Лев Рубинштейн - Честный Эйб
— Арчи Грегсон? — в ужасе пробормотал Аллан. — Пойдём отсюда, Эйб. Что ты молчишь, Эйб?
— Знаешь ли, Аллан, — сказал Эйб, — если мне когда-нибудь удастся ударить по рабству, я сокрушу его!
Аллан посмотрел на морщинистый лоб и длинные мускулистые руки своего долговязого спутника и ничего не сказал.
Они возвращались на Север на большом новом пароходе «Те́скумсэ». Продав свинину, муку и лодку, путешественники получили 26 долларов, но бережливый Аллан не стал брать дорогих билетов на верхнюю палубу, и они отправились в путь на нижней. На корме сидела группа негров, закованных в кандалы. Их оберегал какой-то субъект в широчайшей шляпе, шёлковом жилете и клетчатых панталонах, усеянных пятнами. Его светло-коричневый сюртук заметно оттопыривался на груди — там явно проступали очертания двух маленьких пистолетов. Звенела гитара, и густой бас выводил:
Я молод был, я верно служил,Хозяина вещи с собой носил.Я годен был для любых услуг,Метлою гнал я синих мух.
Хор подхватывал:
Джим, бери зерно, а мне всё равно.Хозяин помер давным-давно!
В этом месте мощный гудок «Текумсэ» заглушил песню. Подходили к излучине реки.
Однажды хозяин поехал на пони,За ним пустился и я в погоню.Тебе надо знать про пони, мой друг,Что пони не любит синих мух…
Хор дружно грянул:
Джим, бери зерно, а мне всё равно.Хозяин помер давным-давно!
— Что они там воют? — сердито сказал Аллан. — Какие там синие мухи?
— Забавная песня, — усмехнулся Эйб. — Хозяин помер, а чёрным всё равно.
Дальше в песне говорилось, что синяя муха укусила пони. Лошадка взбесилась, и хозяин полетел в канаву.
Хозяин был мёртв, шериф был глух;Решили, что помер от синих мух.
Хор поддержал:
Джим, бери зерно, а мне всё равно.Хозяин помер давным-давно…
Пароход замедлил ход. Колёса заработали в обратную сторону, за кормой образовался вал пены. И тут раздались вопли:
— Держи! Держи! Бросился! Давай конец!
— Выплывает! Нет, не выплывает! Куда ему выплыть — в цепях?
— Батюшки! Попал под колесо! Конец негру!
— Назад, мерзавец! — бесновался субъект в клетчатых панталонах, потрясая пистолетом. — Выбирайся, а то прострелю голову!
— Остановите колёса! Человек за бортом!
— Прошу прощения, господа, — отвечал сверху помощник капитана. — Я не могу остановить пароход из-за какого-то сумасшедшего негра. Мы и так отстали от «Алмаза» на полтора часа и теряем славу лучшего ходока на Миссисипи. Лево на борт! Полный вперёд!
Прошло два часа. «Текумсэ» уже миновал излучину и теперь шёл посередине реки, посылая в небо два столба чёрного дыма и набирая скорость своими гигантскими колёсами. Наверху, в салоне, раздавались звуки фортепьяно. Кто-то наигрывал модный танец вальс. Солнце заходило, и река постепенно багровела, словно несла не воду, а кровь. Эйб стоял у поручней и молча глядел вдаль. К нему подошёл Аллан.
— О чём ты думаешь, Эйб? — спросил он.
— О южанах. У них в голове рыцари и лорды. Они считают, что это и есть «подлинная Америка». А я вспомнил Поля Ба́ньяна.
— Баньян! Бабушкины сказки!
— А всё-таки в них есть зерно истины. Поль Баньян прорубал себе дорогу через леса. Он валил одной рукой сосны, а ростом он был даже выше меня…
— Ну, выше тебя людей не бывает, — насмешливо заметил Аллан.
— Подожди! Так вот, Баньян завёл себе ручного быка. И этот бык, смышлёное животное, указывал Баньяну дорогу на запад. Баньян прорубил первую тропу через дикий лес.
— И куда она его привела?
— Не знаю, Аллан. Но по этой тропе пошли фургоны переселенцев.
— Такому быку следовало бы поставить памятник в Вашингтоне, — сказал Аллан.
— Не смейся! Баньян произносил речи перед этим быком…
— Точь-в-точь как ты перед пнями в лесу, Эйб!
— Не перебивай! И Баньян научил этого быка работать… понимаешь, Аллан? Работать! У Поля Баньяна не было ничего, кроме богатырских рук! Вот где подлинная Америка!
— Ладно, — лениво протянул Аллан, — бог знает, что у тебя в голове. Среди южан тоже есть неплохие парни.
