Джинн Бёрдселл - Пендервики на улице Гардем
— Ты спишь? — спросила Джейн.
— Нет, — откликнулась в темноте Скай. — Слушаю.
— Я тоже.
— Ага.
Обе продолжали прислушиваться, но внизу было тихо. Потом где-то совсем рядом скрипнула дверь.
— Это Розалинда, — прошептала Скай.
— Ага.
Обе тихонько встали и на цыпочках вышли из комнаты.
Розалинда стояла в конце коридора, перед лестницей, завернувшись в большое стёганое покрывало. Она развела руки в стороны и молча пустила сестёр к себе, и они завернулись в покрывало уже втроём. А через несколько минут послышался звук, которого все ждали: к гаражу подъехала папина машина.
Тут же снизу донеслись торопливые шаги — это из гостиной в прихожую выскочила тётя Клер. Наверно, она тоже ждала. Сёстры попятились в тень.
Наконец входная дверь отворилась, и вошёл папа.
— Ну что, Мартин? Как?
Он рассмеялся, но смех получился какой-то похожий на стон.
— Cruciatus.
— Переведи!
А потом взрослые ушли в гостиную. Если мистер Пендервик и перевёл свой ответ, то наверху этого никто не услышал. Скай и Джейн с надеждой обернулись к Розалинде, но та лишь пожала плечами.
— Откуда я знаю, что такое cruciatus? Мы этого ещё не проходили.
— Ты всё же учи эту латынь поскорее, — вздохнула Джейн. — Иначе мы никогда не будем знать, что у нас в доме происходит.
— Может, это и хорошо, — зевая, заметила Скай.
— Нет уж, ничего в этом нет хорошего! — Розалинда сердито сдёрнула с сестёр покрывало. — Всё, спать пора. И постарайтесь как следует выспаться, потому что завтра нам всем придётся кое о чём подумать.
Она развернулась и ушла к себе в комнату.
— О чём? — спросила Джейн.
— Не знаю, — Скай мотнула головой. — Но мне это думание уже заранее не нравится.
Глава шестая
План папоспасения
— Да нет, я точно привозила с собой тапочки, — сказала тётя Клер.
Воскресный день заканчивался, и тётя Клер уже готовилась к отъезду. Розалинда помогала ей собрать вещи.
— Вот эти? — послышался голос Розалинды откуда-то снизу.
Она вылезла из-под кровати, держа в руках красные шлёпанцы с опушкой. Опушка местами была влажная и слипшаяся, и у одного шлёпанца на самом видном месте красовалась большая рваная дыра.
— Ну, Пёс мне удружил…
— Надеюсь, это были не самые твои любимые тапочки?
— Нет, не самые. Просто любимые, — сказала тётя Клер, опуская шлёпанцы в мусорную корзину. — Он, наверно, рассердился на меня из-за этого свидания. Но кто же знал, что он решит в отместку загрызть мои шлёпанцы?
Конечно, Розалинда понимала, что тётя пытается её рассмешить. Но она не могла заставить себя смеяться. Всё, что прямо или косвенно связано с папиным свиданием, — всё это ни чуточки, ни капельки не смешно, считала она. Поэтому, не говоря ни слова, она просто свернула тётин купальный халат и положила его в раскрытый чемодан.
— Вижу, что и ты, моя милая племянница, сердишься на меня не меньше Пса. Ну хочешь, на, тоже погрызи. — Тётя Клер вручила Розалинде пару своих носков. — Вдруг поможет!
— Я не сержусь.
— Сердишься, сердишься.
— Ну хорошо, чуть-чуть.
— Уже теплее, — сказала тётя Клер. — Девочка моя, я понимаю: тебе и твоим сёстрам сейчас странно… или даже страшно думать о том, что папа с кем-то встречается. И ваша мама это предвидела — и очень за вас беспокоилась. Но она и за папу беспокоилась. Не хотела, чтобы он остался одиноким.
— Папа ни разу не жаловался на одиночество! — Розалинда бросила тётины носки в чемодан и захлопнула крышку.
— Знаю, что не жаловался. Но согласись, хорошо ведь, если он иногда будет встречаться с новыми людьми… я имею в виду, с женщинами. Это же очевидно?
Пока что Розалинде очевидно было одно: никакой радости вчерашняя встреча с новой женщиной папе не принесла. Она потом заглянула в латинский словарь и выяснила, что такое cruciatus. Оказалось, «пытка». Бедного папу пытали! Сначала за ужином, а потом ещё в кино. Вообще-то она была даже рада, что свидание папе не понравилось: значит, хотя бы на мисс Мунц он точно не женится.
Но всего этого словами не объяснишь. Поэтому, чтобы тётя Клер не обиделась, Розалинда просто прижалась на миг к её плечу и сказала:
— Я отнесу твой чемодан в машину.
