Елизавета Драбкина - Баллада о большевистском подполье

— Я все это ему говорю, — вспоминал Шелгунов, — но нужно было видеть его лицо в это время, одновременно и простое и хорошее, и в то же время какая-то ирония была в его взгляде и голосе. «Что ты думаешь, дурак я, что ли? Не знаешь, кому говоришь. Я и без тебя это знаю», — казалось, думал он.

Трудности и опасности существуют совсем не для того, чтобы перед ними вдаваться в панику и останавливаться. Владимир Ильич всегда придерживался мнения, что трудности и опасности существуют, чтобы их преодолевать, и этим-то преодолением препятствий он и был прежде всего занят. Всякая работа, которая какой-либо стороной касалась революции, была ему близка, интересна, весела.

Дерзанье юности и мудрость зрелых летТаков источник мировых побед.

Петербург. Явочная квартира. Появляется приезжий. Спрашивает некоего товарища, которого знает под кличкой «Мирон».

Если явка не «перевалочная», встреча происходит на этой же квартире. Если «перевалочная», приезжего, проверив, направляют на следующую явку. Оттуда, быть может, на третью.

И вот два взрослых человека сидят друг против друга и на полном серьезе ведут такой разговор:

— Товарищ Мирон?

— К вашим услугам.

— Битва русских с кабардинцами…

— Или прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего мужа…

— Где вы читали эту книгу?

— Там, где ловят женихов.

— Хорошо ли там жилось?

— Кормили хорошо, но спать было холодно…

Это — пароль «трех степеней доверия». Если один из собеседников знал одну лишь первую реплику, — это значило, что он может получить лишь ответ на вопрос, с которым он приехал. Знание второй реплики позволяло быть с ним в меру откровенным, но не называть ничьих имен. И только знание третьей реплики означало, что с ним можно разговаривать с абсолютным доверием.

— Дело такое, — говорит приезжий после третьей реплики. — Я — агент «Искры». Приехал я сегодня прямо из Женевы, от Ильича. Ильич поручил мне передать петербургским товарищам его мнение о том, с чего нам надо начать…

Отбыв три года ссылки, на которую он был осужден после разгрома петербургской организации «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», Владимир Ильич Ленин уехал за границу. Еще в Сибири он разработал план создания партии рабочего класса. Основным звеном этого плана было издание за рубежом общерусской политической газеты. Редакция избрала ее эпиграфом слова из послания декабристов Пушкину: «Из искры возгорится пламя» — и назвала эту газету «Искрой».

В статьях, напечатанных в «Искре», и в брошюре «Что делать?» Ленин звал к строительству могучей и строго тайной организации, держащей в руках все нити конспиративной работы. Ее участниками должны быть главным образом люди, профессия которых состоит в революционной деятельности. В период революционного затишья они должны вести будничную работу «кротов революции». В период взрыва — поднимать массы, организовывать их, вести в наступление против неприятеля, нападая на него там и тогда, где он менее всего ожидает нападения, руководить подготовкой и проведением всенародного вооруженного восстания.

Популярность «Искры» была огромна. Рабочие, прочитав с пропагандистом вновь полученный номер, вели потом чтение сами, и читали так много раз, что тонкая бумага совершенно изнашивалась и текста уже не было видно.

…Подобно той основной нити, которая помогает каменщику находить правильное место для укладки каждого камня, ленинская «Искра» помогала строить крепкую организацию революционеров, и притом революционеров «всех видов оружия».

Связь «Искры» с русским революционным подпольем осуществляли особо надежные люди, которых называли «агентами „Искры“», — люди «подвижные, летающие, свободные и нелегальные», как характеризовал их Ленин.

Они могли бы сказать о себе словами Герцена: «Мы — агенты русского народа, мы работаем для него, ему принадлежат наши силы, наша вера».

Рискуя жизнью, они тайно перебирались через границу и доставляли в Россию номера «Искры», запрятанные в чемоданах, сундуках, шляпных картонках с двойным дном и двойными стенками или же в специально сшитых поясах. Наиболее важные документы зашивались под подкладку, вклеивались в твердые переплеты книг или под их корешки.

