Пол Гэллико - Миссис Харрис едет в Нью-Йорк

Пол Гэллико

Миссис Харрис едет в Нью-Йорк

Пол ГЭЛЛИКО

МИССИС ХАРРИС

ЕДЕТ В НЬЮ-ЙОРК

Mrs.Harris Goes to New York Paul GALLICO, 1960 Пер.с англ.: П.Вязников. 1996

Посвящается Джинни

Маркиз Ипполит де Шассань, разумеется, вовсе не является послом Франции в США. Он – всего лишь добрая фея-крёстная в этой сказке нашего времени. Равным образом вам вряд ли удастся найти по приведенным адресам миссис Харрис, миссис Баттерфильд или семейство Шрайберов – потому что, верите вы или нет, но все герои этой книги вымышлены. Однако же если эти герои не напомнят вам людей, которых вам приходилось встречать в жизни, это значит, что автору не удалось создать то зеркало, которое он задумал показать вам – и в этом случае автор выражает свое глубокое сожаление и приносит читателям свои извинения.

1

Миссис Ада Харрис и миссис Вайолет Баттерфильд – соответственно номер пять и номер девять по Виллис-Гарденс, Бэттерси, Лондон – как обычно, пили свой вечерний чай в маленькой, но чистой и благодаря цветам в горшочках даже красивой квартирке миссис Харрис в полуподвале №5 по Виллис-Гарденс.

Миссис Харрис была уборщицей той особенной лондонской породы, что день за днем приводят в порядок этот гигантский город, а ее лучшая (с самой юности) подруга миссис Баттерфильд в это время работала приходящей кухаркой и тоже уборщицей. Клиенты обеих населяли респектабельный район Белгравия, и служили неиссякаемым источником сплетен для наших подруг, которые каждый вечер встречались, чтобы выпить чайку и обменяться новостями.

Миссис Харрис пошел уже седьмой десяток, она была маленькой, сухенькой старушкой со щечками как прихваченные морозом яблоки, румяными и морщинистыми, и острыми, хитрыми глазками. Она была женщиной практичной и решительной, но не без склонности к романтике, оптимисткой, и воспринимала жизнь довольно просто – та состояла для миссис Харрис из черных и белых полос без сложных переходов между ними. Миссис Баттерфильд была в том же возрасте, но отличалась завидной дородностью, а характер ее в равных пропорциях составляли боязливость и добродушие; будучи пессимисткой, она постоянно ощущала, что и она сама, и ее знакомые постоянно находятся на грани катастрофы.

Обе добрые женщины давно уже были вдовами. У миссис Баттерфильд было два женатых сына, которые, увы, никак не поддерживали ее (что, впрочем, ее не удивляло. При взгляде на жизнь, присущем миссис Баттерфильд, ее скорее удивила бы сыновья помощь). У миссис Харрис была замужняя дочь – та жила в Ноттингеме и каждый четверг аккуратно писала ей письма. В целом, можно сказать, подруги жили деятельной, плодотворной и интересной жизнью, поддерживали друг друга чем могли и сильно скрашивали друг другу одиночество. Не кто иной как миссис Баттерфильд взвалила на себя бремя заботы о клиентах миссис Харрис на все время ее отсутствия – что и позволило миссис Харрис год назад отправиться в Париж с целью волнующей и романтической: купить себе платье от Диора, каковой трофей и поныне помещался в гардеробе скромной лондонской уборщицы Ады Харрис, свидетельствуя о том, какой чудесной и удивительной может быть жизнь для того, кому достанет энергии, настойчивости и воображения изменить ее.

Итак, уютно угревшись в комнатке миссис Харрис, под лампой со старомодным плюшевым абажуром, подруги не спеша обсуждали события дня, наслаждаясь чаем из чайника, укрытого красивой желтой грелкой (миссис Баттерфильд связала эту грелку в подарок на прошлое рождество). Работало радио – правда, издаваемые им звуки производили скорее гнетущее впечатление: передавали американскую "народную песню" в исполнении некоего Кентукки Клейборна.

– Так я графине и сказала: не купите новый пылесос – до свидания, – рассказывала миссис Харрис. – А эта скупердяйка мне: "Ах, мол, дорогая миссис Харрис, может быть, он еще годик послужит?…" Послужит он, как же. Да до него и дотронуться-то страшно – так током бьет, аж до самых пяток! Так что я ей твердо сказала – ультиматум мой такой: или завтра в квартире будет новый "Гувер", или завтра же ваши ключи окажутся в почтовом ящике.

(Ключи клиента, брошенные в почтовый ящик его дома – это традиционный способ, которым приходящая уборщица объявляет о разрыве отношений с владельцем этих ключей, дома и ящика).

Миссис Баттерфильд отхлебнула глоточек чаю.

