Людвик Керн - Звери в отпуске

Людвик Ежи Керн

Звери в отпуске

Перевод с польского Святослава Свицкого

Мне и самому непонятно, отчего про эту диковинную историю я ещё никогда ничего не рассказывал. Может, тут дело случая, а может, в глубине души опасался- вдруг не поверят… Вот и молчал. Как бы то ни было, обо всём этом вы узнаете первыми.

По правде говоря, я и сам забыл бы про это жутковатое приключение, не начни я печатать фотографии со старой плёнки, завалявшейся в ящике моего письменного стола.

То были снимки, сделанные во время одной из моих столь частых заграничных поездок. Обыкновенные снимки, каких туристы делают сотни тысяч, а может, и миллионы каждый день на всём свете. Если только у вас есть фотоаппарат, то вы прекрасно знаете, как легко и просто делаются снимки во время экскурсий. Щёлк! И готово. Щёлк! И ещё снимок! Щёлк! Вот вам и третий. И вот уже вся плёнка отснята и пора вставлять новую, при условии, разумеется, что вы запаслись ею заранее.

На снимках всякие там здания, или памятники, или пейзажи, или товарищи из группы, или вообще ничего нет, потому что случается, увы, что, вынимая ролик из фотоаппарата, мы его невзначай засветили.

Бывает также, что мы случайно делаем два, а в исключительных случаях даже три снимка на одном и том же кадре, и тогда, разумеется, никто не в состоянии сказать, что, собственно, мы фотографировали.

К счастью, на той плёнке, которую я уже вставил в увеличитель, снимки были более или менее удачные. Я проявил первую фотографию, вторую, собрался печатать третью… Зажёг яркую лампочку внутри увеличителя, подложил белую бумагу, чтоб навести на фокус, и вот здесь-то вся эта история ожила перед моими глазами. Появилось изображение нашего старого уважаемого автомобиля, который стоял на поляне, окружённой высоким лесом. Всё выглядело весьма таинственно. И лес, и поляна, и машина. Впрочем, причиной было, возможно, то обстоятельство, что снимок я рассматривал в негативе, в то время как все фотографы знают: в негативе снимок выглядит совсем не так, как потом, когда он отпечатан на фотографической бумаге, проявлен в проявителе и закреплён в закрепителе.

И тут я начал вспоминать всё по порядку.

А было так.

С рассветом мы мчались на машине по широкому асфальтовому шоссе. Так было не первый день. Мы колесили по далёкой стране. Но её название, как вы сами потом убедитесь, не имеет ни малейшего значения для рассказа. Потому я его и не сообщаю – чего забивать голову сведениями, без которых можно обойтись. Чтоб было понятнее, скажу лишь, что это происходило на юге, там, где круглый год тепло, а поскольку стояло лето, то было тепло вдвойне, кто знает, может, даже в четыре раза…

Близился вечер. Однообразная езда в раскалённом лучами южного солнца автомобиле всех нас ужасно утомила. Я изнемогал за баранкой, рядом молча томилась жена, а сзади, среди сумок, фотографических принадлежностей и всякого рода барахла примостился Тютюра.

– Не пора ли подыскать место для ночлега?- спросила жена, с трудом роняя слова. Жара, несомненно, повлияла на её речь.- Скоро стемнеет…

– Не спорю,- сказал я.- Нет ничего хуже, как ставить палатку в темноте.

У меня тоже язык с трудом ворочался во рту. Думаю, с той же ленцой заговорил бы и Тютюра, будь у него возможность что-то сказать. Но Тютюра голоса не подавал. Он безмятежно дремал на заднем сиденье, великодушно предоставив нам решать вопрос с ночлегом самостоятельно.

– Не имею ни малейшего желания ночевать рядом с автострадой,- заявила жена.- Сумасшедшее движение, всю ночь не сомкнешь глаз… А уж выхлопы от двигателей…

– Подадимся чуть в сторону,- согласился я.- По просёлочной дороге можно иногда попасть и в лесок, а там и тишины, и свежего воздуха на всю ночь в избытке.

И будьте любезны… Как раз вбок уходила какая-то дорога. Об этом нас заблаговременно известил большой жёлтый знак, со стрелкой направо. Я включил правый поворот, вырвался из череды мчащихся вместе с нами разноцветных автомобилей и свернул на дорогу, уводившую вправо от автострады.

Дорога, на которой мы очутились, была, конечно, уже шоссе, однако вполне приличная, так что даже наш автомобиль, который мы прозвали Камиллом и который имел привычку нервно взвизгивать, стоило ему попасть на рытвины, не стал на этот раз ни взвизгивать, ни стонать, ни похрюкивать. Мы проехали несколько километров. Солнце уже закатилось, и произошло то, что происходит всегда после заката: сперва; словно пеплом присыпало, а там уже сплошная! серость. В серых сумерках на горизонте обозначился лес.

