Валерий Алексеев - Прекрасная второгодница
— Перушко мое! — смеясь, говорил Костя. Он не забыл (а Игорь знал понаслышке), что в детстве сестра смешно произносила это слово: «Перушко».
Жилистый, щуплый на вид, Костя без труда подбрасывал Нинку на руках. Отец, зажав в зубах сигарету, смеялся, а мама стояла рядом, беспомощно взмахивая руками, и вскрикивала:
— Разобьешь мне ее! Разобьешь! «Наверное, он делает это специально, — подумал Игорь, — чтобы показать ей, что она не так уж толста».
Наконец Костя бережно поставил Нину-маленькую на ноги (она вся раскраснелась и стала почти симпатичная) и, повернувшись к Игорю, сказал:
— Смотри, киба-дача!
Встал в позу каратиста и, резко вскрикнув «кийя!», подпрыгнул и выбросил ногу вперед. От неожиданности Игорь расплескал кофе, а на лице его, он чувствовал это, появилась улыбка облегчения: нет, Костя вернулся Костей, хоть ты вокруг света его посылай.
— Что, лихо? — довольный его реакцией, сказал Костя. — Погоди, научу. Хоть пояса у меня и нету, но все равно. Меня сам Ши Сейн тренировал.
— Дикарство какое-то, — неодобрительно заметила мама. — И ты там скакал?
— Со страшной силой, — подтвердил Костя, принимая у Игоря поднос с чашками. — Целыми днями.
— А я вот слышала, это каратэ — подсудное дело, — сказала мама. — На учет в милиции надо встать.
— Обязательно встану, — ответил Костя.
Снова чинно присели, каждый с чашкой в руках.
Костя был уже без пиджака, в рубашке с короткими рукавами, и незаметно было, чтоб он мерз.
— А этот Ши Сейн, — с жгучим любопытством спросила мама, — он что, женился наконец или все еще так гуляет?
— Нет, не женился, — ответил Костя, отхлебнув кофе. — Ушел в монастырь. Все были удивлены.
— Да что ты, — проговорила мама, — неужели монахом сделался?
— Конечно. В оранжевом балахоне меня провожал. Обрился налысо, все как положено.
— С чего это вдруг? — недоверчиво улыбаясь, спросил отец. — Такой здоровый…
— А в отпуск ему все равно делать нечего, — объяснил Костя. — Решил заняться медитацией… ну, в смысле углубиться в самого себя. Подумать о смысле жизни, что ли.
— А невеста? — не унималась мама.
— Невеста, говорит, подождет.
— И что же, после дождей его отпустят? — поинтересовался отец.
— Ну, разумеется. У них это дело свободное. Поссорится муж с женой — прощай, говорит, на месяц ухожу в монастырь.
— Здорово! — Отец засмеялся. — Вот бы нам.
— Да нет, — сказал Костя, — ты бы не согласился. Каждое утро надо милостыню собирать.
— Вот чудеса! — удивилась мама. — И Ши Сейн собирает? Такой важный?
— Важному больше подадут.
Сказав это, Костя вдруг повернулся к Игорю и, положив руку ему на колено, посмотрел в глаза.
— Ну? — проговорил он. — Что такое? Проще надо, Гошка. Еще проще. Еще.
У него были серые глаза, серо-рыжие, умные, понимающие, с мелкими морщинками в уголках. И под его пристальным взглядом Игорь почувствовал себя и в самом деле «заунывным дебилом».
— Вот так, — удовлетворенно сказал Костя. — А теперь займемся баулами.
Через несколько минут на полу уже тяжело перекатывались зеленые и желтые кокосы, каждый аккуратно отштемпелеванный той же печатью, что и стручок. Рядом млели грозди бананов, таких Игорь еще никогда не видал: маленькие желтые, как огурчики, мощные зеленые, плоские темно-красные… Одна за другою из «баулов» появлялись раковины, большие и маленькие, радужные и матовые… коралловые ветки, древесные корни причудливой формы, разноцветные птичьи перья. В комнате запахло пряностями и цветами.
Растроганная мама держала, прижимая к груди, связку перламутровых ложек совершенно сказочной красоты. Отец озабоченно раскладывал на столе резные курительные трубки из черного, красного, желтого и розового дерева, каждая в отдельной, аккуратно склеенной коробочке. Нина-маленькая, стоя у зеркала, примеряла коралловые бусы, а на спинке стула висело еще полдюжины разноцветных, белых, пестрых и розовых.
— А это тебе. — Костя протянул Игорю что-то небольшое, завернутое в рыхлую, как вата, бумажку. — От одной андаманской красавицы, она в тебя заочно, по фотографии влюблена. Забавный прибор, я с ним чуть ли не месяц играл. Так и не понял, в чем хитрость.
Игорь пробормотал «спасибо», осторожно развернул. На ладони у него лежала белая крохотная (с детский кулачок) статуэтка: сидящий, скрестив ноги, благодушный лысый толстяк, вырезанный из гладкого полупрозрачного камня.
