Мария Митрофанова - Клуб одиноких сердец
– С чего ты взял? – насторожилась Даша.
– Что? А, так это ежу понятно! Она только и делала все время, что ему в рот заглядывала, пока это ему не надоело. Оно и понятно: в рот ему поглядеть и стоматолог может, а с девчонкой должно быть интересно...
– Та-ак, – протянула Даша. – Значит, я истратила время и нервы на выяснение общеизвестных фактов?
– Вроде того, – подтвердил Славка. – Могла бы и ко мне за консультацией обратиться. Так что вот вам мой совет: займите ее чем-нибудь!
Операцию по извлечению Лены из меланхолии начали в этот же день. Начать должна была Вера Бреусова: во-первых, она сидела с Леной за одной партой, а во-вторых, всем давно было известно, что Лена давно мечтала о том, чтобы Вера сделала иллюстрации к ее стихам. Когда-то лучшая художница класса сделала это для Даши, и тогда Лена очень завидовала новоявленной поэтессе.
– Предложи ей проиллюстрировать ее стихи, – втолковывали девчонки Вере.
– Ладно, – согласилась она, но без особого энтузиазма.
– Вера, ты что? Не хочешь помочь Ленке?
– Очень хочу... Но, откровенно говоря, у меня сейчас много работы. У меня конкурс на носу, а тому, кто выиграет конкурс, устроят личную выставку в салоне «Вдохновение». Вы понимаете, что это для меня значит?
– Вера! – с упреком сказала Светка.
– Ну ладно, ладно, я же не отказываюсь, – вздохнула Вера.
После урока литературы она спросила у Лены, которая смотрела в окно и чертила на листочке бумаги какие-то буквы, в которых даже самый неопытный наблюдатель заметил бы инициалы «Д» и «П», что, несомненно, означало «Дима Проскурин»:
– Слушай, а хочешь, я нарисую картинки к твоим стихам?
Лена подняла на нее затуманенный взгляд и несколько удивленно переспросила:
– Ты что-то сказала?
Вера терпеливо повторила свое предложение.
– А оно мне надо? – пожала плечами Лена.
Юная художница чуть не вспылила, но сдержалась.
– У тебя замечательные стихи, их обязательно нужно проиллюстрировать... А вдруг кто-нибудь захочет издать сборник, или альбом, как тогда у нас с Дашкой?
– Знаешь что, вот и занимайтесь с Дашкой своими глупостями, – холодно ответила Лена. – А я уже давно стихов не пишу, и меня это мало интересует.
Вера скрипнула зубами, а после следующего же урока пошла и доложила Даше со Светкой о своем полном провале.
– Придумывайте сами что-нибудь, – сказала она решительно. – А я вообще собираюсь от нее пересесть куда-нибудь. Она меня до белого каления доводит своими вздохами и охами. Я все понимаю, но нужно же уметь взять себя в руки, нельзя из-за мальчишки превращаться в такую размазню!
И на следующий день Вера сдержала свое обещание, отсев от Лены. Впрочем, Лена этого как будто и не заметила.
– М-да, я думаю, мы не можем теперь обвинить Веру в том, что она не старалась, – заявила Светка Славе. – Ленку, на мой взгляд, лучше бы показать психологу, или, уж сразу, психиатру. Ее ничего не интересует, ничего! Куда смотрят ее родители?
Учебный год уже шел к концу, когда Оля Касаткина пересела за парту к Лене.
* * *Со временем Оле пришлось узнать, что у нее есть еще и обязанности перед Истинным Богом. В частности, она должна вносить в общий котел Святую Десятину, десятую часть от ее доходов.
– Но... У меня нет никаких доходов, – виновато сказала она Артуру. – Мне только мама иногда дает карманные деньги, но она всегда спрашивает меня, на что я их потратила.
– Десятая часть – это не так уж и много, твоя мама не заметит, – успокоил ее Артур. – Скоро лето, у тебя будет много свободного времени и ты сможешь работать для общины.
– А что надо будет делать? – поинтересовалась Оля.
– Что скажет отец Мартин, – с некоторым упреком в голос пояснил Артур. – Но твой долг состоит в привлечении новых братьев и сестер. Вот ты обрела истинную веру, ты обрела спасение, а сколько еще людей на этом свете не могут прикоснуться к Истинному Богу! Они слепы, и твой долг – открыть им глаза.
Оля соглашалась со всем, что ей говорили, она все считала справедливым и правильным... И, даже, когда отец Мартин пояснил, что в Общину должно привлекать, прежде всего, состоятельных людей, ее не насторожило это заявление. Потому что, должно быть, что после, ее старшие братья и сестры учили, как подходить к людям на улице, чтобы дать им брошюру или устно пригласить на собрание. Они говорили, что это должен быть молодой человек (или девушка), которая идет не спеша, у которой грустные глаза и потерянный вид. Такие люди чаще всего нуждаются в опоре.
