Марина Дружинина - Весёлая переменка

Что скажет дядя Коля

Возвращались мы как-то с Толиком из школы. Был апрель. Дворники подметали дворы. Маляры красили заборы. Плотники чинили калитки. Забор, мимо которого мы шли, был длиннющий-предлиннющий. Идти было скучно, и мы стали придумывать разные занятия, чтобы скоротать дорогу.

— Смотри, — показал Толик на большую берёзу.

Там, на голых ветках, расположилась стая чёрных птиц. Время от времени птицы подскакивали и прыгали друг через друга.

— Это скворцы, — сказал Толик.

— Видишь, они в чехарду играют.

— Нет. Это галки, — возразил я, вспомнив, как мама говорила, что первыми в наши края прилетают галки.

— Скворцы! — настаивал Толик.

— Галки, — не унимался я.

— Скворцы.

— Галки.

— Скворцы.

Тут с другой стороны забора высунулась голова старушки в белом платочке. Её очки сверкнули на солнце маленькими молниями.

— Ай-я-яй! — покачала головой старушка. — В школу ходите, а не знаете. Это — грачи.

Голова старушки исчезла.

— Ничья, — подвёл итог спору Толик.

— Угу, — согласился я, и мы продолжили путь.

Толик предложил считать котов. Каких больше: рыжих или чёрных?

— Чур, я рыжих считаю! — выкрикнул Толик.

— Нет, давай я буду рыжих считать, — не согласился я, поскольку мне было известно, что рыжих котов в этом районе больше.

— Я первый предложил, — настаивал Толик.

В этот момент мимо нас промчался дворовый пёс Кузя и все коты мигом исчезли.

— Опять ничья! — засмеялся я.

И тут мы увидели дядю Колю, плотника из нашего домоуправления. Он чинил калитку. Мы с Толиком остановились и стали смотреть, как дядя Коля работает. С жутким скрипом он отдирал гнилые доски и прибивал новые. Вдруг Толик говорит:

— Слышь, Серёга! Давай поспорим, что дядя Коля скажет, когда стукнет себя молотком по пальцу.

— А может, не стукнет? — засомневался я.

— Стукнет, стукнет. Вот увидишь, — заверил меня Толик.

— Ладно. Тогда он скажет: «А-а-а!», а потом: «У, зараза!».

— А я так думаю: сначала он скажет «М-м!», а потом: «Холера тебя возьми!» или «Забодай тебя комар!».

— Ишь какой ты хитренький, — запротестовал я. — Что-нибудь одно выбери. А то нечестно. Я тоже мог второй вариант сказать, например: «Япона мама!»

— Ладно, — согласился Толик. — Тогда про холеру оставлю.

Мы молча уставились на дядю Колю и тупо стали ждать, когда он стукнет себя по пальцу.

Наверное, мы долго бы стояли и смотрели, но тут дядя Коля нас заметил, отвлёкся и как стукнет себя по пальцу!

— А-а-а! — вскрикнул он, а потом замычал: — М-м-м! Вот зараза!

Он засунул палец в рот и как врежет по гвоздю со всего маха.

— У, холера!

Потом он повернулся к нам и закричал:

— Чего уставились?! Забодай вас комар! А ну пошли отсюда!

Мы с Толиком кинулись бежать, а вслед нам неслось:

— Всё, япона мама, из-за вас! Ходят тут всякие, работать мешают!

Добежав до конца забора, мы остановились. Тяжело дыша, посмотрели друг на друга и вместе выдохнули:

— Ничья-я-я…

Лошади и другие казаки

День перевалил за полдень и потянулся к вечеру. В комнате густо пахло морскими водорослями от мокрых дров в камине. Грушницкий сказал, что хочет угостить верного коня, и вышел, прихватив пакет с початком варёной колбасы. На нём были длинные лайковые перчатки — почти до колен и, как у всех кавалеристов, на ногах — шпоры.

Как это часто бывает в горах, погода за каких-то полчаса резко изменилась — солнце стало серым и хмурым. Грушницкий поднял воротник и поглубже втянулся в солдатскую шинель.

Во дворе росла черёмуха, вся усыпанная спелой вишней. Соловей сидел на ветке и чирикал. Из-за черёмухи выглянули заячьи уши. Где-то собаки закричали не своим голосом.

Грушницкий прошёл через соседский сад, который находился по соседству.

Лошади и другие казаки паслись на лугу.

Лошадь Грушницкого была стреножена и паслась, как кузнечик: прыг-скок, прыг-скок. От этого трава звенела и ложилась ровными рядами — травинка к травинке, цветочек к цветочку.

А вдали морским прибоем колосилась рожь.

На опушке в тесную кучу сбились коровы. Спасаясь от мошек, они били хвостами по спине и жалобно рычали.

