Дети Ченковой - Людо Ондрейов
И они повернули, побежали впереди Ергуша, показывая дорогу.
Вилько Галай зашевелился, вода, булькая, потекла у него изо рта, он заплакал тоненько, закашлял.
— Жив! — радостно закричал Ергуш и бегом ворвался во двор Галаев.
* * *
Мама Вилько Галая жила в большой сумрачной комнате. Громко причитая, принялась она раздевать малыша, положила на припечку, тепло укутала. Вилько сразу крепко уснул, на щечках у него выступил кровавый румянец.
— Разденься, сыночек мой, высуши одежду, — сказала Ергушу мать Вилько.
Ергуш ответил, что ничего, не замерзнет. Пойдет домой, там и обсушится.
— Всего вам хорошего! — попрощался он с матерью Вилько и выбежал со двора.
Сестренка Вилько, перепуганная и заплаканная, понурив голову брела домой. Она подняла на Ергуша большие восхищенные глаза.
— Не бойся, жив, — тихо сказал он ей. — Только другой раз не ходи с ним к воде.
Мальчиков уже не было перед домом, один Штево Фашанга поджидал Ергуша.
— Где же твоя шляпа? — спросил он.
— Вода взяла, — ответил Ергуш. — Не знаю, что теперь мама скажут.
Шли они домой вдоль речки, высматривали уплывшую шляпу. Вода шумела, несла мусор и коряги, рассказывала о многом, только о шляпе Ергуша ни слова…
ЧТО СКАЗАЛА МАМА
Чтобы предупредить недоразумение, Ергуш начал рассказывать еще с порога:
— Тонул один мальчик. Его зовут Вилько Галай. Я бросился за ним и вытащил!
Мама с удивлением смотрела на мокрые Ергушевы следы.
— Да ты весь мокрый! — с тревогой сказала она. — Раздевайся скорей!
Ергуш отошел к печке, стал стягивать мокрую одежду, разулся. Он дрожал от холода. Рудко смотрел на него разинув рот, Анна украдкой хихикала: мокрый Ергуш казался ей очень смешным. Мама принесла сухую старую одежду, Ергуш переоделся и продолжал рассказ:
— Этот Вилько свалился в канал. Я прыгнул в воду и сцапал его под корягой. А канал глубокий, меня так и несло. Вода холодная — ух! — Ергуш передернулся.
Анна шепнула исподтишка:
— Мама, а он шляпу потерял!
А Ергуш на это сказал:
— Тяжелый он был, как боров. Толстый, пузо — во какое! Я хотел вылить воду из него, на голову его поставил, а ничего не выливалось…
Анна опять шепотом:
— Шляпа-то новая, утопил, поди…
— И совсем уж не дышал! — очень громко продолжал Ергуш. — Взял я его на руки — весит прямо сто кило. А потом вдруг как начал пищать! «Вот ваш сын!» — говорю я его маме. Они уложили его на печку спать. Красный сделался как кумач!
Мама внимательно смотрела на Ергуша, слушала и молчала. Потом проговорила:
— Надо было тебе обсушиться у Галаев. Будешь теперь кашлять! Ступай в постель.
Ергуш послушался. Перебежал через заднюю горницу, через сени — в переднюю комнату, зарылся в перины. Перед глазами мелькали, тянулись черные нити. Под подушкой гудела вода, яростная, вся в пене. Несла обломки дерева, мусор, билась об корни ольхи. Сверкала, темная, как кофе, пела о плесах: «Плес ты мой, плес зеленый…» Ергуш, ухватившись за корни ольхи, глубоко опускался в воду. Тянулся к зеленому передничку в водяной глубине. Засыпал…
Мама, задумчивая, сидела в кухне, говорила детям неторопливо, с расстановкой:
— Ергуш смелый мальчик. Ничего-то он не боится. Но, господи, он как слепой бросается навстречу опасности… Ведь и сам легко мог утонуть!
Потом она засмеялась и добавила:
— Теперь щеголять ему в старой шляпе!
Она подбросила дров в огонь и поставила на плиту воду — кипятить липовый отвар для Ергуша.
ВЕСНА И МАЛЬЧИК
Луга зацвели. Белел поповник, голубели колокольчики. Одуванчики по-прежнему заливали желтым половодьем склоны гор и сады.
В саду пел пересмешник. Сначала как зяблик, потом как ласточка. Пересмеивал синичек, воробьев, жаворонков. Прикидывался дроздом или каменкой. То заверещит как сорокопут, то застучит мухоловкой. Маленький плутишка у всех ворует песни. Что ни услышит от других, сейчас же немного переиначит, немного приукрасит. И поет-заливается от зари до зари.
Ергуш заслушался его пения, тихонько подкрался к ореху. Пересмешник, небольшая серая птичка, сидел на верхней ветке: смотрел на небо, на солнце. Пел он для солнца, для неба, пел деревьям, жизни, лугам под волшебным ковром цветов.
Жить — прекрасно! Ергуш, босой, в коротких штанишках, с одуванчиком за лентой старой шляпы, искал себе место под солнцем. Куда пойти? К Ольховке или в кусты Вырубок? Ловить ли бабочек с красивыми узорными крыльями или искать птичьи гнезда в лесной чаще? Все так радует, так захватывает…
То и дело останавливаясь, медленно переставляя ноги, склонив голову, переполненную приятными мыслями, побрел он через Гать к Котлу. Котел тихий, на месте водопада журчала тоненькая струйка. Круги разбегаются по спокойной глади воды.
Вошел Ергуш в воду, стал шарить руками под прибрежными камнями, ловить маленьких форелей. Выкопал затончик у берега, пустил в него рыбок. На песчаной отмели нашел большую консервную банку, наполнил водой и в ней перенес рыбок в «теплицу», что протекала возле их сада. Смотрел, как рыбки прячутся в траве, в веронике, залитой водой, порадовался, что перенес их в чистую воду, в красивое место.
Солнце поднималось над Прегибиной. Галки слетались, садились на ветви клена, росшего на склоне. Клен шумел молодой желто-зеленой листвой.
Вышел Ергуш на Прегибину, стал продираться через кусты Вырубок, через непролазный орешник. Нашел гнездо черного дрозда. Насчитал в нем пять яичек, но руками не тронул, чтоб мать не бросила гнезда.
Густые кусты широко разрослись на Вырубках. Ергуш пробрался через них к склону. По склону, над кустарником, усеянная острыми камнями, спускалась к деревне размытая водой дорога. По ту сторону ее, на крутом откосе, зеленели широкие полосы низкой травы, разделенные зарослями боярышника, кислицы, шиповника. Это место называлось Межи, и земля эта была общим владением деревни. Ергуш пересек первую, вторую, третью полосу кустов, поднялся на гору и остановился, разглядывая сверху долину.
Слева, под крутым обрывом, лежала деревня, где жили Рыжик и Вилько Галай. Он видел фабрику и бревна у канала. Но дальше, за круглым пригорком, откуда утром встает солнце, виднелись крыши другой деревни. Наверное, она очень далеко, Ергуш не знал даже ее названия.
Но самое дивное диво разглядел он в той стороне, куда ведет белая дорога, куда спешат Ольховка и все ручьи. Там, над большими домами, торчали в небо остроконечные башни. А домов как много! Сбоку дымили черным дымом высокие трубы. Прозрачная дымка лежала на крышах.
— Город! — радостно догадался Ергуш.
Зазвонили к полудню: цинги-линги, цинги-линги… В деревне, где живет Рыжик, сразу за фабрикой торчала маленькая деревянная колоколенка. Оттуда и несся тоненький