Чтобы найти явку, на которой можно было сдать этот драгоценный груз, агентам «Искры» приходилось иногда объехать пол-России. Порой на месте партийной организации они обнаруживали лишь пепелище, черневшее после очередного полицейского нашествия.

Но для «искровца» препятствий не существовало…

Главной целью «искровцев» была подготовка съезда, который объединил бы разрозненные организации в единую партию российского пролетариата.

Мысль о созыве съезда, что называется, носилась в воздухе. Подобно тому как это бывает на войне, когда нужно во что бы то ни стало занять важную стратегическую позицию и один отряд за другим поднимается на приступ, так подпольные организации нашей партии шли на бой за созыв общепартийного съезда. Большинство их было разгромлено врагом, но на смену им поднимались все новые и новые силы.

Как ни труден был созыв съезда, но без Ленина для создания партии потребовалось бы еще больше времени, еще больше жертв, еще больше усилий в борьбе против разветвленной полиции, все силы которой были направлены на разгром революционных организаций.

На протяжении нашего повествования мы уже не раз употребляли и будем употреблять впредь слова: «охранка», «жандармы», «полиция», «шпики», «провокаторы».

Во всех этих случаях речь идет о той или иной форме действий тайной царской политической полиции.

Тайная политическая полиция в России возникла вместе с самодержавием. Недаром охранник, сопровождавший в тюрьму арестованного большевика Сергея Розеноера, не без гордости сказал:

— Мы со времен Иоанна Грозного.

На протяжении столетий тайные соглядатаи вели по всей Руси «сыск» на предмет уловления «крамолы». Они ловили «прелестные письма» — так назывались обращенные к народу письма Разина и Пугачева; хватали каждого заподозренного в неповиновении царской власти; отправляли в остроги и темницы, где «пыточных дел мастера» страшнейшими муками вырывали у него «признания».

Но полного своего расцвета тайная полиция достигла позже, в XIX и XX веках, когда, после восстания декабристов, император Николай Первый создал так называемое «Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии», ведавшее тайным розыском «государственных преступников» и дознанием (следствием) после их ареста.

Исполнительным органом Третьего отделения был «Особый корпус жандармов». Начальник Третьего отделения являлся шефом корпуса жандармов.

Жандармы носили голубые суконные мундиры, за что Герцен прозвал их «голубое ведомство».

Первым шефом жандармов был граф Бенкендорф — тот, который травил великого Пушкина.

Когда народовольцы казнили императора Александра II, для борьбы с разрастающимся революционным движением правительство значительно расширило деятельность тайной политической полиции.

С этой целью было учреждено «Отделение по охранению общественной безопасности и порядка», в просторечии «охранка», — орган тайной полиции, ведавший политическим сыском.

Охранка обладала разветвленной сетью секретной агентуры.

Она засылала в революционные организации своих агентов — провокаторов, которые действовали по ее указаниям, шпионили и выдавали охранке революционеров.

Провокаторы занимались тем, что на языке охранников носило название «внутреннее наблюдение».

Кроме того, существовали еще и сотрудники «наружного наблюдения», или «филеры» (от французского слова filer — следовать), но в народе их звали просто «шпики». Они следили за революционерами на улицах: кто, куда, когда, с кем пошел.

Охранка ведала тайным сыском. Жандармское «голубое ведомство» занималось по преимуществу дознанием. Оно производило (нередко с помощью агентов охранки) аресты, вело следствие, передавало дела в суд.

И жандармское, и охранное управления были подчинены департаменту полиции, являвшемуся верховным органом политической полиции.

Кроме секретной полиции, существовал полиция несекретная.

Каждый город был разделен на полицейские участки, во главе которых стояли приставы. Им были подчинены околоточные надзиратели, ведавшие отдельными околотками. Низшими полицейскими чинами были полицейские или городовые, вооруженные револьверами и плоскими шашками в ножнах, которым народ дал презрительное прозвище «селедки».

Такова была система политической полиции царской России, ставшая, по определению В. И. Ленина, «одним из самых устойчивых, основных законов Российской империи».