Фред Адра - Лис Улисс
— Здравствуй, Барбара, — отозвался Евгений, чувствуя, как его перышки пробирает антарктический холод.
Волчица кивнула спутникам пингвина, и тот счел нужным их представить:
— Вот… Мои друзья. Это Константин.
— Очень приятно, — сказал кот. — Константин, специалист по кошачьим цивилизациям. В том числе и внеземным. Прошу меня любить и жаловать.
— Очень приятно. Барбара, — улыбнулась волчица.
— Это Берта, — Евгений указал на лисичку.
— Здравствуйте, Берта. Вы замечательно выглядите.
— Спасибо, Барбара, — с довольной улыбкой ответила Берта.
— Лис Улисс, — представился Улисс, все это время заинтересованно разглядывавший новую знакомую.
— Барбара, — в глазах волчицы зажглось любопытство.
— Улисс — знаменитый путешественник! — добавил Евгений с гордостью. Мол, видишь, какие у меня друзья! А ты мне в любви отказала.
— Вот как?
— В некотором роде, — к удивлению своих спутников Улисс смутился.
— Очень приятно, — искренне сказала Барбара.
— Мы не могли раньше встречаться? — негромко спросил Улисс.
— Могли… — ответила Барбара. — Но не встречались.
— Жаль, — сказал Улисс.
— Думаете?
— Убежден!
— Может, вы и правы…
— Да… Рад, что этот недочет со стороны судьбы теперь исправлен.
Барбара улыбнулась.
— Извините, мне пора… Рада была познакомиться, — и она продолжила свой путь, несколько раз обернувшись и взглянув на Улисса. А лис проводил ее задумчивым взглядом…
— Вот, — счел нужным сказать Евгений. — Это Барбара…
Пингвин заметно погрустнел, и Улисс решил, что наилучшим способом отвлечь его от скорбных мыслей будет хоть какое-то дело.
— Евгений, вот тебе немного денег, купи четыре букета цветов. Могут пригодиться.
— Шеф, тебе, конечно, видней, но не жалко тратить общак на какие-то веники? — поморщился кот.
— Нет, не жалко. Твой друг Кроликонне нас деньгами не обидел. А букеты действительно могут пригодиться. Кстати, будет неплохо, если составишь Евгению компанию, и ему не будет скучно одному.
— Запросто, — уныло отозвался Константин. — Скучать одному это не дело. Будем скучать вдвоем.
А расстроенному пингвину было совершенно все равно, чем заняться, и он дал коту увести себя к цветочным лоткам.
— А эта Барбара ничего, — заметила Берта.
— М-да… — задумчиво произнес в ответ лис.
— Вы только посмотрите! Берта! — раздалось внезапно за их спинами. Улисс с Бертой обернулись и оказались мордой к морде со стайкой девушек — лисичкой, ежихой с куницей.
— Здравствуй, Берта, — лукаво улыбнулась лисичка и многозначительно посмотрела на Улисса. Ежиха с куницей хихикнули.
— Здравствуйте, девочки, — приторно промурлыкала Берта и демонстративно взяла Улисса под лапу. Лису эта мизансцена была абсолютно понятна и он счел нужным подыграть Берте. Иначе та могла бы оказаться в дурацком положении. Он мило улыбнулся всем трем девицам:
— Здравствуйте.
— Здрасссь… — ответили девушки и прыснули.
— Познакомьтесь, это Лис Улисс, мой… друг, — сказала Берта.
— Очень приятно. Это замечательно, что у Берточки есть такие солидные… друзья, — заметила лисичка. Похоже, она была в этой компании запевалой.
— Улисс, это мои одноклассницы: лисичка Марианна, ежиха Дора и куница Анабелла.
— Очень приятно, — кивнул Улисс. — Рад знакомству. Значит, одноклассницы?
— Да, — подтвердила ежиха Дора и хихикнула.
— Подружки, — добавила Марианна.
— Лучшие, — конкретизировала куница Анабелла.
— Прекрасно выглядишь, Берточка, — отметила Марианна. — Тебе так идет это красное платье.
— Спасибо, милая Марианна.
— Не за что, Берточка. А знаете, девочки, говорят, красный — цвет страсти!
— Да что ты! — изумилась ежиха.
— Точно-точно, я тоже слышала, — энергично закивала куница.
— Вы правы, девочки, — подтвердила Берта. — А разве вы не знали, что театр — моя страсть?
— Что ты говоришь! — с наигранным удивлением развела лапами Марианна. — Нет, я этого не знала. Ну, тогда все понятно. Девочки, дело в том, что наша Берта страстно любит театр.
— О, это многое объясняет, — прокомментировала Анабелла, и все три девицы рассмеялись.
— А у меня тоже страсть к театру! — воскликнула ежиха.
— Ага, — хихикнула Анабелла. — А точнее, к Тристану.
— К кому? — удивилась Берта.
