Юрий Ермолаев - Можете нас поздравить!
— «Хорошо», «отлично», «хорошо», «отлично», опять «отлично»!
— «Посредственно»! — обрадовался Командировочный Витька и спросил: — По-теперешнему это троечка?
— Тройка, — кивнула головой Елизавета Павловна, — но она единственная. Больше «посредственно» не найдёте.
Я, на всякий случай, списал отметки Нади, а потом стал вместе со всеми рассматривать фотографии её класса, которые сохранились у Елизаветы Павловны.
— Вот это да! — ахнул я, взглянув на Надю. — И на героиню-то совсем не похожа. Лицо даже смешливое, и сама худенькая! — Я вспомнил статью из старой газеты, которую Игорь читал нам на сборе, и сказал: — Один раз Надя выслеживала вражеского стрелка и просидела на дереве в большой мороз весь день.
Елизавета Павловна о чём-то задумалась, а потом ответила мне:
— Упорная она была, это верно. Уж что задумает, добьётся. Надя часто занималась с отстающими. Однажды ей попался такой лентяй, который ничего не хотел делать. — Елизавета Павловна взяла одну из фотографий и показала нам этого лентяя.
— С виду очень приличный парень, даже не подумаешь, — сказал Борька-Кочевник и усмехнулся.
А мне показалось, что этот лентяй чем-то смахивает на нашего Наследного Принца.
— Важный какой, точно первый ученик в классе, — сказал я и покосился на Федьку.
Но он не обратил на меня никакого внимания, ждал, что расскажет Елизавета Павловна дальше.
— Так вот, — продолжала она, — вызываю я как-то этого мальчика, спрашиваю — ничего не знает. Даю решить задачу — не может. Ставлю ему двойку. После этого поднимается из-за парты Надя и говорит: «И мне двойку ставьте. Я тоже её заслужила, раз не могла выполнить ваше задание — заставить своего подшефного заниматься».
— Поставили вы ей двойку? — встрепенулась Аня.
Елизавета Павловна улыбнулась:
— Нет, не поставила. Наш лентяй слово дал подтянуться.
— Сдержал он слово? — спросил Павлик.
— Почти, — ответила Елизавета Павловна, — стал с грехом пополам на троечках плестись. Ужасный лодырь был.
Весь этот разговор Принцу-Федьке не нравился. Он всё время ёрзал на стуле, а потом вдруг встал и протиснулся к двери.
— Куда ты? — спросила его Аня.
— Жарко тут, — буркнул Федька, — приду сейчас… — и вышел.
Я сразу заволновался. Хорошо, если он отдышаться вышел или ещё зачем. А вдруг обозлился и задумал что-нибудь натворить? Наложит, к примеру, в портфель Елизаветы Павловны снега (она портфель в сенях оставила). Или верёвку у белья перережет, которое на крыльце сушится. Да мало ли что от него ожидать можно! О чём Елизавета Павловна ещё рассказывала, я уже не слушал, сидел точно на иголках. Очнулся только, когда Аня громко сказала:
— А теперь мы сфотографируемся!
— Надо позвать Батова, — спохватился я и выбежал на крыльцо.
Федьки нигде не было.
— Батов! — крикнул я.
В ответ мне только собака из будки прорычала, дворняжка мохнатая.
«Наверное, он ушёл к машине», — подумал я и вернулся.
Ребята уже расселись вокруг Елизаветы Павловны.
— Становись рядом с Павликом, — приказала мне Аня и стала наводить на нас аппарат. — Внимание!
— Жевать можно? — спросил Борька-Кочевник как раз в тот момент, когда Аня щёлкнула затвором. — Ну вот, теперь я с открытым ртом получусь, — расстроился он.
Аня сделала второй снимок. На нём Борька выйдет уже застывший, как статуя. Потом Аня встала на моё место, и я щёлкнул затвором. После этого мы начали прощаться. Аня поблагодарила Елизавету Павловну за её рассказ и извинилась, что мы оторвали её от дел. Елизавета Павловна хотела напоить нас чаем, но мы отказались. На улице уже темнело.
— Когда у нас будет открытие музея Нади Матвеевой, мы обязательно вам напишем, — сказал я.
— Приезжайте к нам тогда, — загалдели ребята, — а если вы что ещё о Наде вспомните, напишите.
На этом мы и расстались.
Мы — снайперы
Напротив дома Елизаветы Павловны через дорогу был небольшой лесок. С одной из ёлок вдруг раздалось:
— Снайпер Матвеев, огонь!
И в нас полетели снежки. На ёлке сидел Принц-Федька и смеялся, глядя, как мы вытряхиваем снег из-за воротников.
— Я тоже снайпер! — крикнул Командировочный Витька и полез на другую ёлку.
Мы стали кричать им:
— Слезайте! Чего вы? Ехать пора.
Но Принц-Федька ничего не хотел слушать. Он залез чуть ли не на самую макушку и стал стрелять оттуда в нас из воображаемого автомата.