«Человеку всегда не будет хватать звона воды в лесном ручье, шелеста листьев на голове…» — подумал Грушницкий и оседлал лошадь.

Лошадь пожевала губами, отвернула голову набок и пошла домой.

Инна Гамазкова

Снежный мальчик

Прибегает ко мне Ваня Григорьев — весь взлохмаченный, глаза вытаращены.

— Ты здесь сидишь, а они его поймали! А он опять убежал! И может быть, сейчас где-то тут, рядом ходит! А они его ищут! Понял? — Ваня подмигнул мне сперва левым глазом, а затем правым. Только я всё равно ничего не понял. Но потом он мне всё как следует объяснил.

Оказывается, по телевизору передавали, что где-то в горах, в пещере, нашли снежного человека. Но он ещё не взрослый, а мальчик. И совсем дикий: спит на земле, а воду пьёт прямо из лужи!

— Ему, — сказал Ваня, — лет восемь или десять, а читать и писать не может. Ну, понимаешь, совсем дикий. Его в город привезли, стали учить всему, а он взял да сбежал. И сейчас где-то по улицам бродит. Его нужно срочно найти, пока чего-нибудь не натворил или под машину не попал, он ведь правил не знает и по городу ходить не умеет.

— Ну это ерунда, — усмехнулся я, — его в один миг поймают! Как увидят такого… ну безо всего или в шкуру завёрнутого…

— В том-то и дело, — воскликнул Ваня, — что его отмыли, постригли, одели — от нас с тобой не отличишь!

Тут я понял, что надо парня спасать, схватил мамин театральный бинокль и выскочил на балкон. Гляжу и глазам своим не верю — он! Мимо нашего дома мчится, улицу перебегает прямо на красный свет!

— Григорьев, — кричу, — за мной! Мы его спасём!

Подбегаем, хватаем за руки.

— Это ты? — спрашиваем.

— Я!

— Ты, который снежный? Из лужи пьёшь и руками кашу ешь?

— Вы что, ненормальные? Пустите меня, я в кино опаздываю!

А Ваня тянет меня за рукав и шепчет:

— Это не тот! А вон тот — дикий! Точно тебе говорю! Видишь, подземный переход рядом, а он через ограждение лезет, прямо под колёса!

— Стой! — кричим. — Погоди!

Он остановился.

— Понимаешь, — объясняем мы ему, — машины — это тебе не горные козлы, они железные! И в случае чего отпрыгнуть не могут! Ты, конечно, пока неграмотный и слово «пе-ре-ход» прочитать не можешь, а оно вон там, видишь, крупными буквами написано? Но мы тебя научим, главное — за нас держись…

— Сами вы неграмотные! Учителя нашлись! — обиделся мальчишка. — Я уже в пятом классе!

— Мы-то как раз грамотные и через ограду не лазаем, как некоторые!

Махнули мы на него рукой и дальше побежали. Вдруг слышим, автомобили гудят, люди кричат:

— Стой! Куда? Осторожно!

Прибегаем, а там уже толпа собралась. Протолкались, глядим, стоит шофёр, что-то милиционеру объясняет, а рядом — мальчишка. Люди на мальчишку накинулись:

— Ты зачем выскочил на дорогу? Из-за тебя машины столкнулись! Вот как раз из-за таких и бывают аварии!

Тут мы с Ваней за парня заступились:

— Он не виноват, он же — снежный! Прямо из пещеры! Первый раз в жизни автомобиль увидел! Он только-только с гор спустился и ещё ничего не понимает!

А мальчишка нам не то что «спасибо», а как раз наоборот:

— Вы чего?! Да я всю жизнь в городе живу! Все марки машин знаю!

Ну тут уж мы разозлились!

— Если такой знающий, что ж ты по улицам, как дикарь какой-то древний, бегаешь? Смотри, что из-за тебя получилось!

Так мы ему ответили, но всё равно настроение уже было не то…

— Ладно, — говорит Ваня, — ты чего надулся? Снежный мальчик не виноват, что наши современники такие… Надо всем ребятам про него рассказать и искать его вместе. А когда найдётся, мы ему всё объясним и научим. И постепенно он станет совсем культурным.

…А я шёл и думал: вдруг эти, которые по улицам где попало бегают и все правила дорожного движения нарушают, вдруг они постепенно и читать-писать разучатся… А потом и умываться перестанут… А там, глядишь, совсем одичают… Что тогда делать? На них ведь и пещер не напасёшься.

Подарок

Однажды Бобик сидел и думал, что скоро праздник, Новый год, когда весело и всем дарят подарки.

— И я хочу подарок, — решил он и поехал на Птичий рынок.

А там кого только нет! Рыбки плавниками сверкают, птички крыльями машут, черепахи из панциря выглядывают! А сколько людей на этом птичьем рынке, и больших, и поменьше, и мальчиков, и девочек!