Аделаида Котовщикова - Пять плюс три
Любовь Андреевна согласилась с девочками и ещё раз сказала, что Матвей вёл себя, как первобытный человек, который признавал только силу, а не разум.
После ужина ребята сидели в читальне. Любовь Андреевна читала им книгу. Ливень давно кончился. Но погода была пасмурная и ветреная. На море бушевал шторм. Снизу доносилось громыханье волн. Все сидели сонные. Матвей потихоньку стал продвигаться к двери читальни.
Любовь Андреевна опустила на минутку книгу:
— Ты куда?
— К Стеше пойду…
— Никуда ты не пойдёшь. Сядь!
Пришлось Матвею сесть на место.
Во время ужина Любовь Андреевна успела поговорить с воспитательницей пятого класса. Та была очень недовольна Стешей. Бегая под ливнем по саду, Стеша вымокла до нитки, ужинать отказалась, сидела на своей кровати, закутавшись в одеяло и не разжимая губ.
— Трудная девочка, — сказала воспитательница. — И зачем Сергей Петрович вообще позволяет держать в спальне то птиц, то каких-то ежей? У мальчиков из четвёртого класса целый месяц жил ёж под кроватью.
— А кто не трудный? — возразила Любовь Андреевна. — Матвей Горбенко, может быть, не трудный? Или Лихов, на которого внимания и сил приходится тратить больше, чем на половину класса? Кривинскую я считала как раз довольно лёгкой девочкой, она послушна, учится хорошо. И вот — пожалуйста! А насчёт зверей я с вами не согласна. Пусть держат и птиц, и ежей. Пусть заботятся о них…
Настроение у Любови Андреевны было неважное. Она старалась не показать этого ребятам, говорила с ними ровно, ласково, как всегда. Но всё равно они чувствовали, что их воспитательнице невесело. От этого, а главное, от тоскливой погоды все были подавлены.
Уныло разошлись по спальням. Все раздевались и укладывались молча. Даже Лихов не шумел и не паясничал, как обычно. Матвей, и так неразговорчивый, совсем воды в рот набрал. Как всегда, Любовь Андреевна присматривала за мальчиками. Девочки ложились сами, она навещала их позднее.
Почти все уже лежали в кроватях, когда вдруг откуда-то донеслись девчоночьи крики.
В конце коридора была расположена спальня третьеклассниц. Третьеклассницы только что прошли по коридору: карантин у них продолжался.
— Что за день! — пробормотала Любовь Андреевна. — Лежите, мальчики, я посмотрю, что там такое…
Любовь Андреевна заглянула в спальню третьеклассниц. Девочки столпились у одной из кроватей. Некоторые стояли на коленях и засматривали под кровать.
— Подумайте! — сказала Любови Андреевне воспитательница третьего класса. — Какая-то птица забилась под кровать и там сидит. — Нет ли у вас какой-нибудь коробки? Мы её туда посадим.
— У нас одна девочка вдруг испугалась! — стали объяснять третьеклассницы. — Думала, мышь под кроватью!
— Да-а, а там как шуршало! — заявила одна из воспитанниц, очевидно, та, которая подняла переполох. — Анна Петровна посмотрела, а там птица!
— Да ведь это, наверно… — обрадовалась Любовь Андреевна. — Не трогайте, пожалуйста, птицу! Я сейчас принесу клетку.
Быстрым шагом она вернулась в спальню, сказала весело:
— Матвей, сбегай к Стеше за клеткой! Быстро! Чтобы одна нога здесь, другая там.
Ни о чем не спрашивая, Матвей сбросил одеяло, вскочил с кровати и во весь дух помчался во второй этаж. Пятиклассницы опешили, когда внезапно распахнулась дверь и влетел Матвей.
— Ты что, арифметик противный? — возмутились пятиклассницы. — И без стука! Совсем распустился.
Не обращая ни на кого внимания, Матвей схватил пустую клетку, которая сиротливо стояла на тумбочке у Стешиной кровати, и опрометью кинулся вон из комнаты.
Когда он подал клетку поджидавшей его в коридоре Любови Андреевне, показалась Стеша. Торопливо оправляя платье, она подбежала к воспитательнице:
— Зачем клетка?
— Сейчас увидишь. Подожди здесь. У них всё ещё карантин. Я же тебе запретила входить!
Но Стеша, виновато глянув на Любовь Андреевну, уже стояла в спальне третьеклассниц.
Там царила суматоха: птицу не могли поймать. Она быстро перебегала из-под одной кровати под другую.
Едва птица метнулась по полу между кроватями, Стеша воскликнула:
— Чикот!
Бросилась на колени и в одну минуту схватила пробегавшую птицу.
— Скажите — птицелов! — удивилась воспитательница Анна Петровна.
— Спасибо! Спасибо! — твердила Стеша, прижимая к груди Чикота.
— Марш отсюда! — Любовь Андреевна слегка подтолкнула Стешу в спину, выпроваживая её из спальни. А сама осталась, рассказала третьеклассницам историю Чикота.