– У тебя должен быть счастливый и участливый вид, – поясняла Христиана Оле. – И ты подходи к парням. Ты очень симпатичная, и они наверняка заинтересуются... Им захочется прийти, чтобы увидеть тебя здесь еще раз, понимаешь?
Только одно беспокоило Олю: она так и не смогла принести в Общину своей «десятины». После того, как она уехала креститься, никого не предупредив, мама значительно ограничила ее самостоятельность.
Татьяна Викторовна чувствовала в какой-то степени вину перед дочерью. Она расслабилась, видя, что у дочки переходный возраст проходит относительно спокойно, и уделяла ей слишком мало внимания, все свои силы отдавая другому своему детищу – клубу. А тут ее тихая Оля выкидывает такой вот фортель! Конечно, ничего супернеобычного тут нет, многие девочки-подростки в таком возрасте убегают из дома... Но Оля! Придется ей все же заняться...
И Татьяна Викторовна, сдав часть работу своей заместительнице, стала рано приходить домой, часто уходя прямо с обеда. Она готовила разные вкусные блюда, пыталась общаться с дочерью, но с грустью заметила, что между ними совершенно нет никакого взаимопонимания. Оля была какой-то далекой и рассеянной.
– Я пойду на дискотеку, мама, – говорила она порой по вечерам.
И уходила. Первое время это тревожило Татьяну Викторовну, потому что Оля раньше не ходила на дискотеки. Но она связала этот факт с появлением в жизни дочери молодого человека. К тому же дочка возвращалась бодрой, даже взвинченной, ее обычно такая аккуратная прическа бывала в беспорядке, а щеки румянились, как будто она плясала целый вечер напролет. Как-то раз Татьяне Викторовне показалось, что от дочери пахнет вином, и она решила эту проблему следующим образом: перестала давать дочери карманные деньги, а про себя подумала, что на лето ее нужно будет отправить куда-нибудь, отдохнуть, переменить обстановку. Это девочке необходимо.
Оля решила не просить денег у матери, чтобы не унижаться перед ней. Она тоже чувствовала взаимное отчуждение, но ей это чувство приносило даже какое-то удовольствие. Теперь она непонятая изгнанница, страдающая за свою веру, изгнанная и ущемленная даже родной матерью! Когда Оля думала так, ей становилось очень приятно, сладкие слезы накатывались на глаза, и она начинала думать о следующем молитвенном собрании, о глотке неведомого вина, о тепле и легкости, о божественном экстазе и остром ощущении присутствия рядом (совсем рядом!) – Бога!
Отец Мартин предупредил ее, что враг рода человеческого, Дьявол, не дремлет, что во время молитвенного собрания он может искушать ее всякими мерзкими видениями, и, в этом случае, она должна только усерднее молиться, чтобы стряхнуть с себя проклятое наваждение. Но с Олей никогда ничего подобного не происходило, ее видения всегда были исключительно приятными. Она видела несколько раз, как начинали бесноваться под влияниями адских видений некоторые из ее собратьев, как падали на пол, разрывая на себе одежду и выкрикивая непристойности, как сам Артур иногда кричал, словно видел что-то ужасное...
Порой ей не верилось, что все это происходит с ней. Жизнь словно разрезали на две части: в одной был дом, школа, привычные предметы и занятия. В другой же был молитвенный дом, где происходило сладкое таинство, был Артур... И Оле очень мешала эта двойственность, ей хотелось, чтобы ее жизнь снова стала цельной. Она то и дело сравнивала две своих жизни, и сравнение все чаще было не в пользу дома. Дома мать пыталась заговорить с Олей о непонятных и неинтересных ей вещах, в школе были все те же глупые одноклассники, все те же никчемные предметы, и уж конечно, не было ничего, что могло сравниться с тем ощущением полета, которое давала молитва...
Глава 7
Через некоторое время Олины беспокойства оправдались: ей намекнули, что отец Мартин недоволен ею. Она ни разу не сдала ни копейки в общую кассу, и доходов ей было неоткуда ждать. Испуганная, Оля стала думать, что делать. Нужно было срочно исправлять положение: она не пережила бы, если бы ее отлучили от молитвенных собраний.
Можно было бы продать что-нибудь, но что? Какой-нибудь диск или кассету? Да, это можно было бы сделать в лицее, но это значило бы обратиться к кому-нибудь из одноклассников, а это для Оли – нож острый. Да и потом, сразу начнутся разговоры, зачем Касаткиной так срочно понадобились деньги? Нет, это не вариант.