— Ну ты даешь! А еще театралка. Шакал Тристан — это же ведущий актер Большого Трагического Театра! Герой-любовник!
— Настоящий герой, — добавила Дора.
— А какой, говорят, любовник! — сказала Марианна, чем снова вызвала у подружек смех. — Что делать… Не у всех же есть… друзья, с которыми можно пойти на спектакль. Иным приходится довольствоваться лицезрением героев-любовников на сцене.
Девушки хором вздохнули и снова рассмеялись.
— Что ж, дорогая Берта. Пожалуй, оставим тебя наедине с твоей… хи… страстью. До встречи в школе. Всего хорошего, Лис Улисс. Берегите нашу Берту. Она нам очень дорога. Пока-пока!
— Не обращай на них внимания, — сказала Берта Улиссу, когда стайка подружек удалилась.
— Ну, почему же? Они очень занятные, — заметил Улисс.
Берта пожала плечами и высвободила лапу… Еще не хватало, чтобы Евгений с Константином увидели. Ей и так было тревожно из-за встречи с одноклассницами. Хотя было и приятно. Даже больше приятно, чем тревожно. Ведь подружки уже ей завидуют, хотя Улисс еще не ее.
Вернулись Константин с Евгением, каждый нес по два букета. Улисс с сожалением отметил, что пингвин выглядит еще грустнее. Видимо, ему сейчас не возможно исправить настроение.
Дали второй звонок и друзья проследовали в зал. Берта и Константин сели по бокам от Улисса, а Евгений пристроился с краю. Он смотрел в пол и жалел себя. Где-то здесь, в этом же зале, Барбара… Сидит и смеется над ним. Как же он ненавидит ее! Да, ненавидит! Хотя нет, он к ней равнодушен. И ненавидит тоже.
— Послушай, Улисс, а комедии этот театр не дает? — поинтересовался Константин. — А то мне чего-то трагедию не очень хочется…
— Зря, — ответил Улисс. — Трагедия будит высокие чувства.
— Ты это серьезно? А по-моему, от нее только настроение портится.
— Классическая трагедия помогает очиститься путем сопереживания.
— Э-э-э… То есть мы очищаемся, глядя, как другим плохо?
— Ну, это несколько упрощенный взгляд, но, грубо говоря, да.
— В каком ужасном мире мы живем, — проворчал Константин.
Улисс согласно вздохнул.
— Я вот чего еще не понимаю, — не успокаивался кот. — Зачем в названии говорится о смерти этой несчастной Лауры? Чего это зритель сразу знает, что она умрет?
— Это же трагедия! И так, ясно, что умрет. И, наверняка, не только она. Думаю, в конце пьесы не одно кладбище переполнится. Закон жанра.
— Какой подлый закон. Ты знаешь, я не любитель нарушать закон, но… — Константин развел лапами.
— Понимаешь, суть классической трагедии сводится к тому, что року нельзя противостоять, — пояснил Улисс. — Что бы ни делали герои, стараясь избежать тяжкой участи, они обречены. Року особо не возразишь… У него в этой игре все карты крапленые.
— Року, значит… Это ведь то же самое, что судьба, не так ли? — спросил Константин.
— Да, судьба. Только сильно обиженная.
— Улисс, поправь меня, если я ошибаюсь, — медленно произнес кот. — Мы говорим о той самой судьбе, которой ты нас все время призываешь довериться?
— Конечно.
— То есть доверяться судьбе, которая приведет к «прекрасной смерти» эту несчастную Лауру, как бы она не рыпалась?
— Ну, условно говоря, да.
— Знаешь, Улисс, мне почему-то не хочется ей доверяться… Что-то не тянет стать персонажем такого спектакля.
— И что ты предлагаешь? Противиться? Так ведь классическая трагедия как раз и говорит о том, что это бессмысленно. Поэтому лучше не, как ты говоришь, рыпаться, а, наоборот, следовать судьбе. К тому же, у каждого она своя. Совсем необязательно она является роком.
— А как это определить?
— В конце станет понятно.
— Спасибо, шеф, — мрачно ответил Константин. — Теперь мне совершенно ясно, с кем следует поговорить, если надо срочно испортить себе настроение…
— Ты просто пока не почувствовал, что судьба на нашей стороне, — сказал Улисс.
— А ты это чувствуешь? — спросил Константин.
— Тоже пока нет. Но стараюсь.
— Все, шеф! Давай замнем этот разговор, а то я предпочту помереть вместе с несчастной Лаурой, чтобы не продлевать муки.
Тут дали третий звонок, в зале стало темнеть.
— Друзья, напоминаю, будьте бдительны! Я чувствую, что во время спектакля судьба подаст нам знак! — громко прошептал Лис Улисс.
Занавес поднялся, явив публике дворик при двухэтажном домике. Во дворике на скамейке сидела печальная гусыня в белом платье. «Изольда Бездыханная», — пронеслось по залу и раздались аплодисменты.