— Трах-тах-тах-тах! — неслось с ёлки. — Трах-тах-тах!
— Что ж ты в своих стреляешь? — закричал ему Борька Кочевник и бросил в Принца снежком.
Мы тоже стали кидать в него снежки. Даже Витька со своей ёлки кидал снежки в Принца.
— Ах так! Все на одного! — закричал Федька. — Ну, держитесь! — Он дождался, когда я подбегу поближе, и стряхнул мне за шиворот с ветки, на которой стоял, большую шапку снега. Ветка сильно наклонилась, Федька не удержался и скатился в снег. Мы дружно захохотали.
— Так тебе и надо, не стреляй в своих, — сказал Павлик.
Витька слез с соседней ёлки и вместе с нами вышел на дорогу. А Принц всё сидел в сугробе и не собирался подниматься.
— Вставай! — замахала ему рукавичкой Аня. — Чего ты расселся, уже поздно.
Мы пошли дальше, а Принц-Федька и не думал вылезать из своей снежной ванны.
— Вот упрямый! — возмутился Павлик.
— Стойте, он нам рукой машет, — сказала Аня.
— Подманивает, — усмехнулся Павлик, — подойдём, а он как даст снежную очередь.
— А ну тебя! — отмахнулась Аня и направилась к Федьке.
Витька-Командировочный и я поспешили за ней. В случае чего, мы примем огонь на себя.
— Я не могу встать, — сказал нам Федька.
— Будет разыгрывать, — засмеялся Борька-Кочевник, — подойдём, а ты в снег пихнёшь. Знаем мы твои штучки-дрючки.
— Не пихну, — испуганным голосом проговорил Принц, — я в самом деле не могу встать. Наверное, ногу сломал.
Мы сразу притихли. Неужели Федька по-настоящему сломал ногу? Надо же! Опять в моём звене неприятность! Витька-Командировочный и я подошли к Батову. Он обнял нас за плечи и с трудом поднялся. Так мы и вышли на просеку. Тут Павлик, как санитар, потребовал, чтобы Принц показал ему ногу. Но лучше бы он не требовал. Только начал снимать валенок, Федька как закричит, точно его режут.
— У тебя сильный вывих, — поставил после этого диагноз Павлик, — если бы был перелом, торчала бы кость в сторону.
Бледный Принц чуть заметно улыбнулся.
— Постарайся сесть в автомобиль сам, а то Ане от матери достанется, — сказал ему Павлик, когда мы подходили к машине.
— Она нас всю дорогу пилить будет, — поддержал его Борька-Кочевник.
Чтобы подвести Принца к самой машине, мы сманеврировали и подошли к ней сзади. Оставили его у самого багажника. В автомобиль Принц-Федька влез сам. Анина мама сейчас же замахала руками, как наседка крыльями, и закричала:
— Кушать, кушать скорее!
— Кушать, давайте кушать! — согласно зашумели мы, очень довольные тем, что взрослые ничего не заметили.
Варвара Андреевна налила каждому из нас по чашке какао из трёхлитрового термоса и дала по кусочку хлеба с колбасой. Мы с удовольствием выпили какао и съели бутерброды. Во время еды Анин папа поинтересовался:
— Как успехи, разведчики?
— Здорово! — ответил Борька-Кочевник с полным ртом. — Узнали, как Надя училась, как отстающим помогала.
— Какие слова себе придумала, чтоб врагов побеждать, — добавила Аня.
— Что за слова? — удивился я.
— Вот те раз! — засмеялся Борька-Кочевник. — О чём же ты мечтал, когда Елизавета Павловна нам письмо от Нади читала?
«О чём мечтал? — разозлился я на Кочевника. — За Принца переживал. Вышел бы к нему раньше, может, он и ногу не сломал бы. Борьке только зубы скалить да бутерброды с колбасой уничтожать». Мне даже есть расхотелось после таких неуместных замечаний.
— Фотографировались мы с Елизаветой Павловной, — сказала Аня, отдавая фотоаппарат Григорию Михайловичу.
— И у меня удача, — оживилась Варвара Андреевна. — Пока вы узнавали про свою партизанку, я обошла несколько дач и облюбовала одну. Мне здесь понравилось. Я уже и задаток дала, чтоб другим не сдали. А то приедешь весной, а тебе от…
— Ой! — вскрикнул вдруг Принц-Федька и потянул больную ногу из-под переднего сиденья.
— Что случилось? — обернулась к нему Варвара Андреевна.
— Ничего, — поморщился Федька. — Моя нога была под сиденьем. Вы её прижали.
— Нечего совать ноги куда не положено. У меня же нет сзади глаз, — раздражённо сказала Варвара Андреевна.
— Мама, — укоризненно посмотрела на неё Аня и спросила Федьку сочувственно: — Больно?
— Не так уж, — сказал он и замолчал.