Вера и Марина Воробей - Дар Нептуна
Ира и Егор переглянулись, и Егор, удерживая ее взгляд, сказал:
– В принципе мы хотели выяснить, кому принадлежало это украшение в прошлом…
– Но это же абсурд! – изумленно вымолвил Артем.
– Я так не думаю! – возразил Егор.
9
– А я знаю, почему ты такой хмурый, – не выдержала Ира после получасового разговора с Егором, который на все ее вопросы однозначно отвечал только «да», «нет». Она чуть наклонилась вперед, чтобы увидеть его лицо. – Это потому, что Артем будет помогать нам рыться в архивах? Да?
Ефим Борисович объяснил, что если им удастся узнать, какому мастеру принадлежит клеймо А. Х., то в дальнейшем они смогут без труда выяснить, кому и когда было продано ювелирное украшение, потому что каждый мастер вел специальные записи в книгах, где указывал число, год, имя нового владельца и стоимость проданной вещи. Все это можно разыскать в специальных хранилищах. И искусствовед так загорелся разгадать тайну перстня вместе с ними, что предложил устроить для Иры и Егора пропуска в архивы Гохрана. Артем тут же выказал горячее желание помочь.
– Ну скажи, из-за этого? – настаивала Ира.
Егор молча засунул руки в карманы темно-синей куртки. Кое-где горели круглые фонари, словно желтые одуванчики. В субботний вечер в центре было многолюдно. Но они забрели в какой-то скверик, где на скамейках болтала под пивко молодежь, а по асфальтированным дорожкам гуляли старушки с детишками да играл на баяне пропитого вида мужик без ноги. Перед ним стояла пластмассовая банка, в ней лежала мелочь. Егор покопался в кармане и бросил в нее две пятирублевые монетки.
– Напрасно дал, все равно пропьет, – сказала Ира, вспомнив мутные глаза баяниста.
– Ну и пусть. Это его выбор! Я не собираюсь кормить его пирожками, если ему, чтобы выжить, нужен стакан водки, – вспылил Егор, нарушив обет молчания.
Ира схватила Егора за локоть, остановилась. У нее тоже лопнуло терпение:
– Ну и сказал бы Артему, что нам не нужна его помощь!
– Да? А как ты себе это представляешь? – резко развернулся к ней Егор. – Пришли к этим Смоляным…
– К Смоляниным…
– Пусть будет Смоляниным… в дом, получили бесплатную консультацию, не отказались от предложения произвести нужные экспертизы, сделали цифровиком фотографии перстня, даже с удовольствием согласились воспользоваться специальным пропуском в архивы Гохрана, а когда нам великодушно предложили помощь, чтобы переворачивать тонны томов с материалами, мы вдруг сказали бы: «Спасибо, не нужно!» – Егор тряхнул головой и уже более спокойно сказал: – Не знаю, как ты, а я считаю, что нам лишние руки не помешают. Работа предстоит нешуточная.
– Тогда чего же ты такой недовольный? – недоуменно спросила Ира.
– Хочешь знать?
– А чего я тебя полчаса пытаю?
– Отлично, узнаешь. Мне другое во всей этой истории не нравится. – Егор взял Иру за руку и отступил вместе с ней в сторону, пропуская обнявшуюся парочку. Но он на них даже не взглянул, впрочем, как и Ира. – Мне не нравится, почему я не в курсе, что вы с этим Артемом виделись. Кажется, он упомянул среду.
– А-а-а! Вот где собака зарыта!
– Ты мне собаку сюда не приплетай. Знаем, мы эту присказку: у попа была собака, он ее любил… Признавайся, вы с ним опять встречаетесь?
– Егор! – предупредила Ира.
– Что, Егор! – не услышал он. – Я тебе, кажется, друг…
– Иногда мне даже кажется, что ты мой старший брат. – Ира хотела перевести все в шутку, но, взглянув на Егора, осеклась.
Сначала на его лице отразилось ошеломление, затем оно налилось кровью, и он взревел:
– Брат! Ну, знаешь, если я твой старший брат… – он оглянулся по сторонам в поисках чего-то, правда, непонятно чего, – то ты… ты… ты попросту влюбчивая дурочка! – закончил он, бурно дыша.
– Я влюбчивая дурочка? – Ира ткнула в себя пальцами. – И это ты мне говоришь? Сам Казанова, каких поискать!
– Вот именно! – Грудная клетка Егора так и заходила ходуном. – Мне эти шуры-муры знакомы! Поэтому я тебя и предупреждаю: оглянуться не успеешь, девочка, как окажешься в постромане.
– «Пост» – это в каком смысле? – полюбопытствовала Ира.
– В постельном, вот в каком, – грубо бросил Егор.
Ира отшатнулась. Чего это он? Минуту назад ничего не предвещало такого ослепляющего взрыва, похожего на ненависть. Внезапно накатила обида, в груди стала разрастаться и шириться боль, а в горле появился ком, предвестник неминуемых слез. Ира развернулась и бросилась бежать, не разбирая дороги. Перед глазами все расплывалось, а в голове проносились обрывки воспоминаний: зимний вечер… луна… поцелуй и слова, произнесенные с кривой усмешкой: «Смешная ты, Дмитриева!» Она помнит такого Егора, помнит, как он мог унизить пренебрежением или оскорбить равнодушием…
– Ир! Ириш! Стой! Ну прости! – Егор схватил ее, развернул к себе, несмотря на ее отчаянные попытки вырваться, крепко сжал в объятиях. – Прости меня, идиота! – шептал он, касаясь губами ее затылка. – Сам не знаю, что несу! – Он еще что-то говорил.
Она продолжала сопротивляться, но как-то неохотно, по инерции. Слезы высохли, как по волшебству. И неожиданно все звуки куда-то исчезли, а запахи, ощущения, напротив, обострились. Она чувствовала, как горячие губы шевелят волосы на ее затылке, и от этого у нее по спине бежали мурашки, сотни, тысячи иголочек приятно покалывали ее изнутри. Ноздри щекотал едва уловимый знакомый аромат лимона. Так пахла туалетная вода, которой пользовался Егор. Его руки были сильными и одновременно удивительно бережными, они словно покачивали ее в колыбели…
Чувство было приятным и… тревожным. Ира медленно, словно в замедленной съемке, освободилась из кольца этих рук. Егор не стал удерживать, но и от себя не отпустил. Встал на ее пути каменной стеной, и было понятно, что он готов в любую минуту вновь броситься за ней. А она никуда и не собиралась бежать от него. Больше не собиралась. Ира бесшумно вздохнула, с трудом подняла ресницы. В радужной оболочке цвета горького шоколада плескалось сожаление и что-то еще, чему Ира сейчас не могла, а может, и не хотела подобрать определение. Слишком уж она была сметена этим напором эмоций, она и сама не ожидала от себя такой бурной реакции, в общем-то, на вполне рассудительное и справедливое замечание.
– Ну и что, что я влюбчивая? – шмыгнула она носом. – Все девушки мечтают о великой любви, просто я мечтаю больше других. А с ним я только целовалась, и то нечасто, – ступила за черту откровения Ира.
– Я знаю, Ир, я знаю. Я не хотел тебя обижать! Клянусь! – прошептал Егор. Уголки его губ болезненно скривились. – Стукни меня.
– Зачем? – недоуменно спросила Ира.
– Ну стукни, я прошу! – принялся настаивать Егор.
– Не буду. Кулаки – не доказательство.
– Иногда самое верное. Ну стукни, чего тебе, жалко?
Ира подумала: ну, если ему станет легче… – и несильно ударила в его каменную грудь кулачком. И Егор улыбнулся так, что земля под ногами закачалась.
После этой ссоры и примирения прошло чуть больше двух недель. Все это время, каждый божий день, Егор, Ира и Артем по очереди, а иногда и вместе просиживали несколько часов кряду в архивных хранилищах, обложившись увесистыми папками с документами. Охранники и сотрудники Гохрана встречали их уже как родных людей. Родители ворчали, но, поскольку Ира приносила из школы хорошие отметки, особенно не возражали, когда она надолго отлучалась из дома по вечерам. Папа, как всегда, не возражал, если рядом был Егор, мама не возражала, если на его месте был Артем. Особенно после того, как он ей рассказал, что они при всем своем желании не смогли бы спасти беднягу профессора. «Увы, есть вещи, которые нельзя изменить», – сказала мама. Но вернемся к дару Нептуна.
К концу апреля Ира знала о перстне столько, что в голове не укладывалось. Практически все из того, что рассказал Ефим Борисович, подтвердилось. Изумруд в девять каратов, украшающий подарок Нептуна, оказался без изъянов, очень высокого качества – первого класса – и именно из уральских самоцветов. Это ювелирное украшение было действительно создано великим мастером своего дела Александром Холстедом, одним из главных ювелиров петербургской ветви фирмы Болин. Перстень, как и предполагал Ефим Борисович, являлся частью колье – изумительного по форме и исполнению. Ира видела его рисунок и до сих пор не могла забыть этот сверкающий водопад из бриллиантов и изумрудов, создающих волшебный узор. Колье датировалось 1884 годом. Тут Ефим Борисович немного ошибся. Ему было сто двадцать лет, а не сто пятьдесят, что, в сущности, не имело уж такого большого значения.
Теперь они общими усилиями пытались установить: кто же его приобрел? Сегодня над амбарными книгами потел Артем, а Ира рисовала Егора. У них был последний сеанс. И Иру это, если честно признаться, радовало. Уж слишком непредвзято она стала относиться к Егору, а он, напротив, кажется, стал отдаляться от нее. Во всяком случае, когда Ира предлагала присоединиться к ней и Артему в часы поисков, Егор всегда находил причину, чтобы отказаться. Но, с другой стороны, он охотно составлял ей компанию, если она собиралась ехать по Филевской линии одна. А еще Ире иногда казалось, что Егор ревнует ее к Артему не как друг, а как соперник. Но она отгоняла от себя эти бредовые вымыслы, объясняя их переутомлением. У нее в последние дни было одно желание – упасть в кровать и выспаться. Она ждала майских праздников, как манны небесной.
