Юрий Маслов - Уходите и возвращайтесь
— Мне иногда кажется, — не отрываясь от своих бумаг, проговорил длинноволосый юноша, — что искатели приключении — люди духовно опустошенные. Их риск, безрассудная смелость говорят лишь об их неустроенности, о боязни остаться наедине с собой, о тщетных попытках заменить внутренний мир сильными внешними ощущениями. Только ради бога, — он, словно моля о прощении, скрестил руки и с грустью посмотрел на Виктора, — не подумайте, что это относится к вам. Вас я не знаю. Это так — информация к размышлению.
— Вы, разумеется, не боитесь остаться наедине с собой? — обиделся Виктор.
— Разумеется, — мягко и спокойно ответил Дима — У меня есть интересный собеседник.
— Кто же, если не секрет?
— Я.
— Лишь час опасности — проверка для мужчины, — усмехнувшись, заметил Виктор. — Это не я — Шиллер.
— Друзья, — сказал Гаврила, понимая, что ребята недалеки от ссоры, — если вы мне дадите гитару, я вам спою. Что-нибудь грустное и неоригинальное.
Предложение прошло на «ура». Татьяна побежала за гитарой, а Гаврила, придвинув к себе бутылку сухого вина, дружелюбно толкнул Никиту в бок.
— Выпьем?
— Не хочу. — Никита отставил бокал в сторону.
— Ты в этом году поступал?
— Да.
— А меня не приняли. Здоровье их, видите ли, мое не устроило! В легких, черти, что-то нашли. А я — стайер. Пять тысяч по первому разряду бегаю.
— И чем вы сейчас занимаетесь?
— Посещаю аэроклуб. На «Яках» буду летать. Крепкие машинки…
— Пожалуйста. — Татьяна вручила гитару захмелевшему барду.
Гаврила взял аккорд, но его остановил астролог.
— Одну минуту… Вы не суеверны? — спросил он Одинцова.
— Нет, — зло процедил Виктор, поняв наконец, что этот тихий мальчик не отвяжется до тех пор, пока не вытянет из него всю душу.
Гаврила запел. Голоса у него не было, но это, в общем-то, роли не играло — для тех песен, что он исполнял, вполне подходил и речитатив.
…По смоленской дороге метель, метель в лицо,Всё нас из дому гонят дела, дела, дела,Понадежнее было бы рук твоих кольцо,Покороче дорога, наверное, мне б была.
— Тише, — проговорил вдруг Дима, наконец оторвавшись от журнала. — Вы замкнуты и сдержанны.
Виктор понял, что это относится к нему, и с безучастным видом уставился в потолок.
— Никто не знает, о чем вы думаете. Понять вас трудно. Решения принимаете мгновенно. Склонны к самоанализу. Самоуверенны. Эгоистичны. К врагам беспощадны. В достижении цели тверды. К славе небезразличны.
— Другой бы на моем месте обиделся, — проговорил Виктор, бросив на Татьяну многозначительный взгляд.
— Это кого ты так разрисовал? — спросила Евгения Ивановна, входя в комнату.
Виктор заерзал на стуле, кисло улыбнулся.
— Вас? — Евгения Ивановна прищурилась и перевела взгляд на Никиту. — А мы ведь с вами знакомы. Где я вас видела? Вспомнила!.. — всплеснула она руками. — Вы шофер Николая Ивановича.
— Бывший, — нахмурился Никита. Он посмотрел на часы и встал. — Извините, но я должен идти.
— Я тебя провожу, — вскочила Таня. — А вы, — она обернулась к гостям, — пейте чай. — И, смутившись, добавила: — Я покажу ему, где стоянка такси.
Никита уже натягивал шинель, когда в коридор, злой и обескураженный, вышел Виктор.
— Я тоже, пожалуй, двину, — сказал он, обращаясь к Тане. На Никиту он даже не посмотрел..
Снег кончился, но на улице по-прежнему было ветрено и неуютно. Сквозь рваные хаотические сгустки быстро бегущих облаков то и дело проглядывал бледный желток луны. Ее старческий, немощный свет падал на посеребренные крыши домов и голые ветки деревьев, бросавших на землю неимоверно вытянутые, искаженные до уродливости, мрачные тени.
— Десять минут двенадцатого, — удрученно сказал Никита и, покачав головой, поднял воротник шинели. — Первый раз я опоздал.
— И не последний, ехидно заметил Виктор. Татьяна промолчала, поежилась и неожиданно крепко взяла Никиту под руку.
— А вон и такси, — сказала она. — Витя, останови. Виктор неохотно подчинился и, когда машина остановилась, с подчеркнутой любезностью распахнул перед Никитой дверь.
— Карета подана!
— До свидания. — Татьяна крепко пожала Никите пальцы, — Звони!
— Можно ехать? — спросил шофер, с недоумением посмотрев на одинокую фигуру Тани.
