Анвер Бикчентаев - Дочь посла
Для того чтобы увидеть мечеть, надо отойти далеко-далеко и закинуть назад голову. Только тогда можно заметить, что три первых этажа Кутуб-минара выложены из песчаника, а два последних — из мрамора.
Я спросила Мумтаз:
— Можно ли подняться наверх? До самой верхней точки?
Она сказала, что можно.
Пока поднимались по крутой винтовой лестнице, я, несколько раз сбиваясь, насчитала триста семьдесят пять ступенек. Однако Мумтаз сказала, что ступенек тут триста семьдесят девять, не больше и не меньше. И это подтвердилось на обратном пути, когда я пересчитывала ступеньки.
Но мне больше понравилась металлическая колонна, которая стоит во дворе среди развалин, окружающих Кутуб-минар. Этот железный столб, как написано тут же на доске, стоит уже полторы тысячи лет, и не берет его никакая ржавчина.
Мумтаз, словно добрая хозяйка этой башни, сказала:
— Становись, Шаура, спиной к столбу и попробуй охватить его руками. Если тебе это удастся, то тебя ждет большое счастье — есть такое поверье. Поэтому все люди, которые приезжают взглянуть на Кутуб-минар, обязательно пробуют обхватить руками «столб счастья».
Мне не удалось обхватить руками железный столб, однако я не особенно огорчилась: он ведь рассчитан на взрослых, а не на детей… Но я подумала, что такой столб счастья обязательно нужно завести и в Уфе. И тут же наметила для себя план действия: напишу об этом столбе Дальвосу, чтобы он сагитировал своего папу. Его папа, в свою очередь, вовлечет в это дело начальника цеха. А тот уж как-нибудь уговорит директора завода поставить железный столб счастья. Мне доподлинно известно, что на уфимских заводах железа сколько хочешь и им ничего не стоит отлить столб какой хочешь.
До гостиницы добралась я только в сумерках, и уж лучше не рассказывать, что затем случилось. Ведь взрослые не всегда понимают, ради чего их дети совершают тот или иной проступок, — мою маму не заинтересовало ничто из того, что меня взволновало: ни Мумтаз, ни Кутуб-минар, ни даже «столб счастья».
Самое слезливое место в мире
— Если вам вздумается написать свой адрес уфимским друзьям, то не стесняйтесь, так и пишите: «Самое слезливое место в мире», — сказал дядя Серафим, как только мы прилетели в город Сибсагар.
— Как так? — не поняла я.
— Индийцы сами так назвали свой штат Ассам, — ответил он, тихо посмеиваясь. — Тут за один год выпадает дождей несравненно больше, чем где-либо в другом месте.
После города Сибсагара нам пришлось пересесть на пассажирский поезд, вагоны которого, всем на удивление, были выкрашены в кирпичный цвет. Скажу вам по правде, мне совсем не понравились вагоны, узкие и тесные. Даже спальных мест нет. А вот вентиляторы, свисающие с потолков, здорово понравились. Если бы не они, тут недолго бы и задохнуться, такая жара стоит, просто ужас!
В конце узкого коридора показался проводник вагона. Он вдруг высоко поднял свои толстые черные брови, закрывавшие почти половину лба, и ласково улыбнулся.
— На каком языке вы разговариваете между собой? — поинтересовался он.
— На башкирском, — ответила я.
— За свою долгую службу много слышал я всяких языков, но о существовании такого языка, как ни удивительно, не имел представления. Сам я знаю хинди, бенгальский, немного урду и английский. Сопровождал и французов, и американцев, и, конечно, англичан, ездили со мной японцы, даже испанцы, но башкир вижу впервые.
— Мы с Урала.
Как только он услышал, что мы из Советского Союза, то сразу заулыбался, растроганно протянул руку мне, потом Мусе.
— Очень рад, — проговорил он по-английски. — Спасибо!
За что нам спасибо? Мы даже не поняли. Ведь мы ничего доброго сделать не успели.
Мама и инженер дядя Серафим так увлеклись разговором о нефти, о буровых, что на нас не обращали внимания. Воспользовавшись этим, я прикорнула в углу. Муса примостился на соседней скамейке. Под шум колес, стучавших на стыках, под монотонный разговор взрослых мы и не заметили, как уснули.
Мне показалось, что я только что закрыла глаза, а меня уже будили. Никак не хотелось просыпаться. Мама сердито начала тормошить меня:
— Вставай, приехали.
Я нехотя открыла глаза — почему так быстро приехали? Самое время спать!
Поезд стоял. Впереди тяжело дышал паровоз. Кругом было темным-темно. Все же я успела заметить: на перроне полно народу, людей видимо-невидимо. Где же мой папа?
Не успела я так подумать, как меня кто-то крепко-крепко обнял.
— Папа, милый! — прошептала я, прижимаясь к нему.
Другой рукой он обнял Мусу, так что маме ни одной руки и не осталось, поэтому она сама прильнула к папе.
На нем белая рубаха, светлые брюки, на голове — соломенная шляпа, а на ногах — сандалии. Он никогда так не одевался. Какой-то странный, но свой, родной. По-видимому, он здорово соскучился по нас: никогда так не целовал, как сегодня.
Десятью минутами позже мы уже ехали в автобусе, в котором были столы, удобные кресла, даже душевая комната, не говоря уж о вентиляторах. Снаружи мелькали какие-то тени и призраки. Мне хотелось спать, поэтому, уткнув нос в грудь папы, я опять заснула. Возле папы я чувствовала себя словно в родном доме…
Меня разбудили, когда наш автобус уже стоял возле большого и загадочного дворца.
— Тут мы и живем, — потрепал меня по плечу папа, — а раньше жил богатый магараджа.
— Магараджа? — все-таки успела спросить я. — Заводчик, что ли? Или купец?
— Князь, вроде маленького царька, — объяснил папа. — Но я вижу, вам спать хочется. Идемте.
Инженер дядя Серафим пожелал нам спокойной ночи и пошел вперед. Именно в это мгновение к нам подошел дядя с фонарем. То был высокий индиец.
— Позвольте приветствовать вас на индийской земле, многоуважаемая супруга посла, — проговорил он учтиво, подняв к подбородку сложенные ладонями внутрь руки.
— Почему он маму называет женой посла? — шепотом спросила я у папы.
— Всех советских людей, приехавших им помогать строить заводы или вот, как мы, искать нефть, индийцы с уважением называют послами, — проговорил папа.
Тут перед нами появился индийский мальчик, смуглый и длинноволосый.
— Познакомьтесь с моим другом и товарищем по буровой дядей Мухури, — сказал папа. — И с его сыном Лалом.
Я не знала, что и делать: наверное, у них не принято подавать руки, ведь никто же из них не протянул руку, — поэтому я, сложив руки лодочкой, подняла их вверх.
Это понравилось нашим новым друзьям: они, довольные, улыбнулись. А папа, обняв меня, воскликнул:
— Отлично! Прекрасно! Когда это ты успела познакомиться с местными обычаями?
Я стояла и думала. «Если мой папа посол, — говорила я себе, — мама — супруга посла, а Муса — сын посла, выходит, я — дочь посла! Не иначе!»
Орел караулит наш дворец
Сквозь сон мне показалось, что кто-то пристально на меня смотрит, от этого я внезапно проснулась. Открыла глаза и опешила: в самом деле, на меня уставился четырехрукий каменный человек с удивительно живыми глазами. Со страхом я подумала — где же я нахожусь?
Если бы в эту минуту ко мне не обратился Муса, я подняла бы громкий крик. Только сейчас я сообразила, что я нахожусь в Индии, во дворце магараджи, здесь сейчас живут нефтяники, а раньше жил сам царек.
Я бросилась к окну. Солнце успело подняться высоко и весело заглядывало в нашу маленькую комнату.
Из окна второго этажа, где мы жили теперь, открывался чудесный вид. Совсем рядом лежало небольшое озеро, в которое спускалась старая каменная лестница, местами разрушенная. Сразу за озером начинались поля. Желтые цветы — это горчица. Сахарный тростник поднимался точно лес… Но стоило повернуть голову чуточку влево, как открывался вид на реку, большую, как мне показалось — раза в два шире нашей Белой.
Но сколько я ни всматривалась в парк, окружавший дворец, нигде не заметила ни одной березы и ни одного дуба. Не было тут ни сосны, ни ели, все деревья какие-то странные, незнакомые, чужие.
«В большом дворце, наверное, сотни комнат, — подумала я. — Неужели в нем жил один магараджа? Что он делал? Тут от скуки умрешь!»
— Слушай, Муса, — сказала я. — Как ты думаешь, не пора ли обследовать дворец? Ведь мы сроду в таких хоромах не жили и вообще… Пока спят, мы с тобой успеем заглянуть во все щели.
Об этом он, видимо, и сам думал.
— Мысль! — воскликнул он, бросаясь к двери. — Давай наперегонки! Раз… два, три!
Он сорвался как ошалелый, вслед за ним бросилась и я; и тут на каменной лестнице мы с разбегу налетели на инженера дядю Серафима, который шел с полотенцем через плечо, и чуть-чуть не сбили его с ног.
— Куда вы несетесь чуть свет? — спросил он, схватив нас обоих в охапку. — Ну, докладывайте!
Мы стояли потупив глаза. Нам в голову не пришло извиниться перед ним. Наконец Муса проговорил:
