Мария Прилежаева - С тобой товарищи
— Вот о чем… Слушайте!
Саша рассказал Агафье Матвеевне историю Сэма и Джо.
— …Они бросили его на крыльцо, он разбился. Они линчевали отца, и Сэм видел. То дерево еще, наверно, стоит… Там, в кино, было много «воспитанных» мальчиков. Никто не заступился за Сэма и Джо…
— Батюшки мои! — охнула Агафья Матвеевна. — Да он на лицо, может, и черный, ан совести светлой? Как земля на себе терпит фашистских зверей? Как им солнышко светит? Народ-то ихний, знать, еще глуп, смотрит на что!..
— Агафья Матвеевна! — Саша вскочил.
Что-то соображая, он несколько мгновений стоял неподвижно, потом хлопнул себя с размаху ладонью по лбу, сорвал с гвоздя шубу, шапку и, оставив распахнутой дверь, исчез, словно его вынесло вихрем.
— Сашенька! Саша! — кинулась было за мальчиком старуха вдогонку.
Но он в это время был уже у Гладковых.
Юлька и Костя сидели за столом друг против друга. Посредине стола лежала линейка, деля его на две половины. Так как Юлька не имела охоты доказывать теоремы, она усердно доказывала Косте незаконность границ его территории.
Юлька двигала к Косте линейку, он отстранял ее молча обратно.
— Я тебе не позволю захватывать мою половину, — твердо заявила Юлька.
— Ну, так лети со своими книгами на пол!
— Нет, сначала ты полетишь!
Полет не состоялся: Джек возвестил чей-то приход. Он поднял уши, воинственно тявкнул и, жалкий трусишка, полез прятаться под Юлькин стул, а в комнату ворвался Саша. Территориальные разногласия кончились.
— Здравствуйте! Слушайте!.. — кричал Саша. — Знаете…
— Не знаем! А что? Ну, скорей, говори!
— Костя, есть у нас в школе эпидиоскоп?
— Кажется… есть. Да, конечно!
— Ура! Да здравствует техника! Костя, я знаю, что ты будешь делать на сборе!
Глава X. „Я самый счастливый на свете!“
Чтобы почувствовать себя в полную меру счастливым, надо, чтобы в тихом доме под зеленым абажуром горела уютная лампа, вырывая из полумрака яркий круг на столе, и чтоб Джек дружелюбно ворчал у ног девочки и незнакомо и близко блестели темные большие глаза.
Все это было. Они сидели одни в Юлькином уголке, отгороженном ширмой, и пока Саша рассказывал, до того было тихо, что старые часы в деревянном высоком футляре вслух не спеша рассуждали сами с собой:
«Так? Не так. Нет, так».
Саша кончил. Юлька бурно прижала Джека к груди, целуя его светлое пятнышко, Джек лизнул девочку в щеку, и Саша, вполне награжденный, скромно потупился.
— Костя, за дело! — распорядилась весело Юлька. — Костенька, милый, скорей!
Она живо нашла все, что нужно для дела, и Костя нагнулся над столом. Чувствуя затаенное дыхание Саши и Юльки у себя над затылком, он сделал первую робкую пробу.
Не бог знает каким был мастером Костя, но эскиз удался.
Юлька отступила на шаг и долго, придирчиво вглядывалась в это произведение искусства.
— Хорошо! — наконец оценила она. — Не крупен ли план?
— Нет, нет, нет! — запротестовал решительно Костя.
Он поднял глаза, и в них Саша увидел удовлетворение, радость и страх.
— Саша, Саша! Надо придумать развязку. Ты не занят? Не очень торопишься?
Он, должно быть, забыл, как торопится, как занят товарищ.
А Юлька удивленно спросила:
— Разве можно сейчас уходить?
И Саша, конечно, остался.
Они с таким азартом трудились, что Саша опомнился, только когда в ветхом футляре часы меланхолично пробили шесть раз.
Тогда он сказал нерешительно:
— Я сорву свой вольтметр. Я пойду.
Но так жаль было бросить эти стопки картонных квадратиков, где сейчас заключались мысли Юльки, Саши и Кости, их печали и радости и их разногласия!
— Как хотите, — энергично тряхнув головой, говорила запальчиво. Юлька, — я считаю… я требую… давайте закончим победой.
— Девочкам нужен всегда хороший конец, — ответил уклончиво Костя.
— И тебе победа нужна!
Взмах руки — на одном из квадратиков щедрая кисть волнистым мазком начертала алый флаг победителей.
Юлька ответила Косте смеющимся взглядом:
— Ты молодец!
Как не хотелось Саше от них уходить!
Но он уже взялся за дверь. Неудобно менять свое слово. А вольтметр?
И Саша, быстро нацепив на Джека ошейник, потащил за собой своего непослушного сторожа, который упирался и передними и задними лапами, надеясь на Юлькину милость.
Хозяйка была непреклонна:
— Иди стереги! Пора пользу, лентяй, приносить!
Саша потратил на объяснение с Агафьей Матвеевной ровно столько секунд, сколько понадобилось, чтоб повесить на крючок шубу и шапку, и, оставшись один, вынул из ящика три батарейки.
Они восхитительно новенькие, их контактные пружины блестят!
Но нельзя любоваться. Если у человека непреклонный характер, в первую очередь он берется за трудное. У Саши непреклонный характер, и Саша отложил батарейки. Сначала — уроки. Три страницы из зоологии, синтаксис, две задачки и наизусть реки Восточной Сибири. Ничего! Зато потом начинается счастье — он будет выверять вольтметр. Ответственный, страшный момент. Вдруг стрелка не сдвинется в сторону?
При одной мысли об этом Сашу бросило в жар.
Иметь под рукой батарейки и тут же не проверить их действие — найдется ли человек в целом мире, способный устоять перед таким соблазном?
— Попробую один только раз. Посмотрю, заработает или нет.
Саша соединил батарею элементов с клеммами.
Чудо! Гордость! Стрелка на шкале дрогнула, двинулась, остановилась. И Саша пропал.
Пусть его презирают, он сам себя презирал, — он забыл о непреклонном характере.
Жалкий, безвольный человек, он позабыл обо всем на свете и ни о чем не мог думать, кроме стрелки, которая вздрагивала, как живая, и по его приказанию медленно отклонялась в сторону.
Саша наблюдал движение стрелки, присоединяя одну батарейку, две, три, снова одну.
Множество раз он выверил точность, прежде чем нанести деления на шкалу. Это был кропотливый труд!
— Я рад! Как я рад! Я самый счастливый на свете!
Подумать только — еще вчера на столе лежали кусочки картона, фанеры и проволоки, а сегодня красуется готовый прибор, на котором можно демонстрировать научные опыты.
Вы хотите проверить напряжение тока? Пожалуйста: стрелка отклоняется, идет, еще, еще, стоп!
Если бы случайно Саша поднял глаза и увидел свое отражение в зеркале, он не сразу узнал бы себя в этом красном, потном мальчишке с растрепанным чубом и до глупости счастливым лицом. Но что ему зеркало? Он прикован к вольтметру.
Однако всему наступает конец. Пора за уроки! Саша открыл «Зоологию», прочитал несколько фраз и сейчас же их позабыл. Эх, и жаль, что нет мамы! Он представил: вот скрипнула дверь, входит мама в своем кожаном шлемике, побелевшем от инея. Путешественница! Приезжай скорее домой! Позвони, если не можешь сегодня приехать.
И телефон зазвонил.
Ура! День чудес!
Но говорила не мама.
Юлькин требовательный голос спросил:
— Саша, где нам взять океан?
Они там продолжали работать, создавать чудеса, волноваться, они страдали и радовались, и они ссорились там по пяти раз в минуту.
Саша слышал, Юлька спросила:
— Костя, а буря?
— Буря? Нет. Не надо. Шаблон!
— Костя, ты глупый! На океане должна быть обязательно буря. Для впечатления, ты понимаешь?
Но Костин голос, перебивая Юльку, кричал:
— Саша — штиль! Океан, зеленые волны, скала! Боюсь, не успеем к субботе!
В трубке гудки.
Джек, помахивая хвостом, клонил голову набок и умильно заглядывал Саше в глаза. Догадался, хитрец, с кем велся сейчас разговор!
— Джек, ты понял — океан и скала, на ней белая туча! Вдруг туча снялась со скалы и летит. Это чайки летят. Домой, к нам! И, наверное, мама тоже скоро вернется. Хорошо, Джек, ведь верно?
Глава XI. Юлькины болельщики
А на следующее утро Саша только потому не опоздал на уроки, что Джек, умный пес, снова стащил с него одеяло.
Примчавшись в класс почти со звонком, Саша не мог понять, что творится.
— А! — кричал Юра Резников. — Он не хочет поддерживать! Ему все равно, если мы опозоримся!
О ком идет речь? Саша окинул класс взглядом и в недоумении задержал его на товарище. Костя сидел с таким темным лицом, что не оставалось сомнений — он виновник.
— Что случилось?
— Не спрашивай, — ответил Костя.
Саша не успел разобраться, в чем дело, — вошел Анатолий Лаврентьевич. С места в карьер учитель принялся вызывать одного за другим и устроил такую проверочку, что нагнал на всех страху. Саша и не пробовал пошептаться с товарищем. Все разъяснилось к концу урока.
Щелкнув крышкой часов и убедившись, что до звонка три минуты, Анатолий Лаврентьевич пощипал бритый крутой подбородок, помолчал, испытывая выдержку класса, и объявил:
