Анастасия Перфильева - Шпага д’Артаньяна

— Ни в коем случае! — отрезал Кривошип. — Ты ручаешься, что это их шпага? Ага, не ручаешься!

— Тогда, может, спрячем её обратно?

— Ер-рунда! А если её стащат? Витька — шляпа: хранить ответственную вещь в таком месте!

— Шурик, а может, лучше к вашей вожатой сбегать? Ей отдать?

— Подожди ты!.. Гм, уж если к Томе, так чтобы наше звено по цепочке поднять. Витьку-то искать надо? А шпагу… Не разбирается наша Тома в таких делах!

— Тогда… тогда что же?

Кривошип рубанул ножнами воздух.

— Слушай. Мила! Даёшь слово, что будешь молчать? — Девочка вытянулась перед ним. — Никому ни звука? — Милочка часто закивала головой. — Я возьму шпагу к себе. Сохраню, пока Витька найдётся! Где, — это уже моё дело. Только, смотри, никому ни слова. Витька запутался, мы должны его распутать! А теперь пошли к вожатой!

— Пошли, — как эхо, откликнулась Милочка.

Кривошип переложил шпагу из руки в руку. Что же, так и нести её в открытую по улице? Опасно. Он думал не больше секунды. Отвернулся и решительно, как делал это когда-то Витя, сунул шпагу в штанину под пальто, по-витиному же прихрамывая, пошёл к воротам. Милочка — за ним.

Однако их поход не увенчался успехом. Ребята не застали вожатой Тамары, или, как они её звали, Томы, вернее, разошлись с ней.

Минут за двадцать до того, как они решили пойти к ней. Тома сама шла улицей Первого Мая, направляясь к витиному дому.

Тома была высокой полной девочкой с прямыми русыми косами, в складной шубке, отороченных мехом ботинках и очень нарядной вязаной шапочке, как и подобает восьмикласснице.

Но сейчас Тому не радовали ни новая шапочка, ни наступающая весна.

Она была сильно расстроена.

Сегодня днем она встретила на улице секретаря их школьной комсомольской организации, и между ними произошёл не совсем приятный разговор.

Секретарь спросил, как проводят пионеры её отряда каникулы.

Тома ответила, что проводят ничего.

— Ничего? А что это значит — ничего?

— Ну, в музей ходили, на каток. С писателем встречались, очень интересно. «Раз-два, в ногу!» обсуждали… Ещё предстоит…

— Что предстоит, я знаю, — сказал секретарь. — И что было, — тоже. Но вот почему в музее собралась только половина ребят, и те недовольны остались, а Кривошипов говорил: «Пропал день, одни диаграммы показывали»? Почему на обсуждении книги выступало только трое, а остальные чуть не спали?

— А ты откуда знаешь? — сердито сказала Тома.

— Ого, откуда! Я ещё и другое знаю: что Витька Савельев из твоего отряда был только на одном, как ты любишь называть, мероприятии, и то его со скандалом вывели! И что Юрченко эти дни с голубятни не слезает! Ага?

— Я… я выясню, в чём дело… — растерялась Тома. — Понимаешь, они такие какие-то несознательные, этот Юрченко и… и другие. Такие какие-то неорганизованные!

— Вовсе они не несознательные! Что, я сам никогда мальчишкой не был? Ну, об этом мы ещё с тобой поговорим…

Секретарь тряхнул головой, и они разошлись.

Этот разговор не выходил у Томы из головы весь день. Она и сама уже беспокоилась, почему Витя Савельев не был ни в музее, ни на обсуждении, ни даже на катке. Уж не заболел ли? Да, но ведь на встречу с писателем-то он приходил!..

И вот, вместо того, чтобы пойти в кино. Тома решила вечером отправиться к Вите, узнать, что с ним такое.

Тома была уже у Вити раньше, когда он болел ангиной, и без труда нашла его дом.

Издали увидела: у подъезда стоит маленькая витина сестра Таня в накинутом большом, верно, материнском, платке. Тома крикнула:

— Что ты здесь делаешь, Танечка? Твой брат дома?

— Нету, — ответила девочка. — Его нету, и мамы нету, и папы.

— Зачем же ты выбежала одна на улицу? Замёрзнешь раздетая!

— Я не замёрзну. Я мамину шаль надела.

Тома улыбнулась: Танюшка была такая насупленная, смешная.

— Пойдём домой, — сказала она. — Куда же ушёл Витя так поздно?

— Он никуда не ушёл. Его нигде нету. Мама говорит, что он провалился. Мама побежала его искать.

— Провалился? Искать? — Тома почувствовала, что всё это неспроста. — Пойдём, пойдём, мы подождём и маму и Витю дома!

Танюшка послушалась, но неохотно. Она по-хозяйски провела Тому в свою квартиру, в комнату, но сама то и дело выбегала на цыпочках в переднюю и слушала.

Тома забеспокоилась тоже. Соседи ничего толком не знали. Танюшка отвечала на расспросы как-то странно.

Тома спросила, здоров ли Витя. Девочка посмотрела на неё строгими глазами:

— Мама говорит, наш Витя полоумный.

— Не уезжал ли он куда в эти дни?

— Мама говорит, лучше б к дедушке в деревню уехал.

— Погоди, а куда же он всё-таки провалился?

— Может, в какую-нибудь глубокую-глубокую яму? — ответила вопросом Танюшка и заморгала.

— Ну, таких ям у нас в городе нет!

Тома сидела на стуле возле витиного письменного стола. На нём стопкой были сложены учебники, рядом на этажерке с книгами криво висел расстёгнутый старый портфельчик.

Тома взяла с этажерки одну книгу, полистала её: «Тайна черного океана», под ней — «Дорога смелых».

Вдруг Тома увидела высунувшийся белый листок с надписью: «План проведения весенних каникул уч-ка V кл. Савельева В.»…

Танюшка опять выбежала из комнаты: за дверью на лестнице шумели чьи-то голоса. А Тома, нагнувшись, медленно читала кривые, наспех выведенные витиной рукой строчки и неразборчивые, приписанные сбоку замечания к ним:

«24 марта, первый день каникул. — Кол. пос. муз. Для старух. Не интересуюсь…»

«Встр. с писат… Можно пойти».

«Обсуждение книги «Раз — два, в ногу!» Скука».

«Беседа на тему «Как организовать свой досуг». Сам знаю! Взять у Гавр. С. «Трёх мушкетёров».

«Детский утренник. Это для малышей».

Тома перечитала ещё и ещё раз. Задумалась. Встала, опустилась на колени — тяжёлая русая её коса свесилась через плечо — и внимательно пересмотрела все лежавшие на этажерке книги: «Остров сокровищ», «Судьба барабанщика», «Следопыт», старый, истрёпанный журнал «Мир приключений»…

Тома поднялась, села опять за стол и взяла в руки белый листок. Когда Тома услышала, что Танюшка в передней открыла кому-то дверь, она аккуратно сложила листок пополам, ещё пополам, спрятала в карман шубки и вышла навстречу.

В переднюю входили Танюшка, её мама, какая-то незнакомая девочка и Шурик Кривошипов, витин товарищ, пятиклассник из томиного отряда.

— Нет его нигде, прямо с ног сбилась!.. — тревожно сказала Татьяна Петровна. — Одиннадцатый час, а убежал, ещё только темнело. Уж и не знаю, что мне теперь делать!..

— Пожалуйста, не волнуйтесь, — сказала Тома. — Сейчас мы все вместе что-нибудь организуем. Может быть, Витя просто засиделся у товарища в гостях?

— Да нет, какое! Не до гостей ему было, когда убегал…

— Тома, здравствуй! — сказал Кривошип. — Мы с Милочкой (он и не заметил, что так назвал девочку) только что заходили к тебе. Нам сказали, что ты пошла сюда. Тома, давай по цепочке поднимем наше звено? Витьку разыскивать!

Милочка ничего не сказала. Подошла к Танюшке и тихонько погладила её по голове.

Татьяна Петровна положила на плечо Кривошипа руку.

— Вы уж, Шура, помогите мне. Ступайте за своими ребятами! И отца, как на грех, всё нету… Может, в милицию придётся заявить? Уж не мучилось ли чего с нашим Витюшкой? А я побегу ещё на улице поищу…

— Татьяна Петровна, подождите! — раздался вдруг в дверях громкий и ясный голос. — Только что, десять минут назад, мне звонил из Сосновки Гаврила Семёнович и просил передать вам, что ваш Витя…

На пороге передней, порозовевшая от быстрой ходьбы, стояла Марья Ивановна.

Глава двенадцатая

Витя растерялся: куда идти?

Впереди, за стволами тёмных, с шумящими вершинами сосен, горели редкие огни. Справа чернел лес. Слева была железная дорога: прошёл отцепленный паровоз; дым над ним был багрово-красный, как пожар.

Кондукторша автобуса не хотела отпускать Витю одного. Но он уверил её, что прекрасно знает дорогу (в автобусе кто-то упоминал, что лесник живёт за оврагом).

Значит, надо было искать овраг. Витя бывал не раз в Сосновке: овраг должен находиться между лесом и железной дорогой.

Витя свернул в проулок. Сосны зашумели сильней. Снег здесь лежал нетронутый, как настоящей зимой.

Витя обогнул длинный глухой забор, заколоченную дачу. Ветер подул сильней: посёлок кончился.

Вот и лес. Пахнуло хвоей, холодом. Брехала одинокая собака.

Вите стало страшно, он стиснул зубы.

Всё равно — пусть он проблуждает всю ночь, но найдёт Гаврилу Семёновича!

И вдруг он услышал: тоненький, как колокольчик, заливистый лай долетел из леса. Витя чуть не всхлипнул от радости. Это лаяла Пуделька, так лаять могла только она!