— Валяй, — сказал Виктор, откидываясь на сиденье и закуривая.
Машина с грохотом помчалась по пустынным улицам уснувшего городка.
Старший лейтенант Левин сидел на КПП и читал газету. Сережка Бойцов, закутавшись в тулуп и закинув за плечо винтовку, мрачно вышагивал перед воротами. Увидев вылезающих из такси ребят, он, верный курсантской взаимовыручке, отчаянно замахал руками и при этом состроил такую рожу, что те мгновенно сообразили, какого рода встреча им угрожает.
— Вот черт! — прошипел Виктор. — И чего ему не спится? Беги за мной.
Никита рванулся за товарищем, и через несколько секунд, обогнув забор, они оказались вне опасности.
Забор был высокий, из кирпича, и верх его, дабы лишить курсанта незапланированных прогулок в город, начальство распорядилось украсить осколками битых бутылок. Но там, где остановился Виктор, штурмовать это искусственное препятствие можно было без риска для жизни — стекло в этом месте курсантские животы отполировали до зеркального блеска.
Никита ловко и бесшумно перебрался через забор, встал рядом с Виктором и, отдышавшись, недовольно спросил:
— Ты чего, второго пришествия ждешь?
— Если Левин нас засек, то он уже там. — Виктор махнул рукой в сторону освещенного подъезда корпуса. — Караулит. — Вздохнув, добавил: — Хитрая лиса.
Никита с благодарностью взглянул на товарища. Но это чувство было недолгим — Виктор сам разрушил его. После короткого молчания он вдруг сказал:
— А ты парень не промах.
— Как мне тебя понимать? — удивился Никита.
— А чего здесь понимать, когда все проще пареной репы. Возил командира полка, познакомился с дочкой, а затем в училище… Высшее, авиационное.
Никиту словно внезапно стукнули. Он нагнулся и, задыхаясь от бешенства, шагнул навстречу Одинцову.
— Морду я и сам бить умею, — предупредил его Виктор. — Ты это учти. На будущее.
— А ты сложная птичка, Одинцов, — взяв себя в руки, проговорил Никита. — Она тебе что, понравилась?
— Мне вообще красивые нравятся.
— Вот вообще и люби.
Одинцов достал сигарету и, сплюнув, спокойно сказал:
— Не учи меня жить. Я знаю ее телефон, я ей позвоню, встречусь. Выбирать будет она. — И он ушел, широко размахивая руками.
— Этого еще не хватало, — проворчал Никита. Он подцепил ладонью горсть снега и, растерев разгоряченное лицо, отправился спать.
На его койке, с головой укрывшись одеялом, кто-то лежал. Никита быстро разделся и ткнул непрошеного гостя кулаком. Рука наткнулась на что-то мягкое и податливое.
— Это шинель, — прыснул Славка. Он открыл глаза и улыбнулся. — Я тебя таким образом спать уложил. Чтобы лейтенант не волновался.
— Спасибо, — сказал Никита, ныряя под одеяло.
— Как день рождения?
— На уровне.
— А кто она?
— Хорошая девчонка, старик, но я ее очень мало знаю. Слушай, — Никита приподнялся на локте, — я понимаю, что из-за женщины драться глупо, но бывают же такие нелепые ситуации… ну, в общем, когда тебя вынуждают.
— Из-за женщин, старик, одни лоси дерутся, — сказал Славка. — А что, тебе обещали морду набить?
— Да есть у некоторых такое желание.
— Ты мне завтра этого зверя покажи. Зачем?
— Прикину, какой величины ему намордник требуется.
— Спи, тигролов. — Никита бросил другу шинель — ночью в кубрике бывало холодновато — и, совсем как в детстве, подтянув к животу ноги, принялся считать. Досчитав до сорока двух, он уснул.
ГЛАВА VI
Алик Черепков выписался через неделю. Он разительно изменился: осунулся лицом и потускнел. Так тускнеют от долгого лежания в темноте старинные монеты. Его большие выразительные глаза, в которых раньше день и ночь светилась лукавая усмешка, словно погасли и смотрели на мир с настороженностью чем-то напуганного зверя. Но еще в большей мере изменилось его поведение. Шумный и вертлявый, как юла, не способный и часу прожить без шутки и анекдота, Алик стал молчалив, ходил словно неприкаянный, сторонился больших компаний и о чем-то все время напряженно думал, точно решал в уме уравнение с двумя неизвестными.
— У меня впечатление такое, — высказал свое предположение Славка, — что его в лазарете пыльным мешком по голове стукнули.
— Похоже, — согласился Никита. — Может, поговорить с ним по душам?
— Я пробовал, — сказал Славка, — ничего не вышло: он сбежал от меня в класс материальной части и до самого вечера копался в двигателе. Может, он решил училище год за два кончить?