Анатолий Алексин - Необычайные похождения Севы Котлова
— Дима, я сплю, а?
— Завтра ночью ты будешь спать в коридоре! Совсем распустился!..
Нет, это было не во сне! Такую фразу мог произнести только мой старший братец Димочка и только наяву.
Но откуда же полевой бинокль? Откуда?! Я осторожно погладил его, прижал к груди, а потом взглянул сквозь его стекла на Диму. И брат сразу уехал на своем диване куда-то далеко-далеко, чуть ли не на край света. Я перевернул бинокль — и вдруг увидел прямо перед своим носом огромное, свирепое и малознакомое (потому что без очков!) Димино лицо.
— Сейчас же потуши свет!
Одевался я в коридоре. Наша соседка-старушка уже зажигала газовую плиту.
— И что ты так рано поднялся, Сева? Это нам, старикам, не спится. А тебе?..
— На спутник хочу поглядеть, тетя Паша.
— А зачем же вставать так рано? Поглядел бы днем: и светлее и видать лучше.
— Так он, тетя Паша, понимаете ли, в определенное время пролетает. Днем его не будет.
— Ну, погляди, погляди. Потом расскажешь на кухне. Это ты молодец!..
Вышел из комнаты папа в пижаме и с каким-то конвертом в руке.
— Тебе, Сева, вчера поздно вечером прислали бинокль… Я положил его на стул, возле кровати. И еще вот это просили передать.
— Как «прислали»? Как «просили»? Кто именно просил?
— Человек какой-то… Папа потянулся и зевнул.
— Мужчина или женщина?
— Не знаю. Кто-то из соседей дверь открывал, а я не разглядел… Кажется, мужчина.
— «Кажется»! И как это можно было не разглядеть?! Папа не спеша, будто ничего такого не случилось, пошел в ванную комнату.
В конверте лежала записка. Она была напечатана на пишущей машинке:
«Посылаем тебе полевой бинокль для наблюдений за спутником. Завтра же, после уроков, оставь его в своей парте — и сразу уходи! Не вздумай только следить. Если вздумаешь, будет беда!» Внизу стояли три большие буквы: «ТСБ».
Что это значило? Кто прислал мне бинокль? И эту записку?! И что такое «ТСБ»? Ведь никто… никто, кроме меня и Витьки, не знал, что мы собираемся наблюдать за спутником!
Но размышлять было некогда — скоро уж этот самый второй спутник должен был появиться над Москвой! И я побежал к вешалке…
На улице было утро. Или, верней сказать, только так считалось, что это утро, а на самом деле еще стояла самая настоящая ночь. Было совсем темно. И шел мокрый снежок. И было холодно. Витька поеживался и по своей противной привычке скулил:
— Ну да-а, тебе хорошо-о: у тебя теплое пальто. А у меня куртка… Да-а, тебе хорошо-о: ушанку надел. А у меня кепка… А что ты прячешь под пальто?
— Тайна!
— Покажи-и… Ну, покажи-и…
— Не скули! Все равно не покажу. Вот придем на бульвар…
— Покажи сейча-ас!..
— Замолчи!
— А я тогда тебе бабушкин бинокль не дам!
— Ха-ха-ха! — сказал я громовым голосом прямо Витьке в лицо. — Сдалось мне твое театральное старье! Отправь его в музей. Понял? У меня есть кое-что поважнее!
И тут я вытащил свой полевой бинокль. Витьку на утреннем морозе пот прошиб.
— Бинокль?! Откуда?..
— Тайна!.. Сам не знаю.
— Как не знаешь?..
Но тут мы пришли на бульвар. Все лавочки были уже заняты. И это в шесть часов утра! Люди были с телескопами, с подзорными трубами. И только у меня в руках был полевой бинокль!
Рядом с нами на лавочке сидел старичок — маленький, сморщенный, замерзший.
А телескоп у него был огромный, на высоком треножнике. Этот телескопище был похож на какую-то птицу с тонкими ногами и длиннющим клювом, только без крыльев.
— Тише, тише, молодые люди! — зашептал он нам. — Мы присутствуем при великом событии!..
И мы с Витькой стали переговариваться торжественным шепотом. Я долго разглядывал в свой могучий бинокль и бледное небо, и снежинки, каждая из которых казалась огромным снежным комом, и памятник великому русскому писателю.
А где-то внизу пыл Витик:
— Дай мне-е… Дай посмотре-еть… Я оторвался от могучего аппарата и взглянул на Витьку. Он со своим стареньким бабушкиным биноклем был какой-то очень несчастный и смешной.
— На, посмотри немножко, — сказал я.
Витька прямо впился в круглые стеклянные линзы. И тут по всему бульвару пошел крик: «Летит! Летит!..» И Витька тоже заорал как полоумный:
— Лети-ит!..
Я вырвал у Нытика бинокль и направил его прямо в небо.
И вдруг сердце у меня забилось так сильно, что я даже придержал его локтем: я видел, как по темному небу мчится красная звездочка. Наша! Красная!
