Никул Эркай - Новая родня
На ее крик даже дальние соседи сбежались. Думали, режут кого в бане или заживо люди в' ней горят.
Вот так эрзянь баня!
…Ну в общем-то все обошлось. Жива осталась. Уложили ее под пологом на чистых простынях, на подушках, как царицу. И Марфа, распивая чаи с соседками, вся раскрасневшаяся, как солнышко на всходе, веселая, счастливая, говорила:
— Поправится. Видать, нутром здоровенькая. Горлышко-то, слыхали, как прочистила? Звонка, соловей-девка будет!
— Попарится-выправится, поплачет-выкричится, какой еще певуньей будет, — поддакивали соседки, ублаженные хорошо натопленной баней Учайкиных и медком, припасенным Марфой для торжественного случая.
Ее названая дочка всем понравилась что личиком, что сложением, и все убеждали Марфу:
— Обязательно девчушка поправится: все болезни из нее с криком вылетели!
— Вот возьмет ее сон-угомон, запрыгает поутру козленком!
Под такие веселые разговоры девчонка заснула.
А наутро появились в избе два козленка. Принесла их в эту ночь коза Маланья. Один был пестренький, другой — беленький со звездочкой на лбу.
И такие они народились крепенькие да шустрые! Чуть-чуть обсохли— и на своих тонких ножках по избе прыг-скок. Сандрик сразу с козлятками целоваться.
А найденочка даже не поинтересовалась. Повернулась лицом к стене и молчит. Словно после целебной-то бани на весь свет обиделась. Спина у нее вся красная сделалась. И даже вздулась. А ножки как были ватными, так и остались.
Вот тут Марфа и сама заплакала. А чтобы дети не видели, вышла на улицу, зашла в хлев, угостила козу пойлом и разлилась в три ручья, причитая:
Ой, да милая ты моя Малашечка,Да какие же у тебя шустрые козлятушки,А у меня моя милая деточка,Девчоночка-ленинградочка,Лежит, бедняжечка, как безноженька,Ни пальчиками не шевелит, ни пяточками не брыкает.Сердце мое материнское надрывает!Ой, да и что же мне теперь делать,Бедная моя головушка!
НЕОЖИДАННОЕ ЗАДАНИЕ
И вот в это несчастное утро, когда, несмотря на всё самое лучшее лечение, приёмная сестрёнка Мики совсем слегла, явился Юка. Вытянул приятеля за рукав в сени и шепчет их заветный пароль:
— Время идёт, война не ждёт! А нас ожидает полуторка!
— Какая полуторка?
— Из военного госпиталя. Да скорей ты собирайся, на станцию за флягами поедем… Молоко в них будем для раненых возить. Главный доктор приехал. Наряд привёз. Моя мать едет вместо кладовщика, и я напросился.
— Ну, а меня-то возьмут?
— А я тебе среди ящиков пещерку приготовил… Машина полна каких-то ящиков для перевозки лекарств, что ли, все стружками набиты… Тебе мягко будет да и тепло… У меня уже и мешок с харчами там… Вот рванём!
И Юка даже подпрыгнул.
Но Мика только покачал головой:
— Нет, Юка, не могу.
— Что? Почему?
— Сестрёнка больна, бросить её не могу. Вот на ноги поставлю девчонку, и тогда…
Юка с досады дал приятелю тычка в грудь и убежал, чуть не заплакав.
Военврач второго ранга, задержав полуторку, попросил срочно собрать правление колхоза. А пока собирали членов правления, он, как всякий военный человек, даром времени не терял. Обошёл те избы, в которых были больные да хворые. Выслушал, осмотрел, прописал лекарства. И особенно пришёлся всем по душе, потому что разговаривал запросто по-эрзянски. Как настоящий мордвин. Да он и был мордвином, родом из Поволжья.
Пока он ходил по домам, врачевал людей и рассказывал, сколько у него в госпитале раненых, и какие это всё герои, и как их надо поскорей вылечить а снова отправить на защиту Родины, собралось и правление.
На этом собрании военврач второго ранга доложил свою просьбу: нельзя ли колхозу взять на себя доставку свежего молока в госпиталь. Это раз. Может ли колхоз занять пойменную землю под огороды и вырастить для раненых побольше. овощей. Это два. И хорошо бы еще снабдить выздоравливающих свежей рыбой из тех озер, что рядом с Курмышами.
Председательница выслушала и сказала:
— Я согласна, да вот как наши старики, — и кивнула на деда Акима и дядю Евсея.
— Все ясно, — сказал, протирая толстые стекла очков, военврач второго ранга, — раньше говорили, что земля держится на трех китах, а ваш колхоз— на двух стариках!
Правленцы этой шутке посмеялись и начали сразу обсуждать, как это все получше сделать.