– Не купит она пылесос, – мрачно заметила она. Знаю я таких. Над каждым грошом трясутся, только бы лишнего не потратить – а там хоть трава не расти.

В приемнике продолжал страдать Кентукки Клейборн:

"Поцелуй, о Кьюзи, на прощанье меня-а-а,

Поцелуй меня, кобылка моя-а-а,

Эти гады меня подстрелили,

И похоже, мне смерть пришла,

Так поцелуй, старушка Кьюзи, поцелуй на прощанье меня-а-а!…"

– Тьфу, – промолвила миссис Харрис, – не могу я больше это завывание слушать, Ну просто кот по весне, да и только. Выключи эту гадость, милочка, пожалуйста!

Миссис Баттерфильд послушно потянулась и повернула выключатель, заметив при этом:

– Все-таки жалко мне, как его, бедняжку, застрелили, а он просит свою лошадь, чтоб она его поцеловала. А теперь мы так и не узнаем, поцеловала она его все-таки или нет.

Впрочем, все обстояло не совсем так: соседи за стеной, похоже, были ярыми поклонниками американского барда, и душераздирающая история любви и смерти на Диком Западе текла сквозь стену, словно вода сквозь промокашку. Но к этой, с позволения сказать, музыке примешивались и другие звуки: вот послышался приглушенный удар, а за ним последовал вскрик боли – и тут же кто-то увеличил громкость радио, и Кентукки Клейборн, завывающий в нос под треньканье гитары, заглушил крики и плач.

Подруги тут же замолчали, и на их лицах появилось мрачное и озабоченное выражение.

– Вот негодяи, – прошептала миссис Харрис, – опять они мучают малыша Генри.

– Бедняжка, – вздохнула миссис Баттерфильд, – Я не могу больше слушать его плач.

– Они затем и радио включили, – мрачно сказала миссис Харрис, – чтобы нам слышно не было, как он плачет.

Она подошла к тому месту, где стена была тоньше – по всей видимости, некогда здесь была дверь между комнатами, – и постучала в нее.

– Эй вы, немедленно прекратите бить ребенка, слышите? Мне что, полицию вызвать?

Последовал немедленный ответ:

– Поди сунь голову под кран – это тебе мерещится чего-то! Никто никого не бьет, ясно?

Женщины постояли у стены, взволнованно вслушиваясь, но криков больше не было, а вскоре соседи сделали и приемник потише.

– Мерзавцы! – прошептала миссис Харрис. – А мы даже полицию вызвать не можем – они его бьют так, чтобы следов не оставлять. Но ничего, завтра утром я с ними поговорю!

– Бесполезно, – печально заметила миссис Баттерфильд. – Они все на нем же и выместят. Вот вчера – я для Генри сберегла кусочек сладкого пирога, так Гассетовы мальчишки мигом налетели и пирог отобрали, он даже разочек откусить не успел!

Из голубых глазок миссис Харрис выкатились две злые слезинки, и она разразилась целым подробным описанием семейства Гассетов, которое мы приводить воздержимся по причинам цензурного свойства.

Миссис Баттерфильд похлопала подругу по спине:

– Полно тебе, милочка. Это, конечно, ужасно, но мы-то что можем тут сделать?…

– Хоть что-нибудь! – яростно воскликнула миссис Харрис. – Что угодно! Я так больше не могу. Он такой славный мальчуган, бедняжка! – ее глаза вдруг сверкнули. – Если б я поехала в Америку, я бы нашла его отца. Он ведь где-то есть, правда? И наверняка тоскует по своему сыночку…

Выражение ужаса появилось на рыхлом лице миссис Баттерфильд, ее губы и многочисленные подбородки задрожали.

– Ада, – испуганно проговорила она, – ты ведь не собираешься на самом деле поехать в Америку, правда?…

Миссис Баттерфильд слишком хорошо помнила, как ее подруга вбила себе в голову, что больше всего на свете ей хочется иметь настоящее платье от Диора, и как после этого она два года экономила на всем и копила деньги, чтобы съездить в Париж и вернуться с победой.

Однако к великому облегчению миссис Баттерфильд возможности ее подруги были все же, видимо, небезграничны, ибо та вздохнула:

– Да как бы я могла?… Но сердце у меня разрывается. Как можно так мучить ребенка? У него, наверно, и сидеть-то не на чем, никакого мяса, одни кости…

Вся улица знала историю маленького Генри Брауна и семейства Гассетов – довольно обычную, впрочем, для послевоенных лет.

В 1950 году некий Джордж Браун, молодой американец, служивший на одной из американских военных баз в Англии, женился на официантке из соседнего городка по имени Пенси Котт, и вскоре у них родился мальчик, которого назвали Генри.