Василий Голышкин - Красные следопыты (Повести и рассказы)
— О, русский абстракционист?
— Да, — важно кивнул Виктор Викторович, — русский.
Экскурсовод выразил желание немедленно познакомиться с творчеством Виктора Викторовича. Тот не возражал, но попросил, сославшись на дела, два дня сроку.
Они пролетели как во сне. Виктор Викторович верил и не верил в удачу. Когда-то, еще в школьные годы, он, действительно, немножко рисовал и даже учился писать маслом. От прошлого осталось умение грунтовать холст, разводить и смешивать краски: «синяя с желтой дает зеленую»...
Это пригодилось. Яйцо всмятку, которое он случайно разбил за завтраком, подсказало тему. Через два дня картина была готова, и Виктор Викторович отнес ее на выставку.
— О чем вы думали, когда творили? — спросил американец, рассматривая полотно.
В памяти всплыл назойливый, как комариный писк, благовест церквушки, торчащей перед окном общежития.
— О колокольном звоне, — сказал Виктор Викторович.
— Я так и предполагал, — сказал экскурсовод, — вы очень тонко чувствуете цвет звука.
Картина была куплена у Виктора Викторовича за сто долларов и была воспроизведена потом в одном из иностранных журналов под рубрикой «Творчество русских абстракционистов. В. В. Сапожников. «Колокольный звон».
Уезжая из Москвы, экскурсовод познакомил Виктора Викторовича с корреспондентом одной из иностранных газет. Знакомство переросло в дружбу. Корреспондент, поощряя молодого абстракциониста, время от времени приобретал у него картины для «национального музея» и тискал об этом две-три строки в своей газете.
Как-то во время одной из встреч-сделок он посоветовал Виктору Викторовичу устроить выставку своих произведений, и обещал написать о ней в зарубежной прессе. Виктор Викторович клюнул...
Возвратившись в Зарецк, Виктор Викторович стал подыскивать сообщников, на которых можно было положиться при организации выставки. Вкусам взрослых он не доверял, опасаясь насмешек, и решил приглядеться к ребятам. Первым в поле его зрения попал Лева Наумов. Козье молоко сделало Леву сперва другом, а потом и учеником Виктора Викторовича. Первой самостоятельной пробой пера, восхитившей Виктора Викторовича, была синяя лошадь.
— Абстракционизму принадлежит будущее, — сказал он, рассматривая Левин рисунок во время последней встречи. — А из тебя со временем выработается неплохой абстракционист. Во всяком случае, ты можешь рассчитывать на меня. Но пока, между прочим, держи язык за зубами. До общего признания абстракционизма.
— А лошадь?
— Что лошадь?
— Ее тоже держать в тайне?
Виктор Викторович посмотрел на Леву. Одна мысль мелькнула у него в голове.
— Нет, почему же, — сказал он, — покажи своим, а потом скажешь, кому понравилось.
...Бабка принесла с кухни молоко. Лева, как всегда, взял кружку и вышел. Ему казалось, что все сказанное между ним и Виктором Викторовичем останется в тайне. Но он ошибся. В Зарецке нашелся еще один любитель козьего молока. Им был Мишка-толстый. Он пришел чуть позже Левы и, стоя за дверью, «нечаянно», так уж устроен человек, услышал все, что было сказано. Об этом он и рассказал Валентине и Воронку. Посоветовавшись, решили присмотреться к Леве и Виктору Викторовичу, с которым тот водит дружбу, а потом уже решить, что делать дальше.
Может быть, даже встретиться с Виктором Викторовичем и поговорить с ним по душам.
Но искать встречи с Левиным учителем не пришлось. В ту же ночь он сам напомнил о себе, и довольно странным образом.
Вспышка
Воронка разбудил овод. Проклятый, он настырно зудел над головой, несмотря на все ухищрения отогнать его сонной рукой.
«Дз-д-з-з...»
Бац! Воронок смазал пятерней по фанерной стене, загудевшей, как надутый бычий пузырь, и проснулся от шума и боли.
Над головой тревожно мигала красная лампочка от электрического фонарика. Под подушкой, в школьном пенале, отчаянно пищал зуммер.
Воронок посмотрел на будильник, таинственно мерцавший зелеными огоньками цифр. Шел второй час ночи.
Воронок вскочил с кровати и прислушался. Соседняя комната дышала мамой. Спит...
Воронок на цыпочках подкрался к окну и распахнул ставни. В дом стрельнула струя прохладного воздуха.
— Кто там? — шепотом окликнул Воронок черную фигурку, прильнувшую к завалинке.
— Я, — отозвалась фигурка и выпрямилась. — Генка Юровец.
— Хватит звонить, — сказал Воронок, — разбудил уже.
