Яков Длуголенский - Жили-были солдаты
На автобусе было написано «Водокачка — Центр. Круговой».
Брат кричал:
— Я его нашёл! Нашёл! А где вы ходите?!
— Он нашёл друга нашего дедушки, — переводили братья Зубову. — Он долго искал. Он спрашивает, где мы были. Он немножко сердится, но он очень хороший человек, наш Левон…
Тут автобус остановился у водокачки, Левон, не вылезая, подал команду:
— Втаскивайте!
И братья поспешно втащили мешок в автобус.
— А ты? — крикнули они растерявшемуся Зубову.
— Я? — ответил Зубов. — Я — солдат. Я сам найду дорогу.
Братья, стоя на подножке фырчащего автобуса, виновато вздохнули, потом поглядели на Зубова, и Гурам сказал:
— Ты извини нас, друг. Мы бы не уехали… Мы бы вместе с тобой без всякого автобуса искали дорогу… Но мы боимся: дыни испортятся. Запиши наш адрес: аул Цховребво. Будешь в горах — заходи!..
И, ещё раз вздохнув, уехали в автобусе.
МУЗЕЙ«Как же это я раньше не догадался про автобус? — думал Зубов, благополучно выходя через, пятнадцать минут на центральную улицу. — Ведь автобус оставляет следы. И если бы я сразу пошёл по этим следам — давно бы вышел на центральную улицу!.. Впрочем, горцы тоже не догадались…»
Тут Зубов подошёл к краеведческому музею, вошёл и сразу увидел горшки и прялки, сарафаны и телеги, уздечки и сёдла, но не эти вещи волновали Зубова: он хотел увидеть бабушкину саблю.
— Примкните к экскурсии, — сказали Зубову.
Зубов примкнул.
И экскурсия, словно только и дожидалась Зубова, сразу началась.
Молодой экскурсовод подошла к карте, висевшей на стене, и сказала:
— Перед вами, товарищи, старинный план нашего города. Так он выглядел раньше. Это крепость. А это палата, где жили когда-то бояре. Сейчас в одной из таких палат размещается наш музей. Вы видите, как запутаны на плане улицы. Это не случайно. По преданию, безвестный архитектор так спроектировал и построил город, что, войдя в город, враг в нём запутывался. Для посторонних наши улицы — сплошной лабиринт.
«Это уж точно», — подумал Зубов.
— Вот перед вами макет старинной оружейной мастерской, где делали всякие пищали и пушки. Такая мастерская стояла раньше в крепости. А теперь перейдём к экспонатам, рассказывающим о старинном быте нашего города… Перед вами прялка — подарок нашей жительницы Прасковьи Ильиничны Дроздовой. Между прочим, Прасковья Ильинична в этом году подарила нашему музею ещё и старинную саблю…
«Ага!» — радостно подумал Зубов.
— Сейчас вы её увидите… Вот, — перейдя в соседнюю комнату, сказала экскурсовод, — перед вами эта сабля…
Все посмотрели на саблю.
Зубов тоже.
Под саблей было написано:
«Дар П. И. Дроздовой городскому музею».
«Молодец, бабушка! — подумал Зубов. — Может быть, какой-нибудь твой древний предок и поймал заплутавшегося злодея с этой саблей и посадил к себе в погреб. А потом исправившегося злодея выпустили, а сабля осталась…»
— Обратите внимание, — продолжала экскурсовод, — рядом с саблей — тяжёлый меч. Между прочим, его подарил музею мой дедушка…
— Что, в подполе нашёл? — понимающе спросил Зубов.
— В огороде.
— У меня есть вопрос, — перебивая всех, спросил мужчина в тюбетейке. — Интересно знать, сколько этот старинный меч весит и может ли его поднять простой нынешний человек?..
— А вот это мы сейчас проверим, — улыбаясь, сказала экскурсовод. — Вот мы сейчас попросим товарища солдата… (Зубов хотел спрятаться, но было поздно) взять этот меч. Берите, не стесняйтесь, товарищ солдат…
— Я? — оглядываясь, спросил Зубов, будто в экскурсии были ещё солдаты.
— Вы, вы. Наденьте на голову шлем… И возьмите щит…
— Пусть одевает ещё кольчугу, — потребовал всё тот же человек, — чтоб всё, значит, было по форме…
Зубов хотел было возразить, хотел было сказать, чтоб мужчина сам, если ему нужно, надевал на себя кольчугу, но увидел, что экскурсовод расстраивается, и, чтоб не огорчать её, снял со стены шлем.
— Ого! — сказал он. — Как раз по голове!
Шлем был не лёгкий, но держать его на голове было можно.
Затем Зубов снял со стены щит, чуть не уронил его («Ого!» — подумал Зубов) и прислонил к стене.
Затем взялся за меч.
— Не, современный человек не может, — сказал мужчина.
Это заявление очень огорчило Зубова. Он сказал:
— Не может? Тогда вот, смотрите…
Ухватил щит в одну руку, меч в другую и пояснил:
— Я только двигаться с ним не могу, а так — могу.
— Как видите, — удовлетворённо сказала экскурсовод, — современный человек может.
Тут Зубов повесил на место экспонаты, хотел идти с экскурсией дальше, но любознательный мужчина стал на этот раз спрашивать о старинных пушках и пищалях: сколько они весят да сможет ли их сдвинуть с места современный человек?
И Зубов понял: надо уходить. Он и так видел: пищаль весила раза в четыре больше современного автомата, а пушку он навряд ли вообще мог сдвинуть.
«Ничего, — подумал Зубов, — в другой раз всё досмотрю…»
— Вы уходите уже? — огорчилась экскурсовод.
— Ухожу, — сказал Зубов.
— Приходите, когда меньше будет народа. Я вижу, вы интересуетесь старинным оружием…
— Интересуюсь, — сказал Зубов.
Он вышел опять на центральную улицу, собираясь направиться прямо в кино, но тут из соседнего палисадничка выбежал какой-то старичок и, чуть не плача, сказал:
— Товарищ солдат!..
— Что? — спросил Зубов.
— Очень прошу, — сказал старичок, — употребить на моего внука всё своё солдатское влияние. Вот он там в доме сидит, мой внук.
— А что он там сидит? — спросил Зубов.
— Простуда, — ответил старичок. — И ни один доктор к моему внуку подступиться не может. Даже участковый врач товарищ Гаврилова. Как только она появляется, мой внук — его зовут Митя — залезает под диван и не желает принимать ни аспирин, ни хлористый кальций. Скажите, пожалуйста, разве можно в такой обстановке его лечить?
— Нет, — подумав, ответил Зубов, — нельзя.
И направился вместе со старичком в дом, чтобы употребить на мальчика Митю всё своё солдатское влияние.
ЗУБОВ ЗНАКОМИТСЯ С МИТЕЙВошёл Зубов в дом, повесил на гвоздик пилотку, огляделся — нету мальчика!
— Что, — спросил Зубов, — уже сидишь?
— Сижу, — подумав, ответил Митя из-под дивана; он ожидал доктора, а это был явно не доктор. — А вы кто?
— А я — рядовой Зубов из нашей доблестной дивизии. Меня в увольнение до семнадцати часов отпустили.
Так что ничего — сиди, — сказал Зубов. — Меня всё равно не пересидишь.
И сел на стул.
Вообще-то говоря честно, он не знал, как дальше разговаривать с мальчиком, но когда-то он и сам был мальчиком, поэтому думал: всё образуется.
Смотрит Митя из-под дивана: Зубов сидит.
Час, наверное, проходит — Зубов сидит.
Да ещё к тому же начинает играть с дедушкой в шахматы. С закрытыми глазами.
«Может, — думает Митя, — его действительно до семнадцати часов отпустили?»
Предупредил он на всякий случай деда и Зубова, что никаких лекарств всё равно принимать не будет, и вылез из-под дивана.
— Ну, здравствуй! — обрадованно сказал ему Зубов.
— Здрасте, — неуверенно сказал ему Митя. — А это правда, что вы играете с закрытыми глазами?
— Нет, — сказал Зубов, — я подглядываю.
— Это нечестно! — возмутился дедушка.
— А разве честно играть против меня с открытыми глазами?
Тут они посмеялись немного, Зубов попросил поставить для него на огонь картошку — потому что проголодался очень, а потом сказал:
— Между прочим, был в музее.
— Ну? — спросил Митя.
— Видел пушки и пищали. А один человек не поверил, что я смогу надеть на себя древний шлем, взять в руки щит и меч и не упасть при этом.
— И не упали?! — открыв рот, спросил Митя, да так его и не закрыл.
— Не упал, — ответил Зубов. — Мы, солдаты, когда нас заденут, особенно крепко на ногах держимся. Мы через горы и леса без компаса проходим, с самолёта, между прочим, с закрытыми глазами прыгаем… Значок, между прочим, вот этот видел? — И Зубов указал на раскрытый парашютик.
— Это что, парашютик? — спросил Митя.
— Да, за прыжок с самолёта на парашюте.
— Ха! — сказал Митя, чувствуя, что проигрывает и что
Зубов явно берёт над ним в этом разговоре верх. — Ничего страшного — прыгнуть с парашютом! Я бы прыгнул!..
— Из самолёта, ночью? — спросил Зубов.
Тут Митя надолго задумался. Конечно, он мог бы сказать: «Да, прыгнул бы!», но он был человек справедливый и поэтому промолчал.
— А вы прыгали? — спросил он.
— Днём, — сказал Зубов. — Один раз. А ночью не прыгал.
— Но прыгнете? — не отставал Митя.
— Прыгну, — твёрдо сказал Зубов.
— А он лекарства боится пить, — появляясь, сказал дедушка.