– Видишь?- спросила жена. I

– Вижу,- ответил я.

– Место, думаю, подходящее.

– Совершенно с тобой согласен.

Камилл, утомлённый в тот день, надо полагать, более всех нас, дотянул наконец до вздымавшегося стеной леса. А лес был впечатляющий.

– На опушке палатку разбивать не будем, подадимся чуть дальше,- сказал я.

– Вон там между деревьями какой-то просвет,- заметила жена.- Может, полянка?

– Лучшего не придумаешь!- воскликнул я.- Давай, Камилл, жми на полянку!

И Камилл тотчас туда направился, умело маневрируя между толстенными стволами деревьев, в чём, откровенно говоря, я тоже ему помогал, покручивая временами туда-сюда баранку.

При свете фар (а, съехав с дороги на лесную прогалину, я зажёг фары, чтоб не нарваться случайно на острый пенёк или торчащий из земли корень, который мог бы повредить Камиллу покрышку), так вот, при свете фар поляна, на которой мы в конце концов очутились, произвела на нас необыкновенное впечатление. Могучие деревья, росшие по её краям и выхваченные из мрака лучами автомобиля, казались нам великанами. Чёрный бархат длинных теней лишь усиливал ощущение тайны, к которому примешивался какой-то трепет.

Впрочем, на переживания времени у нас не осталось. Надо было как можно скорее ставить палатку. Я заглушил двигатель и выскочил из машины. Вышла и моя жена. Мы посмотрели в нерешительности по сторонам и произнесли одновременно одно и то же слово:

– Где?..

Ответить на этот вопрос сразу было трудно. В общем, это вопрос вопросов. Задают его вечером туристы всего мира. Ведь от того, где будет поставлена палатка, зависит, как пройдёт ночь, спокойно или нет. Да, вопрос важный, и ничего удивительного, что мы задали его друг другу. Можно, к примеру, поставить палатку на муравейнике, и тогда, сами понимаете, во что выльется ночь туриста, который принял столь опрометчивое решение.

Поглядев по сторонам в молчании, моя жена заявила:

– Пусть решит Тютюра.

И разумеется, она была права. Тютюра, надо отдать ему должное, всегда занимался поиском места, и это была одна из причин, по которой мы брали его во все поездки с тех пор, как он у нас появился. Добавлю, что мы оба его обожали, но это я так, мимоходом, а то ещё заподозрите меня, чего доброго, в стремлении к выгоде, к корыстному использованию редких талантов Тютюры.

– Справедливо,- заметил я.- Это его дело. Пусть и займётся.

Я направился к автомобилю, нажал на кнопку и распахнул заднюю дверцу пошире.

– Будьте любезны, Тютюра! Подберите, пожалуйста, местечко для палатки!

Тютюра слез с усилиями с сиденья, соскочил наземь и принялся быстро, маленькими шажками, бегать взад и вперёд по поляне. А я тем временем открыл багажник, и мы с женой начали вытаскивать палатку и прочее снаряжение.

Камилл уже задремал. Засыпал он всегда первым. Его ни капельки не смущало то, что кто-то роется в багажнике, хлопает дверцами. Он погружался в дремоту, как только смолкал двигатель. Нынче он до того притомился, что заснул с открытыми, то есть, я бы сказал, зажжёнными глазами. Ночь наступала, и потому я не погасил; глаза Камилла – они помогали нам разобраться в обстановке.

Всё у нас было уже готово, мы ждали только Тютюру. Наконец появился и он. Вылез, верней, выкарабкался из густых кустов терновника, росших на краю поляны, и пустился по кругу. Глаза Камилла его освещали. Круги сначала были широкие, потом стали сужаться. Минуло две-три минуты, и Тютюра, прервав свою карусель, оторвал нос от земли (забыл упомянуть, что, бегая, Тютюра едва не касался кончиком носа земли) и глянул на нас своими умными глазками.

Мы с женой сразу, разумеется, его поняли. Тютюра сообщал, что отыскал наконец то самое место, где надо ставить палатку. Теперь требовалась ещё минута, чтоб дать Тютюре возможность подробно обследовать избранное им место.

Тютюра выполнил без промедления очередную задачу. Сделал он это очень старательно. Осмотрел каждый клочок земли, каждый пучок травы, сунул нос в каждую ямку, изучил мох и лесные растения, всякую песчинку разглядел, словно в лупу.

Можно было уловить, прислушавшись, тихое щёлканье или, вернее, цоканье. Так Тютюра наводил порядок, подготовляя участок для сна.

Наконец он замер в центре обозначенного им круга, и это был знак, что мы без опасений можем устанавливать здесь палатку. О змеях, муравьях, пиявках и прочих сюрпризах не могло быть и речи, В этом отношении на Тютюру можно было положиться. Он был специалистом высокого класса и ни разу не подкачал.