Поставив чемодан в багажник, она уселась на траву и продолжила думать о том, о чём думала непрерывно вот уже полтора дня: как пресечь этот кошмар со свиданиями? Нужен был план. Но ничего путного в голову не приходило. Разве что название: «План папоспасения». Конечно, в глубине души — на самом её донышке — она понимала, что честнее было бы назвать его как-то по-другому, например «план Розалиндоспасения» или хотя бы «план сестроспасения». Но в этом Розалинда даже себе не готова была признаться. Да и, в конце концов, не она же придумала слово cruciatus, папа сам его сказал!
Неведомо откуда прилетевший овальный мяч шлёпнулся на траву и отскочил Розалинде прямо в руки.
— Томми! — вскрикнула Розалинда, потому что кто же ещё мог так нахально запустить в неё мячом?
И она не ошиблась — с той стороны улицы к ней вприпрыжку бежал Томми Гейгер, в шлеме и в наплечниках.
— Я на тренировку. Не побегаешь со мной?
— Нет. — Точным броском она вернула ему мяч.
— Тогда, может, позже? — Томми, с мячом под мышкой, плюхнулся рядом с ней.
— Нет, — сказала Розалинда и вернулась к своему плану. Присутствие Томми ей ничуть не мешало: для неё он был частью улицы Гардем — как клёны у домов или парковка в конце улицы.
— Джейн мне сказала, что у мистера Пена вчера было свидание. — Томми несколько раз подряд подбросил мяч вертикально вверх. — Как прошло?
— Кажется, прекрасно.
— М-м-м… То есть ему эта мисс понравилась?
— Наоборот! Она ему не понравилась, и это как раз прекрасно. Знаешь, когда я обо всём этом думаю, мне вспоминается Аннин папа… И ещё один наш друг, с которым мы познакомились летом.
— Кегни, что ли? — спросил Томми.
— А? — Розалинда имела в виду не Кегни, но дело было не в этом. Просто она вдруг поняла, что она ведь так ничего и не рассказала тёте Клер: как она думала, что влюбилась, и как у неё колотилось сердце…
— Ну, Кегни, садовник. Который уже почти взрослый и вообще такой весь из себя, тыры-пыры.
— Что значит «тыры-пыры»? Да что ты о нём знаешь? Я же тебе даже ничего не рассказывала! Хотя это не важно — сейчас-то речь не о нём, а о Джеффри. А Джеффри ровесник Скай, никакой не взрослый.
— A-а. Ну, значит, я не так тебя понял.
Розалинда только покачала головой. Томми иногда глупеет прямо на глазах — что с ним такое?
— Так вот, мама этого Джеффри…
— Но ты всё же вспомни, ты мне кучу всего нарассказывала про своего Кегни. Хочешь, докажу? Он болеет за «Ред Соке», так? В школе играл в баскетбольной команде, так? Мечтает стать учителем истории, потому что помешан на Гражданской войне. А на прощание он подарил тебе розу, и ты её посадила у себя под окном, разве не так? Ещё у него была подружка по имени Катлин…
Розалинда досадливо взмахнула рукой.
— Всё ясно. Замечательно. Про Кегни ты больше не услышишь от меня ни слова. Но я же тебе объясняю: сейчас я говорю о другом. Мама Джеффри встречалась с Декстером, а он…
— Вот и хорошо, что о другом. Мне совсем не интересно слушать, какой этот Кегни хороший-расхороший.
— Знаешь что, Томми? А мне… мне вообще не интересно с тобой разговаривать.
— А мне с тобой! — Он вскочил. — Пойду лучше тренироваться.
— Вот-вот, иди, тренируйся. Кстати, тебе не кажется, что ходить всё время в футбольном шлеме — глупо?
— Я… Ты… — Но тут в горле у него будто что-то булькнуло, и он ушёл, топая бутсами.
Всё это было как-то странно: Томми обычно не булькал и не топал. Но Розалинде сейчас некогда было разбираться, с чего он так взвился, — все её мысли были о папиных свиданиях. А к тому моменту, когда в дверях появилась тётя Клер, Розалинда уже и думать забыла про Томми.
Сёстры не любили провожать тётю Клер. Точнее, они не любили, когда она уезжала. Но сейчас все испытывали невольное облегчение от того, что выходные наконец закончились и с ними вместе закончился кошмарный ужас (именно так они будут называть его всегда, до конца жизни) первого папиного свидания.
Впрочем, в очередь — обниматься с тётей Клер — выстроились, как обычно, все Пендервики.
— Спасибо за подарки, — сказала Розалинда: её очередь была первой.
— Только в следующий раз приезжай, пожалуйста, без них, — добавила Скай, вторая в очереди.
Тётя Клер рассмеялась. Она прекрасно всё поняла.
Джейн тоже всё поняла. Обнимая тётю Клер, она прошептала:
— А по-моему, книжки всегда хороши, даже когда нет никаких неприятных известий.