Януш Корчак - Как любить ребенка (часть 1)
Затем предстоит еще найти себя — в обществе, себя — в человечестве, себя — во вселенной.
Вот уже и волосы поседели, а работе конца-краю нет.
46
Мое.
Где источник этой мысли — чувства? Не сросся ли он с понятием «я»? Может, протестуя против пеленания рук, младенец борется за них как за «мои», а не как за часть своего «я»? Отбирая у него ложку, которой он бьет по столу, ты лишаешь его не собственности, а свойства, с помощью которого рука разряжает свою энергию, самовыражается новым способом, посредством звука.
Эта рука — не совсем его рука, скорее послушный дух Аладина, — держит бисквит, обретая тем самым новую ценную собственность, и ребенок защищает ее.
В какой мере понятие собственности связывается в нем с понятием ум.
Можно дать, а можно ведь и не давать — в зависимости от каприза, потому что это — мое.
47
Хочу иметь — имею, хочу знать - знаю, хочу мочь — могу: это три разветвления единого ствола воли, уходящего корнями в два чувства — удовлетворения и недовольства.
Младенец старается познать себя, окружающий его животный и растительный мир, потому что с этим связано его мышление. Спрашивая «это что?» — словами или взглядом, он ждет не названия, а оценки.
— Это что?
— Фи, брось, это бяка, не трогай!
— Это что?
— Это цветочек. — И улыбка, и приятное выражение лица, и разрешение взять в руки.
Порой, спросив о нейтральном предмете и в ответ получив голое название без чувственной мимической характеристики, ребенок глядит на мать и удивленно, словно бы разочарован но, повторяет название, растягивая слово, не зная, как быть ему с этим ответом. Он должен набраться опыта, чтобы понять, что наравне с желанным и нежеланным существует также нейтральный мир.
— Что это?
— Вата.
— Вааата? — И вглядывается в лицо матери, ждет знака, что ему следует думать об этом.
Если бы я путешествовал по субтропическому лесу в сопровождении туземца, я бы точно так же, завидев растение с неизвестными мне плодами, спросил бы его: что это? — а он, угадав вопрос, ответил бы мне окриком, гримасой или улыбкой, что это яд, вкусный плод или бесполезное растение, которое не стоит срывать и класть в рюкзак.
Детское «что это?» означает «каково оно? чему служит? какую пользу можно от этого получить?».
48
Обычная, но поучительная картина.
Встречаются двое детей, едва стоящих на нетвердых ногах. У одного мячик или пряник, другой хочет у него это отобрать.
Матери неприятно, когда ее ребенок что-нибудь отнимает у другого, не хочет дать, поделиться, одолжить. Ее коробит, что поведение ребенка нарушает благопристойность.
В сцене, о которой идет речь, события могут развиваться по-разному.
Один отнимает, другой смотрит удивленно, потом поднимает глаза на мать, ожидая от нее оценки непонятной ситуации.
Или: один пытается отобрать, но нашла коса на камень — атакуемый прячет вожделенный предмет, отталкивает нападающего, опрокидывает его. Матери бегут на помощь.
Или: дети долго смотрят друг на друга, боязливо сближаются, один неуверенным движением тянется к предмету, другой невыразительно защищается. Только после длительной раскачки вспыхивает конфликт.
Здесь играет роль возраст и жизненный опыт обоих. Ребенок, у которого есть старшие братья и сестры, уже не раз выступал в защиту своих прав или собственности, не раз нападал сам. Но, отбросив случайное, мы обнаружим две различные организации, два человеческих типа: активный и пассивный, действенный и страдательный.
— Он у нас добрый, все отдаст.
Или:
— Вот дурачок, все другим отдает.
Не доброта это и не глупость.
49
Мягкость, слабый жизненный напор, низкий полет воли, страх перед действием. Избегает внезапных движений, живого опыта, трудных начинаний.
Меньше действуя, добывает меньше практических сведений, значит, вынужден больше доверяться, дольше уступать.
Что это, менее значительный интеллект? Нет, просто другой. У пассивного меньше синяков и унизительных ошибок, значит, ему недостает болезненного опыта, но зато, может, он глубже запечатлелся в его памяти.
У активного больше ссадин и ошибок, зато он, может, быстрей забывает их.
Первый переживает меньше и медленней, но зато, может, более основательно.
Пассивный удобнее. Оставленный один, он не выпадет из коляски, не поднимет тревогу неизвестно отчего, расплакавшись, легко успокоится, не требует с чрезмерной настойчивостью, меньше ломает, рвет, уничтожает.
