Яков Тайц - Находка
Наконец Лёша выпрямился. В руках у него… ничего нет. Нет, что-то есть! Что же это? Может быть, на сундуке висел замок и Лёша снял его? Таня пригляделась: нет, это не замок. Это всего-навсего черепок! Обыкновенный грязный черепок! Таких сколько угодно можно найти на каждом дворе. Этим черепком только в «классы» играют. Да и то можно покрасивей стекляшку подобрать.
Стоило ради этого несчастного черепка уходить из дому, догонять Лёшу, ехать без билета, волноваться! Сейчас Алексей Кузьмич бросит черепок и посмеётся над Лёшей. И все ребята посмеются.
Но Алексей Кузьмич взял черепок, почистил его щёточкой, полюбовался па него и сказал:
— Молодец, Зотов! Поздравляю с первой археологической находкой. Прекрасный образец гончарного искусства двенадцатого века. Обломок глиняного умывальника. Он пролежал в земле ни много ни мало восемьсот лет..
Восемьсот лет! Лёша вытирал грязным кулаком лоб и гордо улыбался. Стасик с завистью крикнул:
— Не дрейфь, ребята! Мы сейчас тоже что-нибудь найдём! Пошли!
И на К № 1 снова дружно заработали лопаты. Земля так и полетела веером. А Таня растерянно смотрела на черепок:
— Лёша… неужели это весь клад?
— Почему весь? Мы, Танька, ещё что-нибудь найдём.
— Подумаешь, ценность! Черепки.
— Вот тебе и черепки! А может, ещё и украшение найдётся.
И Лёша, счастливо улыбаясь, завернул находку в бумагу и снова взялся за лопату.
А Тане сразу расхотелось копать. Ей захотелось к маме, в санаторий. Там можно отдохнуть, умыться. Черепки — это не интересно. Вот если бы настоящий клад, тогда другое дело!
Лёша оглянулся:
— Что, устала?
— Як маме пойду.
Она воткнула заступ в землю. Но тут на Таню посмотрел Алексей Кузьмич:
— Как дела, Таня?
— Ничего…
Ей стало неловко. Она сказала, что приехала помогать, а сама не помогает. Таня взяла заступ и снова стала ковырять землю. Она выкопала чуть-чуть, у самой поверхности. Конечно, она не может, как Лёша. Всё-таки он мужчина, и старше, и сильней, и заступ ему по руке.
Натёртые руки болели. Спину заломило. Но Таня всё-таки копала, потому что, раз обещала, надо сделать.
Вдруг — чу! — что-то звякнуло под заступом. Таня бросила его, нагнулась и тоже, как Лёша, принялась нетерпеливо разгребать землю руками. Ага, постойте, что-то есть! Что-то лучшее, чем черепок! Что-то железное! Оказывается, на самом деле очень интересно находить в земле всякие старинные вещи.
Таня разглядывала находку. Это была плоская железная коробка. Таня обрадовалась. Правда, это не сундук, не ящик, а всё-таки это гораздо больше похоже на клад, чем черепок.
Коробка была вся красная от ржавчины. Таня очистила её от налипшей земли. На крышке стали видны выдавленные буквы:
КОНФЕТЫ ДРАЖЕ МОССЕЛЬПРОМ
Таня поднесла коробку к уху и встряхнула её. Внутри что-то слабо звякнуло. Значит, там что-то есть!
Таня закричала:
— Алексей Кузьмич, Лёша! Смотрите, я нашла клад! Алексей Кузьмич, а какого это века?
— Дай-ка!
Алексей Кузьмич взял двумя пальцами плоскую железную коробку, посмотрел на неё, улыбнулся:
— Это никакого не века, Таня, это двадцатого века. Кто-нибудь обронил несколько лет назад. Видишь, ржавая какая!
Лёша мельком взглянул на Танин «клад»:
— Аи да клад! Аи да Таня! Каждый находит то, что ищет.
— Таня, угости! — крикнул Стасик. Женя Малов сказал:
— Нет, ребята, это надо в Исторический музей — и подписать: «Нашла Таня Зотова».
Все засмеялись.
— А всё-таки это лучше, чем черепки! — крикнула Таня. — Давай, Лёша, откроем!
— Потом. Вот кончим курган, тогда…
Но Тане не терпелось поскорей открыть плоскую коробку. А вдруг там на самом деле какой-нибудь клад? Таня стала открывать коробку, но только все пальцы перемазала в ржавчине. Крышка прилегла очень плотно и не поддавалась.
— Лёша, ну открой! — стала просить Таня. — Потом опять будешь копать.
— Некогда сейчас.
— Тогда я к маме пойду! — Не ходи одна. Скоро кончу — вместе пойдём.
— Нет, пойду! Я дорогу знаю.
И Таня пошла в санаторий. А Лёша остался на кургане и всё копал, всё откидывал, лопата за лопатой, красноватую, пахнувшую грибами землю.
Глава двенадцатая
МЁРТВЫЙ ЧАС
Таня спустилась к мостику, перешла на тот берег и пошла лугом. Усталые ноги словно просили Таню: «Давай посидим, давай посидим!» Но Таня не останавливалась. То и дело она встряхивала коробку. Она хотела угадать по звуку, что там внутри. Но угадать никак нельзя было.
Таня подобрала на дороге прутик и попробовала прутиком открыть коробку. Но ничего не вышло: прутик сломался — и всё.
На лугу паслось стадо. В тени под кустом сидел старый пастух в валенках и смешных оранжевых калошах. Таня набралась храбрости и подошла к нему:
— Дедушка! У вас нету чем открыть?
Старик из-под мохнатых седых бровей поглядел на ржавую коробку, порылся в карманах широченных штанов и достал большой складной нож.
— Дай-ка! — Он стал поддевать щербатым лезвием крышку. — Вся насквозь ржавая. В воде, что ли, лежала?
— Нет, не в воде, дедушка, а в земле. Это я клад нашла.
— Ась?
— Клад, дедушка, нашла. Мы с вами поделимся.
— Ладно уж, — улыбнулся старик. — Давай откроем как-нибудь. Тут и руку порезать недолго. Ишь, ржа кругом.
Наконец ему удалось поддеть кончиком ножа крышку; он осторожно нажал, и плоская коробка медленно, с ржавым скрипом открылась.
— Ну, что там? Что, дедушка?
— Сейчас разберёмся, — ответил старик, вы-тирая руки о штаны и складывая нож. — Во, гляди! Вот он весь твой клад.
Таня нагнулась над коробкой. В коробке лежала маленькая, тоненькая книжечка папиросной бумаги. К ней приклеилось несколько крупинок махорки. Немного махорки налипло и на ржавые стенки коробки. Под книжечкой оказался огрызок карандаша и чёрный мундштук с серебряным ободком. Они-то и погромыхивали, когда Таня встряхивала коробкой. Больше ничего в коробке не было.
— Небогато, — сказал старик.
— Да… — сказала Таня и села на траву рядом со стариком. — Возьми себе, дедушка.
— Ну, куда её, ржавь такую!
Дедушка достал из кармана кисет, свернул огромную папиросу и закурил. А Таня стала разглядывать книжечку. В ней было немного страничек. Они слиплись, и нельзя было понять сколько их. На первой страничке было что-то написано чернильным карандашом. Почерк был размашистый, некоторые слова не дописаны. Видно, тот, кто писал, сильно торопился. От сырости карандаш кое-где расплылся в лиловые пятна. Всё-таки Тане удалось разобрать. Там было написано: «16», потом «окт», а рядом «41».
Таня стала думать: «16» — это число, это понятно; «окт» — это октябрь; а «41» — это, наверно, сорок первый год.
— Дедушка, — сказала Таня, — это, наверно, писали знаешь когда? В сорок первом году, шестнадцатого октября. Тут написано.
— Ась? Вот оно что! — Старик задумался. — Это, знать, солдат обронил. Здесь бои были, ох, сильные бои! Вишь, земля до сей поры изрыта… Это солдатский портсигар. Может, его хозяин до Берлина дошёл. А может, и погиб… Кто ж теперь скажет!
— Мой папа тоже на войне погиб, — сказала Таня, — под Москвой…
Старик ничего не ответил.
Таня стала медленно, с трудом читать дальше: «Дорогие мои мать, жена, сын и дочка…»
Больше на страничке не поместилось. А до следующей странички Таня не могла добраться, потому что боялась разорвать слипшуюся папиросную бумагу.
— «Дорогие мои мать, жена, сын и дочка…»— вслух повторила Таня.
И вдруг ей пришла в голову невероятная мысль. Да нет, не может быть! А почему не может быть? Очень даже может быть! Таня стала шептать:
— Мать — это бабушка. Жена — это мама. Сын — это Лёша. А дочка — это, конечно, я сама, Таня! — И Таня вскрикнула: —Дедушка, миленький, это знаешь кто? Это, наверно, мой папа писал… Дедушка, миленький, это папа, я знаю, это папа!
Она вскочила, быстро сложила в коробку и книжечку, и карандаш, и мундштук, всё как было, и, не попрощавшись с пастухом, не оглядываясь, побежала по лесной дороге в санаторий. Она бежала и думала только об одном: она нашла письмо от папы. Вот какой клад она нашла! Папа обещал написать — и вот написал! А она нашла! Сейчас она покажет папино письмо маме. Пусть мама скажет, папина это рука или не папина.
Таня бежала изо всех сил. Ноги теперь уже не просили: «Давай посидим». Нет, они быстро несли Таню по дороге. И вот она добежала до решётчатых ворот с вывеской «Санаторий „Зелёный шум“». Там дремал сторож. Таня с размаху толкнула калитку. Она скрипнула. Сторож очнулся и сказал:
— Нельзя! Мёртвый час.
— Дяденька, — сказала запыхавшаяся Таня, — мне очень надо… Зотову… Лидию Мироновну…
— Знаю. Только потом. А сейчас никак!
— Почему, дяденька? Ведь это моя мама!
