Владислав Крапивин - Трофейная банка, разбитая на дуэли

— Вот… ну, то, что обещал…

Зина взяла, раскрыла. Медленно заулыбалась. Фонарик стоял рядом, но не любопытствовал: наверняка он видел рисунок раньше. А Лодька не видел. Он потянулся с перил:

— Можно поглядеть?

Зина вскинула от тетради посветлевшие глаза.

— Валерик, можно?

Сидоркин пожал плечом с заплатой на рыжей рубашке: мол, как хочешь.

Лодька прыгнул на половицы, встал рядом с Зиной.

На широком нелинованном листе был карандашный Зинин портрет. Удивительно похожий и… будто с дрожащим над листом робким светом. Взглянувшие прямо на тебя глаза, дрогнувшие в полуулыбке губы, шевельнувшаяся на ветру прядка…

Лодька заметил, что Валерка смотрит с деланным равнодушием, за которым прячется вопрос: «Что скажешь?»

— Обалдеть… — шепотом сказал застеснявшийся Лодька. Потом добавил: — Как живая…

Потом, во взрослые годы, Лодька (Всеволод Сергеевич) не раз вспоминал Валерку и думал: как у маленького Сидоркина, сына шумного, многочисленного и бедного семейства появился этот светлый дар? Отец был возчиком, доставлял на телеге в магазины со складов разные товары (и, кстати, любил катать на этой «тачанке» своих и чужих ребятишек). Мать работала уборщицей в стоявшем неподалеку драмтеатре. Старшие братья и сестры — личности ничем не примечательные. Да и сам Валерка со стороны казался обычным уличным шалопаем. Но иногда вдруг прорезалось в нем вот это…

— Если надо, возьми себе насовсем, — насупленно выговорил Сидоркин.

— Ой, Валерик, спасибо…

И тут принесло Борьку (никогда не склонного к лирике). Зина сунула тетрадку за спину. Борька булькал восторгом, как недавно Лодька.

— Ну, кинуха!..

Он с ходу принялся пересказывать Валерке и Фонарику лихие похождения Диего, и те легко заразились его возбуждением (а кто не заразился бы?). Но на сегодняшний сеанс (на 18 ч.) было уже не успеть, Гарик и Сидоркин решили, что побегут в клуб завтра к середине дня, а сейчас помчались по домам — заранее выпрашивать у родителей рубли на билеты.

Зина, пятясь, ушла в дверь дома.

Борька поволок Лодьку в свою кладовку, что была в крохотной будке рядом с сараем — жилищем коровы Дуни. Здесь он за кусками фанеры и досок отыскал несколько обрубков стальной проволоки — не такой из которой делали шнуровку, а гораздо толще. Из нее в прежние годы Борька и Лодька мастерили «каталки» для обручей, которые принято было гонять по тротуарам.

Теперь проволока, понятное дело, пошла на клинки…

Делать настоящие рукояти — с деревянными эфесами и жестяными щитками — не хватило терпения (решили, что это потом). А пока просто концы каждого проволочного куска выгнули петлей. Так, что образовались скобы и перекладинки — для защиты пальцев. Ну и сразу — дзынь, дзынь!..

О, как восхитительно звенели упругие проволочные клинки! Не хуже, чем шпаги Зорро и его врага — коварного капитана! Удар, защита, ответный удар! И еще, еще!..

Но скоро оказалось, что все не так просто и радостно. Это когда у Лодьки на плече оказалась рассажена кожа, а у Борьки — от ответного выпада — появилась на щеке красная черта с мелким кровяным бисером.

— Царапина взбодрила меня, — храбро повторил Борька слова Диего, сказанные в поединке с капитаном. Но, по правде говоря, она его не очень взбодрила. Да и Лодьку тоже. Оба малость поостыли. Сообразили, что дело может кончиться худо, если махаться без оглядки. Конечно, проволочные шпаги не были отточены, однако и защитных наконечников, как у тренировочных рапир, у них не было.

— Надо правила выработать, — сказал Борька, трогая щеку помусоленным пальцем. — Чтобы в рожу не тыкать и не колоть будто навылет…

— И приемы надо изучить. Помнишь, как там, в начале картины, офицеры тренируются? Шеренга против шеренги. Нападение, защита, ответный удар. По- благородному так…

Они стали отрабатывать «благородные» приемы. Прямо у крыльца. Софья Моисеевна время от времени кричала в окно, чтобы Борька шел учить английский, а то вот придет Моня… Борька отмахивался клинком, как от неуклюжих калифорнийских стражников. Но тут на веранде появилась Каблучиха, заголосила издалека:

— Боренька, не мог бы ты сходить встретить Дуню?! А то у меня спина совсем разболелася…

Борька плюнул:

— Вот и занимайся тут английским! Только соберешься, как сразу Дуня…

Отказать старухе он не мог. Кирпичная избушка, где жили Аронские, принадлежала, как и большой дом, Каблучихе (считалась хозяйственной постройкой). От Борькиного поведения во многом зависело, будет ли бабка настырно требовать очередную квартплату или обождет…

На следующий день благородный разбойник Зорро невидимо носился по улицам. Там и тут возникали на заборах знаки Z, начертанные мелом и оранжевыми обломками кирпича. За этими заборами то и дело слышался металлический звон и деревянный стук самодельных клинков…

Когда Лодька и Борька со своим оружием и запасной проволокой появились на Стрелке, народ встретил их с шумной радостью. Сразу были изготовлены еще несколько шпаг. Лодька и Борька, ощутив себя идейными вдохновителями, разъяснили, что главное — не просто уткнуть в противника шпагу, а сделать это красиво и по правилам. «Чтобы ощутить поэзию фехтовального искусства», — думал про себя Лодька, но вслух такие слова произнести не решился. Потому что всякие ведь есть люди! Синий и Гоголь, небось, сразу же загогочут… Впрочем, и они сейчас Лодьку и Борьку слушались без вредностей. Те построили фехтовальщиков-новобранцев двумя шеренгами: Толька Синий, Рашид Каюмов и Фонарик против Сидоркина, Вовки Гоголева (который и есть Гоголь) и Костика Ростовича.

Вовка (одногодок и вечный приятель-соперник Синего) и кудрявый десятилетний Костик (сын «замначальника» городской автоинспекции) только сегодня утром вернулись из пионерского лагеря, фильма «Таинственный знак» еще не видели, но сразу прониклись общим азартом…

— Сперва вы наносите сверху удар! — командовал вошедший в роль тренера Лодька…

— А вы защищаетесь… вот так… и отвечаете, но не рубящим, а колющим ударом! Потом делаете обманное движение и бьете сбоку…

Наверно, любой, кто хоть немного знаком с настоящим фехтованием, покатился бы от смеха, увидев эту «тренировку». Но мальчишки с проволочными шпагами относились к делу с великой серьезностью. Запыхавшись, повторяли выпады и защиты, и это было почти так же занимательно, как бой-поединок…

О правилах боя договорились в самом начале и железно: по голове не бить, в лицо и шею не колоть, сильно не «тыкать» и ноги, если они голые (как у Костика и Фонарика), не задевать…

Потом разбились на пары — и началось!

Оказалось, что все разученные приемы разом позабыты. Лодьке пришлось растаскивать Синего и Гоголя, которые бросили шпаги и вцепились друг в друга. Фонарику, несмотря на строгие правила, Рашид украсил длинной ссадиной ногу, а сам заработал от него клинком по уху…

К счастью, появились Атос, Лешка Григорьев, Шурик Мурзинцев (со Славиком Тминовым на плечах), а за ними — сонный и хлопающий губами Цурюк. Старшие быстро навели порядок. Если кто-то превращал благородный поединок в драку, то на первый раз ему — пинок, на второй — вообще отдыхай на поленнице, рядом со смирным Славиком.

Сами старшие за шпаги не брались. Может, и хотелось им, да, видимо, считали, что несолидно уже… Шурик Мурзинцев чиркал карандашиком в блокноте — наверно, для своей «летописи». Только Цурюк сунулся: дайте, мол, с кем-нибудь посражаться. Но ему сказали, что он еще не знает приемов и пусть посидит, как Славик. Цурюк стал уныло доказывать, что приемы знает лучше всех, но тут прикатил на новеньком звенящем велосипеде «ЗИЧ» Вовчик Санаев. Это был одноклассник Атоса и Лешки, сын известного в городе хирурга. Велосипед ему купили только вчера. Все, конечно, обступили счастливца. Сверкающий руль «ЗИЧа» был круто изогнут, как у гоночного велосипеда. Подержаться за такой (поскольку прокатиться все рано не дадут) и то была радость. Вся старшая компания отправилась в обширный двор, именуемый «большая ограда» — испытывать новинку. Потащился туда и Цурюк — вдруг и ему дадут проехаться?

Остальные снова взялись за оружие.

Но, едва зазвенели клинки, как опять появился велосипедист. Вовка Неверов. Его велосипед был, в отличие от санаевского, ржавым и дребезжащим. Не поймешь даже, какой марки, потому что собран из «всякого утиля». Но все равно сразу несколько человек заныли: «Фома, дай прокатиться». Вовка великодушно толкнул велосипед от себя: вот, мол, вам на растерзание. Синий, Сидоркин и Фонарик подхватили его в шесть рук. Синий первый сумел прыгнуть на седло и покатил, вихляясь, в объезд Стрелки, вдоль поленниц. Фонарик и Сидоркин побежали следом, требуя, чтобы Толька уступил им очередь после первого же круга…