Что-то щелкнуло. Воронок догадался: пришедший захлопнул крышечку над кнопкой потайного звонка, вделанного в завалинку.
Воронок закрыл дверь, ведущую в мамину комнату, зажег свет и впустил в дом живой, подвижный шарик, который, едва вкатившись, замахал руками, задвигал ногами и заработал языком с такой скоростью, что слова, вылетая изо рта, сталкивались и разбивались вдребезги, так что понять сказанное было невозможно.
Воронок подошел и ущипнул Генку за руку. Живой шарик ойкнул и затих.
— Что случилось? — спросил Воронок.
— Вспышка, — ответил Генка, и глаза его изумленно округлились.
— На Луне или на Марсе? — Воронок насмешливо посмотрел на Генку.
— На земле. Честное слово! — Генка подкрепил свою клятву салютом. — Я случайно заметил, когда телескоп с Юпитером на Сатурн переводил. Вспыхнет и погаснет. Вспыхнет и...
Он не договорил.
— Пошли, — сказал Воронок, натягивая штаны. — Посмотрим, что там вспыхивает.
Минут пять спустя они были на астрономической вышке зоны. Генка посмотрел в телескоп, возле которого в ясные ночи попеременно дежурили все пионеры отряда имени Юрия Гагарина, и уступил место Воронку.
— Ну что? — нетерпеливо спросил он.
— Вспыхивает, — сказал Воронок. — А что — не пойму. Вспыхивает и гаснет.
— Как молния, — подсказал Генка.
— Недалеко где-то, — проговорил Воронок. — С земли смотрел?
— С земли не видно, — ответил Генка.
— Вот что, — решил Воронок, — ты подежурь до смены. А трубу не трогай. Труба пусть на огонек смотрит. Тебя кто сменяет?
— Воскобойников. А его — Мишка-толстый.
— Скажи, чтобы и они не трогали. Утром посмотрим, что видно.
Вернувшись домой, Воронок поставил стрелку звонка на «5» и завалился спать.
Без пяти минут до назначенного срока он проснулся и очень удивился, что сделал это без помощи звонка. Может быть, у него в мозгу был свой будильник?
Впрочем, размышлять об этом не было времени.
Воронок тихонько встал, чтобы не разбудить маму, и вышел из дому.
На астрономической вышке, злой и веселый от бессонницы, его ждал Мишка-толстый.
Воронок не успел спросить о том, что «видит» астрономическая труба. Своим ответом Мишка-толстый опередил вопрос. Оказалось, что в поле зрения телескопа находится сарай бабы Вари, в доме которой живет Виктор Викторович.
«Вор»
Прошло несколько дней. Происшествие с телескопом, поймавшим таинственную «вспышку» в сарае бабы Вари, начало уже забываться, как вдруг новое событие взволновало зону. На берегу Снежки была ограблена кладовушка, в которой зона хранила собранный ею металлический лом. Ограблена ли? Вначале никто так не думал. Потому что, на первый взгляд, ничего не пропало. Просто было разбросано вкривь и вкось.
«Ленькин почерк, — решил Воронок, — опять что-нибудь конструировал...»
Октябренок Ленька был призван, поежился под строгим взглядом гагаринцев и во всеуслышание заявил, что вот уже второй вечер обходит сарай стороной.
— Почему? — спросил Воронок.
— Потому что он вспыхивает, — сказал Ленька.
Воронок удивленно переглянулся с Генкой Юровцевым: опять вспышки.
— Ты сам видел?
— А то нет? Вспыхнет и погаснет. Я думал, что вы с фонариками.
Леньке поверили и отпустили с миром. Значит, не он. А кто же? Кто и зачем бродит с огнем по складу металлического лома, если со склада ничего не похищено? Стали собирать все в кучу. Черный металл в одну, цветной — в другую, и тут вдруг открылось: нет медного змеевика от титана, нет бронзового подноса от самовара, нет того, другого, пятого, десятого, серебряного, алюминиевого, позолоченного... Вот тебе и не похищено! Тут же созвали совет отряда и решили изловить вора. Выследить и изловить...
Первыми, узнав о случившемся, вызвались пойти в наряд вожатые: Валентина Сергеева — старшая вожатая школы и Долгий — вожатый-производственник, рабочий вагоноремонтного завода. Они дежурили с десяти вечера до утра, пока ленивые августовские петухи не сыграли побудку и не дали Валентине понять, что спать, вообще-то, лучше в горизонтальном положении, пользуясь при этом не плечом соседа, а пуховой подушкой. Впрочем, она ни на что не жаловалась.
— Никого? — шепотом спросила Валентина.
— Никого, — вполголоса ответил Долгий, хотя при всем желании из-за тумана не мог разглядеть ничего дальше своего носа. — Сейчас нас сменят.