Дай — он не протестует. Надень, возьми, сними, съешь — смущается.
Две сцены.
Он не голоден, но на донышке осталась ложка каши, следовательно, он должен ее съесть: количество ведь установлено самим врачом. Он нехотя открывает рот, долго и лениво жует, медленно, с усилием глотает. А вот второй — он не голоден и сжимает зубы, энергично крутит головой, отталкивает, выплевывает, защищается.
А воспитание?
Судить о ребенке по двум полярно противоположным типам детей - все равно что на основании свойств кипятка и льда говорить о воде. В шкале сто градусов, где на ней место нашего ребенка? Но мать должна знать, что в ее ребенке заложено от рождения, а что выработано упорным трудом, и должна помнить, что все, достигнутое тренировкой, настоянием, насилием, недолговечно, непрочно, обманчиво. А когда послушный, «хороший» ребенок вдруг становится упрямым и непослушным, не стоит сердиться, что ребенок таков, каков он есть на самом деле.
50
Деревенский мальчик, вглядывающийся в небо и землю, в плоды и творения земли, знает диапазон возможностей человека. Конь быстрый, ленивый, трусливый, норовистый; курица яйценосная; корова молочная; земля плодородная и неурожайная; лето дождливое, зима бесснежная везде он встречает нечто, что можно немного изменить или быстро исправить, — присмотром, трудом, палкой, но случается, конечно, и так, что ничего изменить нельзя.
У горожанина преувеличенные понятия о человеческих возможностях. Картошка не уродилась. Ну и что ж. Она ведь есть, просто за нее придется дороже заплатить. Зима — надеваешь шубу, дождь — калоши, сухо — поливают улицу, чтобы не было пыли. Все можно купить, со всем справиться. Ребенок болеет — вызовем врача, плохо учится — возьмем гувернера. А книга, подсказывая, что надо делать, способствует иллюзии, что всего можно добиться.
Как же тут поверить, что ребенок должен быть тем, чем он есть, что, как говорят французы, золотушного можно выбелить, но нельзя вылечить.
Если я хочу, чтобы худой ребенок прибавил в весе, я делаю это медленно, осторожно, и вот удача: прибавил целый килограмм. Но достаточно мелкого недомогания, простуды, груши, данной не вовремя, — и пациент тут же теряет два фунта, заработанные с таким трудом.
Летний лагерь для детей бедняков. Солнце, лес, река, дети наслаждаются весельем, заботой, добротой. Вчера маленький дикарь, сегодня он уже полноправный участник игры. Запуганный, забитый и несообразительный, через две недели — смелый, живой, инициативный, общительный. Один меняется что ни час, для другого требуются недели, а в третьем и вовсе никакой перемены не наблюдается. Это не чудо и не его отсутствие, это лишь проявление того, что имелось в ребенке и только ждало своего часа, а то, чего в нем не было, так и не появилось.
Я учу слаборазвитого ребенка считать: два пальца, две пуговицы, две спички, две монеты… Вот он уже считает до пяти. Но попробуй я изменить порядок вопросов, интонацию, жесты — он снова не знает, не умеет.
Ребенок с больным сердцем. Медлительный в движениях, разговоре, улыбках, послушный. Ему не хватает дыхания, каждое более резкое движение вызывает кашель, страдание, боль. Он и должен быть таким.
Материнство облагораживает женщину, Когда она жертвует собой, отказывается от себя, отдается ему всей душой, и деморализует, когда, прикрываясь мнимым благом ребенка, отдает его на съеденье своим амбициям, привычкам, страстям.
Мой ребенок — это моя вещь, мой раб, моя комнатная собачка. Я чешу его за ушами, глажу по челке, украсив ленточками, вывожу на прогулку, дрессирую его, чтобы он был послушен и покладист, а когда надоест:
— Иди поиграй. Иди позанимайся. Пора спать.
Логика лечения истерии, очевидно, заключается в следующем:
— Вы утверждаете, что вы петух. Пожалуйста, будьте петухом, но только не клюйтесь.
— Ты вспыльчив, — говорю я мальчику, — ну и ладно, дерись, только не очень сильно, злись, только раз в день.
Если угодно, в одной этой фразе помещается весь воспитательный метод, которым я пользуюсь.
51
Видишь того малыша, который бегает, кричит, роется в песке? Он когда-нибудь станет знаменитым химиком, сделает открытия, которые принесут ему славу, прекрасное положение, деньги. Вот так, между вечеринкой и балом он вдруг задумается невзначай, запрется, несносный, в кабинете и выйдет оттуда ученым. Кто бы мог подумать?
