Владимир Киселев - Любовь и картошка
Матвей Петрович зевнул, огляделся. Под мышкой у него была большая деревянная коробка с шахматами.
— Шахматы уважаете, товарищ генерал? — спросил Матвей Петрович.
— Уважаю, — чуть прищурился генерал Кузнецов. Матвей Петрович откатил от поленницы и поставил на попа три чурбака — два вместо стульев, а один посредине — стол, вывалил на траву шахматные фигуры и, взглянув на Сережу, спросил:
— Вернулся? — Не дожидаясь ответа, он предостерегающе обратился к генералу: — Только я без теории.
— И я без теории, — улыбнулся генерал Кузнецов.
Матвей Петрович взял в кулаки две пешки, долго менял их за спиной, перекладывал из руки в руку, а затем спросил:
— В какой?
— В правой.
Матвей Петрович раскрыл кулак.
— Не повезло. Черная.
Генерал Кузнецов присел на чурбак и стал расставлять на доске фигуры. Ружье он прислонил к поленнице.
— Двенадцатый? — спросил Матвей Петрович.
— Нет, шестнадцатый.
— Что за пароль у вас? — удивилась Наташа.— «Двенадцатый? Нет, шестнадцатый». Что это значит?
— Пароль! — хмыкнул Сережа. — Калибр ружья, а не пароль.
Наташа стала за спиной отца, а Сережа за бригадиром. Он помялся и нерешительно сказал:
— Дед Матвей... Я вас в бригаде искал.
— Вздремнул я тут,— расставляя фигуры, ответил Матвей Петрович.— С четырех часов на ногах. Каждый день. А годы уже не те. Как съездил? — повернулся он к Сереже.
— Там переучет,— негромко сказал Сережа.
— Переучет?..— Матвей Петрович был неприятно удивлен.— А кто проводит?
— Ефременко там!
— Ваш ход, Матвей Петрович,— заметил генерал Кузнецов. Ему слово «переучет» ни о чем не говорило. Но Наташа напряглась и встревожено посмотрела на Матвея Петровича.
— Ход известный: е2 — е4.
Матвей Петрович передвинул пешку, а затем ворчливо спросил у Сережи:
— Щербатиху видел?
— Нет. Ее там не было.
— А картошка?
— Сгрузили.
— А, черт...— Матвей Петрович передвинул вторую пешку и, обращаясь к генералу, пожаловался: — Пока вырастишь эту картошку, а потом еще...— Он замолчал, словно что-то взвешивая про себя.— Ну ладно. Оно б, конечно, лучше без этого...— Матвей Петрович посмотрел на Сережу и ободряюще подмигнул ему: — Ничего, Серега. Обойдется. Деньги у нас в наличности, а с тебя спрос невелик.
— Но я... возил,— нерешительно возразил ему Сережа.
— Так что? — оборвал его Матвей Петрович.— Все возят... Наташенька,— совсем другим тоном, негромко и ласково обратился он к Наташе.— Ты к бабке заходила сегодня? Она там свежего творога приготовила. И меду я отогнал.— Он помолчал и осторожно спросил: — Как мать?
— Приедет сейчас.
Матвей Петрович, заложив руки за спину, долго раздумывал над очередным ходом, затем махнул рукой — а, была не была! — и двинул вперед ферзя.
— Что это Анна нас с бабкой сторониться стала? — глядя на доску и ни к кому не обращаясь, спросил он.— Через год на каникулы на свои заглянете, а нас, может, и в живых уже не будет.
Наташа нахмурилась. В словах Матвея Петровича была правда, против которой и возразить трудно. И все-таки ему не следовало этого говорить.
— Ну зачем вы так, дед Матвей? — укоризненно спросила она.
— А затем. Не гадал. Не дай бог на конце жизни сына схоронить. Как подумаешь...— Матвей Петрович горько покачал головой и пояснил генералу Кузнецову:— Дочка маленькой померла. В войну. От голода. Кто теперь про голод знает? А он был. Отец мой, царствие ему небесное, в двадцать первом от голода помер. И братья старшие. Э, да что говорить... Такая у нас статистика...
Наташа и Сережа читали и слышали о блокаде Ленинграда. Но никогда не видели человека, у которого близкие умерли от голода. И не знали о том, что у Матвея Петровича была дочка и были братья.
«Как же так? — подумал Сережа.— Кругом — земля.
Посади картошку хоть на огороде, хоть перед домом, и уже не пропадешь... Неужто у них даже десятка клубней не осталось?.. А может, они сажали?.. Только не дождались, пока она вырастет?..»
— Я в ваших краях бывал,— сказал генерал Кузнецов.— Еще до войны, в действительную служил. В лагерях стояли. Только-только колхозы в настоящую силу входить начали. Помните?
— Как не помнить,— хмуро ответил Матвей Петрович.— У нас тогда в один год с полсотни свадеб сыграли. Зажили. Техники только мало было. Не то что сейчас.