Юка решил: «Убегу на войну в одиночку!» Плюнув на незадачливого Мику, он забрался в кабину и долго сидел рядом с шофером. А потом ему надоело, и Юка отправился в правление узнать, сколько еще ждать. Тут его увидел дедушка Аким — и с новостью:
— А ну-ка, товарищ председатель совета отряда, собирай всех своих пионеров, поедем на озера рыбу ловить.
— Зимой-то? Да как это? Да у нас нет и удочек!
— Хворостинами вооружитесь. Это — военное задание, понял?
— Есть! — ответил Юка, почуяв, что дело серьезное.
Его заинтересовало, как это можно ловить рыбу хворостинами.
Но, если дед сказал, так и будет. Он, как колдун, рыбу мог даже без всяких снастей ловить — поманит пальцем, и она тут как тут, и уже в котелке.
От деда можно такому научиться, что и на войне пригодится… Мало ли как придется там, где-нибудь в партизанах.
И тут Юка решил на несколько дней отложить свой отъезд. Хотя время и идет, но пусть война немного подождет. С любопытством зашел Юка в кладовку, где хранились все рыболовные снасти колхоза. Лежал там почти новый невод, которым после ухода мужиков на войну некому было пользоваться.
Чтобы протянуть невод подо льдом, не- только сноровка, но и большая сила нужна. Неужели же теперь дед Аким хочет обловить озера, созвав пионеров? Это, конечно, для ребят большая честь… Но вытянут ли?
Однако старик и не думал разбирать громоздкий невод. Он снял с притолоки два черпака, которыми обычно вычерпывали пойманную рыбу из мотни невода, и сказал Юке:
— Я пойду черпаки чинить, а ты со своей командой беги в молодой березняк. Заготовьте каждый по березовому венику, только пожестче, не такие, как для бани, а с обрубленными концами.
— Ну, а дальше?
— А дальше насадите эти веники на длинные палки, и поедем метлами рыбу с озера сметать.
Юке даже не поверилось. Не подшучивает ли хитрый дед? Но тот был серьезен. Не желая показаться несмышленым, Юка молча пошел выполнять его задание.
Когда он рассказал об этом Мике, тот тоже подивился. Но взяв свой ножик из косы, острейший во всей деревне отправился вместе со всеми резать веники и делать метлы.
И вскоре Курмыши стали свидетелями необыкновенного пионерского похода. Ребята прошагали по селу с метлами на плечах, словно отправились наниматься в дворники.
А впереди в санях, уставленных большими корзинами, ехал дед Аким и хитровато улыбался в бороду, заправив ее под кушак.
Поверх корзинок лежали починенные черпаки. Вот так вся рыбацкая команда и проследовала по селу.
Колхозники долго поглядывали им вслед, пожимали плечами, посмеивались. А караси в озере спокойно спали, зарывшись в теплый и мягкий ил.
ЗОЛОТАЯ РЫБКА С ГОЛУБОГО БЛЮДЕЧКА
В пойме реки много было озер. Летом они глядели в небо, как голубые глаза земли, окаймленные, словно ресницами, пышными кустами. А зимой скрылись под белыми снегами. Только красноватый прибрежный тальник обрисовывал берега озер.
С высокого берега, на котором стояла деревня, можно было разглядеть на снегу, словно вытканные узорами, широкие Блюдца, Огурцы, Порты, Фартук, Рукавички и даже Коромысло — так назывались эти озера.
Дед Аким привел ребят к Блюдцу, в которое вела протока, покрытая льдом почти от самой деревни. По ледяной дороге к нему было проще проехать. Сивый мерин не тонул в глубоких снегах.
Поставив Сивого мордой в тальник и бросив ему сенца, чтобы не скучал, дед роздал ребятам пешни и показал, где нужно прорубить во льду майну по ширине черпаков, чтобы из нее брать рыбу.
Потом прошелся по всему озеру, которое было не очень велико, и наметил, где следует пробить несколько рядов лунок.
И, сняв полушубок, принялся рубить лед. Из-под его пешни брызги так и летели. И на ярком зимнем солнце рядом с дедом рождалась радуга — так сверкали и переливались разными цветами мельчайшие льдинки.
Мальчишки не отставали от старика. Хотя рыбацкие пешни были для них тяжеловаты, они тоже били лед изо всех сил. И вскоре вокруг каждого тоже зародились радуги. А от взмокших спин пар пошел. Все полушубки и ватники были скинуты на сани — вот как жарко было.
Вскоре там, где пешни дорубились до воды, брызнули голубые фонтанчики кому в нос, кому в рукава— с такой силой давил лед на воду озера.
Когда прорубили продолговатую майну и загнутыми на концах вилами вынули из нее куски льда, дед объявил «перекур». Уселся, накрывшись шубой, и задымил трубку. А ребятам велел сушиться у костра.