— Ур-ра! — завопил я на весь бульвар. И маленький замерзший старичок тоже вдруг разгорячился и подхватил хриплым голоском:
— Ур-ра! Ура, друзья мои!.. Второй спутник в истории человечества. И опять наш!
А когда мы шли с Витькой обратно домой, мы уже твердо решили, что полетим на Марс и куда-нибудь еще подальше. Мы знали: так и будет! Мы знали это совершенно твердо!
А вот откуда появился вдруг полевой бинокль, мы еще не знали. Откуда же?!
17 ноября
Летом можно гонять в футбол, зимой играть в хоккей. А что делать осенью? На улице слякоть, грязь и вообще противно.
Ребята стали приставать к председателю совета отряда Толе Буланчикову:
— Ну придумай что-нибудь! Придумай! Не зря ведь мы тебя выбирали!
Толя морщил лоб, чесал затылок, важно вертел в руках самопишущую ручку, но так ничего умного и не придумал. Тогда он созвал совет отряда совместно с активом.
— Пионер должен быть всем ребятам пример, — сказал Толя. — Он должен все время совершать хорошие, общественно полезные дела!
— Это мы без тебя знаем! — крикнул кто-то. — Ты что-нибудь интересное изобрети! Новенькое!
— Давайте подумаем вместе! Всем коллективом! — предложил Толя.
— Собирать металл! — крикнули сзади.
— Мы всегда собирали, собираем и будем собирать металлолом, — сказал Толя.
И, заглянув в тетрадку, словно не помнил наизусть, добавил: — Из собранного нами металла можно изготовить десять новых автомашин «Волга»!
— А сколько «ЗИЛов»? — ехидно крикнул кто-то.
— Насчет «ЗИЛов» я не в курсе.
— Знаем! Слышали! Это все хорошо!.. Да ты что-нибудь еще придумай!
— Давайте собирать бумажную макулатуру, — пропищала со своей парты Леля Мухина.
— Как тебе известно, Леля, мы и это делаем! — Буланчиков снова заглянул в тетрадку. — Из собранной нами макулатуры можно сделать двадцать тысяч новых тетрадок. И мы будем продолжать эту важную работу.
— Будем, будем! А что-нибудь еще!.. Что-нибудь… чего еще не делали!..
— Может быть, Сева Котлов нам поможет? — сказал Буланчиков. — Он ведь у нас великий изобретатель!
Все повернулись, стали смотреть на меня и ждать. И, наверно, от этого у меня произошло полное затмение мозгов.
Так ничего и не придумав, мы разошлись по домам.
19 ноября
В последнее время я так привык ко всяким чудесам, что даже перестал обращать на них внимание. И я почти не удивился, когда нашел сегодня в парте записку, опять отпечатанную на пишущей машинке: "Эх вы, горе-изобретатели! Неужели ж вы забыли, что почти в каждом доме есть люди, которые нуждаются в вашей помощи: пенсионеры, инвалиды войны? И еще! Прямо напротив школы вырос новый дом. Неужели не заметили? Да ослепли вы, что ли?
Дом еще надо немного принарядить: очистить от мусора, протереть окна и так далее. Тоже ведь неплохое дело, а? Мозгами надо шевелить, ребятки!" И опять в углу стояли те же три буквы «ТСБ». Я сразу помчался к Толе Буланчикову и потребовал внеочередного созыва совета отряда совместно с активом.
— Мы же только позавчера собирались, — сказал Толя. — Нельзя устраивать заседательскую суетню! Любит наш председатель умные выражения!
— Да при чем тут суетня? Никто вовсе не будет суетиться.
Есть гениальные общественно полезные дела! Понял?
На совете отряда я аккуратно изложил все, о чем было напечатано в таинственной записке. Правда, о самой записке я почему-то забыл упомянуть.
И все подумали, что новые полезные дела придуманы лично мною. Все хвалили меня, называли «светлой головой», «великим изобретателем» и даже «гордостью класса».
И только один Витька заныл:
— Да-а… У нас на весь дом только один пенсионер — и Севка его обязательно захватит.
— Как тебе не стыдно! — возмутилась Наташа Мазурина. — Вы можете вдвоем шефствовать над этим пенсионером. Может, он совсем слабый, больной, бессильный.
— Это хорошо-о, если больной, — протянул Витька. — А если здоровый?!
— Ты но должен так говорить! — вскрикнула Наташа, самая сознательная девочка в нашем шестом классе "В". — И вообще мы должны быть благодарны Севе Котлову: ведь это он все придумал!
Я стал быстро-быстро собирать книжки. Но, впрочем, какая разница, кто это придумал? Важно, что дела хорошие. Это ведь самое главное! А кто придумал, я, между прочим, и не знаю даже. От кого приходят эти записки? И кто такой «ТСБ»? Кто?!
30 ноября
Степан Петрович жил в нашем подъезде на третьем этаже, но мы с Витькой видели его очень редко. У Стопапа Петровича были, оказывается, больные глаза, он очень плохо видел и редко спускался вниз. Чаще всего он просто сидел дома или дышал воздухом на своем балконе. А балкон этот выходил не во двор, а в переулок, а в переулке нам с Витькой делать было совершенно нечего.