Сказать по правде, Игорь был несколько разочарован: на что ему эта дамская безделушка?
Все столпились вокруг него, рассматривая «прибор».
— Старинная вещь… — проговорил отец, раскуривая темно-вишневую трубку. — В музее надо показать.
— Это Будда, — уверенно сказала Нина-маленькая, Костя покачал головой.
— Нет, это бог веселья. Смотрите, как улыбается.
И правда, по лицу божка блуждала бессмысленная и в то же время хитроватая улыбка.
— А что, действительно от красавицы? — ревниво спросила мама, ее этот вопрос интересовал больше всего.
— Они там все красавицы! — ответил Костя. — Вообще замечательно красивый народ. И добрый и смешливый. А эта женщина, она торговка, продает орхидеи на индийском рынке, живет в горах, за Шитангом, на самой границе, и приезжает в Каба-Эй раз в неделю… так вот, она еще и колдунья, вещунья, что ли, не знаю, как объяснить. Когда Шитанг разлился, мы оказались на том берегу, ну и гостили у нее четыре дня…
Костя умолк и опять провел рукой по лицу, как бы смахивая паутину. Никто этого не заметил, кроме Игоря: все были поглощены созерцанием божка.
— А хитрость-то где? — спросил отец.
— Хитрость? — Костя усмехнулся. — А вы спросите у Игоря. Гоша, ты ничего не чувствуешь?
Игорь прислушался к себе: в самом деле, от пузатого божка исходило легкое, щекочущее пальцы дрожание, и по спине бежали радостные мурашки.
— Вибрирует, — неуверенно улыбаясь, сказал он.
— Ага! — обрадовался Костя. — Ну, значит, все правильно, действует. А говорливость не нападает? Сказать ничего не хочется? Ты говори, не стесняйся, здесь все свои.
— Да нет как будто… — помедлив, проговорил Игорь и тут же положил божка на стол. С ним в самом деле творилось что-то странное: легкий хмель? Нет, не хмель, необыкновенная ясность в глазах, легкость, радость на сердце — словом, то, чего ему всегда не хватало.
— А ну-ка… — Нина-маленькая потянулась к божку, хотела взять его, но Костя ее остановил.
— Э, нет! — сказал Костя. — Вот этого нельзя. Меня предупредили, что берут его навсегда и назад уже не возвращают. Но можете поверить нам с Игорем на слово: эта штуковина вызывает состояние, близкое к восторгу. В стакан с водой положишь — вода шипит, как нарзан.
— А может, она радиоактивная? — с опаской спросила мама.
— Да нет, — сказал Костя. — Я у геологов спрашивал, у буровиков, они говорят — это просто отполированный шпат. А почему вода в восторг приходит, не могут объяснить. В руки я им не давал, конечно, берег для Гошки. Один специалист теорию развил: здесь происходит самовозбуждение света…
— Квантовый генератор! — догадался Игорь. — Лазер!
— Ну, так уж сразу и лазер. — Костя засмеялся. — Просто красивая безделушка с секретом. Подаришь кому-нибудь. Колдунья так и сказала: «Для невесты его».
— Ну, Игорек, ну подержи! — попросила Нина-маленькая. — Я очень хочу увидеть тебя в состоянии восторга.
— Еще чего… — буркнул Игорь. Он взял со стола божка и, покраснев, торопливо сунул его в карман. Все с интересом на него смотрели.
— А разве в кармане не заработает? — со смехом спросила Нина-маленькая.
— Нет, только на свету, — ответил Костя и снова провел рукой по лицу.
На этот раз заметили все.
— Ну, вот что, — решительно сказала мама. — Человек с такой дороги, ему отоспаться надо. Все уходите отсюда немедленно!
— Да что ты, мама! — Костя пружинисто встал, с хрустом потянулся. — Я еще главное не показал!
Он наклонился, распутал джутовую веревку, открыл фибровый чемоданчик, достал оттуда какие-то желто-черные бамбуковые палки, планки, деревянные диски. Присел на корточки, повозился (все, стоя вокруг, сосредоточенно за ним наблюдали) — и рядом с кокосами появился мастерски сделанный из бамбука, слегка подчерненного, видимо, паяльной лампой, пулемет в натуральную величину. Костя нажал какую-то планку, пулемет оглушительно затрещал.
— А это кому? — скорбно спросила мама.
— Это мне! — Костя пустил еще одну заливистую очередь и поднялся. — Хорош? Подарок командира охраны. Отличный парень, а в шахматы играет, как бог.
— Дурачок ты у нас, дурачок, — сказала мама.
— На машину-то хоть заработал? — спросил отец.
— Нет, папа, — ответил Костя. — Да и на что она нам? Будет стоять и гнить, вон у Жоры Мартышкина… Кстати, как у него семейная жизнь?