За дверью раздавался счастливый голос Стеши и радостные возгласы второклассников. Конечно, мальчишки повскакали с кроватей и высыпали в коридор.
Живи на воле!
На другой день море лежало зеркально гладкое, синее-пресинее под синим ясным небом. Вчерашний ветер посбивал много листьев. Но осталось их на ветках гораздо больше. Неподвижно стояли желтолистные и краснолистные деревья, отдыхая после вихревой трёпки. Глянцевито блестела на солнце вечнозелёная листва лавров и магнолий. Было так тихо, точно на свете никогда не бывало ни штормов, ни ураганов.
Тихо было и в скалах. Скалы нависли над балкой. Забраться к их подножию оказалось непросто. Стеша хваталась одной рукой за каменные выступы и осторожно лезла. В другой руке она держала клетку. Матвей карабкался позади Стеши.
За скалой нашлась уютная ложбинка, заросшая кустами.
— Вот тут Чикотушка и начнёт самостоятельную жизнь, — сказала Стеша. — Крыло зажило. Незачем ему больше в неволе томиться.
Она поставила клетку под кустом терна и открыла дверцу.
Чикот выпрыгнул сразу. Почти прижался к земле грудкой, замер на секунду. А потом быстро-быстро побежал в кусты. И вот уже не видно его: шуршит себе где-то дальше.
— Даже до свиданья не сказал, — легонько вздохнула Стеша. — Ну, ничего, всё равно он очень милый, правда?
— А ты зачем мне тогда не поверила, что я закрыл клетку? — с упрёком спросил Матвей.
— Опять ты за своё! Какой обидчивый! И вовсе я тебе не поверила. Наоборот, я поверила, что ты говоришь правду» Что ты по правде думал, что закрыл.
— Почему — думал? Я же закрыл!
— Ох, надоеда! Но ведь ты мог и ошибиться. Тебе могло показаться, что ты хорошо закрыл, а на самом деле — не закрыл. Соню вашу мне жаль!
— Нашла кого жалеть! Сонька просто гад.
— Ну, уж и гад! И це стыдно так говорить? Она злая очень, Соня. За это её и жаль. А может быть, она и не очень злая. А главное, злопамятная.
— За то, что плохой, злопамятный — жалеть человека? — удивился Матвей.
— Понимаешь… Не могу как следует объяснить… Но ведь злому худо живётся на свете. У меня, например, характер скверный, я это знаю, мне от этого разве лучше, а не хуже? Кстати, ты и сам-то не всегда добренький… Да ну, ладно. Всё равно ты ничего не понимаешь. Мал, наверно. Послушай, — не обращая внимания на то, что Матвей сидит на траве надутый, весело продолжала Стеша. — Ты знаешь, что в скалах живёт кто-то невидимый?
— Невидимый? Как так?
— А ты эхо когда-нибудь видел? Посмотри, может, увидишь. Сейчас я его позову. — Стеша приложила руки ко рту и крикнула:
— Ма-атвейка ждёт!
В скалах отозвалось:
— Вейка дёт!
— Видишь, дразнится, а не показывается, — засмеялась Стеша.
Матвей тоже засмеялся, потом сказал:
— Папа мне рассказывал про эхо. Можно заранее вычислить, какое где будет эхо. Только это трудно. Надо принять во внимание…
— Тебе бы только вычислять! — перебила Стеша. — Вот уж ненавижу! А ты сказал воспитательнице, что пойдёшь со мной выпускать Чикота?
— Забыл. Она с кем-то разговаривала.
— Совести у тебя нет, — вздохнула Стеша. — Так тебе повезло, просто не заслуживаешь!
— В чём мне повезло?
— В том, что у вас такая воспитательница.
— Какая?
— Добрая. Позволяет тебе убегать. Ты же вечно где-то бродишь. Сама, наверно, со страху умирает, когда тебя нет — ведь отвечает же за каждого. А всё-таки отпускает. Я бы, например, ни за что не разрешила мальчишке где-то шататься. Будь я воспитательницей. Охота была волноваться!
— Тонька из шестого на шаг не отпускала, — вспомнил Матвей. — Когда за нами смотрела.
— Вот видишь! Нет, Любовь Андреевна у вас просто замечательная. Чтобы тебе было лучше, готова мучиться.
Матвей слушал с большим удивлением. Никогда он не задумывался, почему ему удаётся разгуливать одному и как к этому относится Любовь Андреевна.
— Да откуда ты знаешь, что она мучается?
— Видела сколько раз, как она на тебя смотрит, когда ты появляешься после отлучки своей.
— А как она смотрит?
— Мол, наконец-то! Ясно, тревожилась.
— Странно… — Матвей пожал плечами.
— Вот тебе и странно! Представь, что тебе совсем не удавалось бы побыть одному. Хорошо бы тебе было? И как бы ты свои драгоценные задачки решал?
