…
— Да не придет он.
Яапи хотел произнести это совсем другим тоном, но не сумел. Мать догадалась, но ни о чем расспрашивать не стала. Взглянув на часы, она принялась готовить себе бутерброды, предложила бутерброд и Яапи, но он поднялся к себе в комнату не евши, не пивши.
Со стены Яапи знакомо приветствовал ансамбль «Бонн М». Но у Яапи не было сил веселиться. Ноги казались свинцовыми, в голове стучало. Он сбросил с ног тенниски, снял пуловер и джинсы и упал в постель.
Едва он закрыл глаза, как ему представилась ровная площадка, а на ней повсюду пустые бутылки, как следы сражения.
Три тысячи бутылок! И даже больше. Яапи вздрогнул и резко сел. Три тысячи бутылок! Пустых! Их же сначала кто-то должен выпить!
ЗОЛОТИСТЫЙ СПАНИЕЛЬ
Сари оперлась о парту и переступила с ноги на ногу. Во рту пересохло, и глаза застилало туманом, но она решила, что не заплачет, не подаст даже виду. Она плотнее обмотала поводок вокруг руки и сжала кулак. Классная руководительница листала записную книжку и постукивала ручкой по столу.
— Пропусков довольно-таки много.
— У меня была… простуда.
— И вчера ты ушла из школы посреди уроков.
— У меня голова болела.
— Фельдшерица была в школе. Но ты к ней не пошла.
Ну что тут возразить, если классная все равно понимает, что она врет. Объясняй как угодно — бесполезно. Не стоит и объяснять. Сари нащупала пружинный замок поводка. Пусть бы уж классная сказала что-нибудь, оставила бы после уроков или дала записку родителям. Что угодно, лишь бы можно было уже уйти.
— Ну а записка от родителей?..
Сари вздрогнула, словно кто-то ткнул ее иглой. Ну чего она еще придирается!
— Я… я ее потеряла.
— Само собой разумеется. — Классная руководительница кивнула, выдвинула из корпуса шариковой ручки стержень и принялась писать на розовом листочке.
Думать о том, что скажет мать или отец, когда увидела эту записку, у Сари не было сил. Да ей попросту и не хотелось думать. Все казалось безразличным. Но Яана и Минна поджидали Сари на школьном дворе, больше никого там не было. Но сейчас Сари не хотелось видеть даже их. Она сбежала со школьного крыльца и, не замедляя шагов, поспешила к воротам.
— Что она тебе сказала? Оставила после уроков?
Они побежали было вслед за Сари, но вскоре отстали, поскольку она даже не оглянулась на них. Сари слышала, как Минна у нее за спиной сказала:
— Совсем свихнулась!
Пусть говорит что угодно. Это ее не волнует.
Она продолжала идти не оглядываясь. Лишь на перекрестке удостоверилась, что девчонки не увязались за нею.
Сами они свихнулись! Никто их за язык не тянул, они первыми наябедничали учительнице о ее прогулах! Но что она могла поделать? Она была не в состоянии ходить в школу, когда мысли ее возвращались все к одному и тому же. Утром, стоило лишь проснуться, она первым делом думала об этом и заканчивала день с теми же мыслями. И это не прекращалось. Она не решалась закрыть глаза, ибо перед нею сразу возникало все то же видение: мохнатые лапы, дергающиеся в луже крови. Как ей хотелось избавиться от этого видения. Забыть!
В парке было малолюдно, на детской площадке лишь двое малышей. У них красные пластмассовые санки. Малыши кидались ничком на санки и неслись по обледеневшему спуску с горки и так кричали, что в ушах звенело. Секунду-другую Сари понаблюдала за их забавами. До чего же они были беззаботными. Если у них и случаются какие-нибудь неприятности, они наверняка тотчас забывают об этом. Она и сама так умела.
Сари пошла по аллее парка. Она шла домой, а обмотанный вокруг руки поводок размотался, как бы случайно, застежка брякнула, упав на оледенелую дорожку и, позвякивая, волочилась сзади. На сей раз Сари хотела вновь пройти знакомым путем из конца в конец.
Раза два ей слышалось позади тяжелое дыхание и постукивание когтей, и она резко оборачивалась. Но то были лишь звуки, которые издавал волочившийся по слежавшемуся снегу и задевающий за мелкие препятствия на пути поводок. Несколько раз Сари ощущала знакомое натяжение, но… просто пряжка застревала в расщелинах льда. Сари дергала сердито, выдирала застрявшую застежку и бодро продолжала путь. И все же, подходя к пересечению аллей, она свернула. Нет, на сей раз она не пойдет через тот перекресток. Слишком тягостное место для прогулки.
Уже сгущались сумерки, когда Сари дошла до Пиккумется, небольшого леска, зажатого между шоссе и складскими пакгаузами строительной фирмы и врезавшегося клином в район частных особнячков. В последние полгода Сари хорошо изучила Пиккумется. Через него вел самый короткий путь к дому. Но сейчас Сари немного побаивалась, потому что была одна. Пиккумется больше не казался ей местом веселых прогулок, каким был еще неделю назад. С замиранием сердца шла она по узкой, извилистой тропке. За деревьями мелькал свет фонарей.
Что-то необъяснимое заставило Сари остановиться на опушке. Никаких необычных звуков она не слышала. Лишь шорох собственных движений. Все-таки она огляделась вокруг. Кто-то мелькнул между деревьями? Или завихрился снег? В сугробе рядом с тропинкой она заметила множество закругленных следов. Они были повсюду. В лесу было полно этих оставленных собачьими лапами следов — знаков необузданного бега.
Сари обернула поводок вокруг руки. Застежка не звякнула, как обычно. Она осталась открытой. Достаточно легкого рывка, и поводок не смог бы никого удержать. Сари улыбнулась. Она подняла упавшую с ели шишку и кинула ее в сумрачную глубь леса. И тогда она ясно услыхала похрустывание снега, поскребывание когтей по обледеневшим дорожкам и тяжелое, пыхтящее дыхание. Снег вихрился, лес жил. Шальной, необузданный бег между деревьями продолжался, продолжался, продолжался…
Отец еще задерживался на работе, но мать уже давно была дома и беспокоилась, почему Сари так долго не возвращается. Ничего не объясняя, Сари достала из сумки розовый листок и, направляясь в свою комнату, как бы мимоходом сунула записку матери. Но мать остановила Сари:
— Что это значит? Столько беспричинных пропусков.
— Они не беспричинные, — сказала Сари и закрыла за собой дверь.
В комнату мать за нею не пошла.
Ничего не хотелось делать. До школьной сумки Сари и не дотрагивалась, а на расписание уроков даже не взглянула. Она ведь знала его и так. Четверг: география, математика, родной язык… Она взяла с полки самую новую кассету и вставила в магнитофон. Легкое нажатие пальцем, и «Dance with mе[2]» Дэвида Бови наполнило комнату. Где-то на середине песни Кайтсу, не постучавшись, вломился к ней в комнату.
— Где у тебя «скотч»? — спросил он, собираясь уже покопаться в ящиках ее стола.
— Убирайся. Не имеешь права лезть туда!