— Конечно,— согласился генерал Кузнецов.— Но дело не только в технике. Был я в прошлом году неподалеку отсюда. На Брянщине. Даже за год видны удивительные перемены. Село меняется быстрее, чем город. И не потому, что в селе новый дом заметнее, чем новый квартал в городе. Весь строй жизни переменился.
— Все теперь быстро меняется.— Матвей Петрович подвинул вперед пешку.— Весь мир стал, как одна деревня. Чтоб обойти село, сколько времени нужно? Ну, час. Ну, два. А космонавт земной шар облетает за сорок минут. Прежде только в селе знали, кто кого сватает, что у кого в печи. А теперь по телевизору показывают, кто кого в Африке сватает или что у кого в печи в Америке. Что в Белом доме делается, знаешь уже лучше, чем что делается на соседней усадьбе... Или другое взять... Где та Замбия? Кто про нее прежде слышал? А у нас сын председателя в Замбии работает. Из нашего, значит, села. Из Бульб. Поймали в селе ласточку. С кольцом на ножке. Из Замбии прилетела.
Эта история потрясла воображение всех жителей села Бульбы. Но особенное впечатление произвела она на школьников. В вестибюле школы висело объявление:
Дорогой друг! Если ты обнаружишь на лапке у птицы кольцо, тебе следует сообщить об этом по адресу:
117312, Москва, ул. Ферсмана, 13. Центр кольцевания Института эволюционной морфологии и экологии животных имени А. Н. Северцова.
Объявление повесила преподавательница биологии
Клавдия Захаровна после того, как в прошлом году Ромась, тогда еще третьеклассник, заметил на лапке у одной из ласточек, которые поселились почему-то в самом шумном месте колхоза, под крышей ремонтных мастерских, блестящее колечко. Он добрался до гнезда и сумел поймать эту ласточку. В школе осторожно ласточку посадили в клетку и позвали Клавдию Захаровну. Она через лупу прочла выгравированные на кольце латинскими буквами слова: «Ливингстон. Замбия» и номер 739, присвоенный птице в далеком африканском городе. Ласточку щедро накормили пойманной для нее мошкарой и отпустили на волю.
Какой же путь проделала эта ласточка! Бульбы — Ливингстон — Бульбы. Перелетела через Черное и Средиземное моря, через Турцию, Египет, Судан, Центрально-Африканскую Республику, Конго. Совершила путь длиной более чем в пятнадцать тысяч километров.
— А прежде, вы думаете, ласточки из Замбии не летали в ваше село? — спросил генерал Кузнецов.
— Может, и летали. Да мы про то и не догадывались.— Матвей Петрович улыбнулся своей хмурой, некрасивой улыбкой.— Так у нас все поменялось, что села и впрямь не узнать. А вот земля... Что прежде, что теперь... Воды — хоть залейся, лесу — хоть бейся... Бедная у нас земля.
— Зато в ней полезные ископаемые,— решительно вступился за свою землю Сережа.
— Какие? — удивился генерал Кузнецов.
— Картошка у нас полезное ископаемое.
— Полезное,— согласился Матвей Петрович.— Хоть зовут ее вторым хлебом, а нам она — первый.
— Пешка! — вырвалось у Сережи.
Генерал Кузнецов отошел конем, и черная пешка оказалась под боем.
— Молчи, Серега! — добродушно проворчал Матвей Петрович.— Пешка не орешка! Счас мы ее.— Он снял пешку и воткнул ее заостренным концом в землю у ног — Да, картошка у нас родит...— И неожиданно спросил: — Вы, товарищ генерал, за границу ездили?
— Случалось, — сдержанно отозвался генерал Кузнецов.
— Фараонов видели?
— Каких фараонов? — осторожно спросил генерал Кузнецов. Ему показалось, что он ослышался.
— Ну, не живых, понятно, — успокоил его Матвей Петрович. — Сушеных.
— Мумии? — Генерал Кузнецов пожал плечами.— Видел. Для этого и за границу не надо ездить. Они и у нас в музеях есть.
Сережа подумал, что у Матвея Петровича какой-то особый, непонятный для других ход мыслей. И никогда нельзя заранее знать, что он спросит или что скажет.
— А правда,— спросил Матвей Петрович,— фараоны все, что при жизни накопили, в могилу с собой забирали? Думали, на том свете сгодится?
«Нет, — подумал Сережа,— совсем не так спокоен сейчас дед Матвей, как это может показаться. Но разве его поймешь?..»
— Только ли фараоны? — улыбнулся генерал Кузнецов.— Это мы с вами теперь знаем, что всего с собой в могилу не унесешь.
— Ой, знаем ли? — возразил Матвей Петрович. — Взять хоть меня, к примеру. Ну, для чего я колгочусь? Пока сын жив был... Шах.
— А я — отойду,— решил генерал Кузнецов. Сережа внимательно следил за игрой.
«Вот,— думал он,— если выиграет дед Матвей, Наташа не уедет».