— Твой отец богат, — сказал Эйб, — но он послал тебя на лодке, как простого рабочего. Представь себе Арчи Грегсона на плоту, с багром в руке. Может ли это быть?
Аллан рассмеялся.
— Нет, с плотом ему не справиться! Кстати, ты знаешь, кто был утонувший негр? Это наш знакомый Аполлон.
Эйб вздрогнул.
— Как? Его продали?
— Продали. Но он не упал, а бросился в воду.
— Хотел бежать?
— Какое там «бежать»! — усмехнулся Аллан. — Разве можно бежать без руки, с тяжёлой цепью на ногах? Он хотел утонуть и добился своего.
— Ах, вот что, — сказал Эйб. — Так он «ушёл на свободу»?
— И да простит его господь, — отозвался Аллан.
Они замолчали и долго смотрели на багряный закат. Река всё ещё была красная, а посередине медленно плыло одинокое, чёрное бревно…
Пожалуй, не стоит описывать закатное небо над великой рекой. Это превосходно сделал американский писатель Марк Твен в своей замечательной книге «Жизнь на Миссисипи». Прочитайте эту книгу, и вы всё узнаете.
А я умолкаю.
Маленькая мисс Бичер
Девушка была небольшого роста, тоненькая и задумчивая. Вокруг её бледного личика свисали тёмные локоны, завитые по моде «штопором». На шее, на бархатной ленточке, висел крестик.
Поглядев на эту ничем не примечательную девушку, сразу можно было сказать, что она северянка. В южном штате Кентукки у девушек цвет лица ярче, взгляд смелее и походка грациознее. Да и одеты они в разноцветные одежды, не то что эта северная мисс в строгом чёрно-сером платье, подметающем юбкой гравий перед верандой.
Она так и просидела на веранде плантации от завтрака до обеда, отказавшись от увлекательной поездки верхом в соседнюю рощу.
Мисс Бичер была несколько оглушена роскошью, которая развернулась перед ней на плантации «Шиповник». На пристани её ждала великолепная открытая коляска с двумя неграми на козлах. Оба негра были в цилиндрах и красных куртках с галунами. Один из них держал вожжи в вытянутых руках, другой сидел выпрямившись, словно аршин проглотил, скрестивши обе руки на груди. Две вороных кобылы доставили её в дом хозяев плантации. Этот дом поразил мисс Бичер своими размерами. Одна крытая веранда занимала больше места, чем весь дом её отца в Цинциннати. Тот дом — увы! — был сложен из порыжевшего от времени кирпича и битком набит людьми. Огромная семья Бичеров состояла из тринадцати человек.
Перед верандой скакали, кувыркались, прыгали дети самых разнообразных оттенков кожи — от светло-кофейного до тускло чёрного. Одеты они были тоже по-разному — одни в длинных рубашках из мешковины, другие только в пёстрых набедренных повязках. Но все, как один, были грязные.
— Мисс Даттон, — сказала девушка с локонами, — и всех этих детей могут продать?
— Ах, мисс Бичер, — возмущённо отозвалась высокая, узкоплечая мисс Да́ттон, — сначала их надо вымыть!
Мисс Даттон была учительницей из Женского Западного Колледжа в городе Цинциннати, где преподавала географию бледная Хэтти Бичер.
— Торговать детьми! Это ужасно! — проговорила Хэтти Бичер, округлив глаза.
— Почему же, мисс Бичер? — рассудительно отвечала мис Даттон. — Ведь это не белые дети. Это дети негров. Негры заранее знают, что их детей могут продать. Кентуккийцы говорят, что они не очень огорчаются.
— Вы думаете, что мать может не очень огорчиться, если у неё отнимут ребёнка и продадут с аукциона?
— Не понимаю, что заставляет вас так волноваться, мисс Бичер? — сказала мисс Даттон. — Вы уже не первый год живёте на границе рабовладельческих штатов.
Бледная мисс Бичер не отвечала. Её взгляд остановился на очень стройном мальчике лет пяти. Он шёл, держа на голове поднос с графином и двумя стаканами, старательно придерживая поднос правой рукой. Одет он был не так, как другие дети. На нём было очень ловко сшитое платьице из клетчатой шотландской ткани, а на ногах красные туфельки.
— Гарри! — сказала мисс Даттон. — Куда ты направляешься?
— Миссис велела мне принести из погреба прохладительные напитки для дам, — отвечал мальчик.
— Надеюсь, ничего спиртного? — строго заметила мисс Даттон.
— Ничего, только маленькая капелька рома, мэм…
— Нет, нет, — решительно заявила мисс Даттон, — я не выношу и запаха спиртного! Поставь поднос на стол и скажи миссис…
В этот момент сама миссис величественно появилась на веранде в серебристом платье, украшенном розами. Хорошенькая брюнетка несла за ней раскрытый летний зонтик с тем же рисунком в виде роз.
