Александр Власов - Третья тропа

Александр Ефимович Власов

Третья тропа

Пополнение

Поле кончалось. Впереди темнел густой еловый лес. Низко над ним висело грозовое облако, и поэтому казалось, что вместе с полем на опушке леса кончается и солнечный свет. Туда, в эти зеленые сумерки, вела проселочная дорога, по которой двигалась колонна автомашин. Впереди — пять «Икарусов». Сзади — два грузовика с лагерным имуществом, необходимым для той жизни, в которой нет ни привычных квартир, ни водопровода, ни газа, ни мягкой кровати.

В четырех «Икарусах» ехали мальчишки — одни мальчишки. Кое-кто из них с затаенной тревогой смотрел на темневший впереди лес. Знали ребята, что провинились и потому едут они не на южный курорт и даже не в местный санаторий, — едут в летний трудовой лагерь, организованный райкомом комсомола и оборудованный шефами. Но никто из мальчишек толком не представлял, что именно ждет их в этом лагере с усиленно строгой дисциплиной.

В пятом — переднем — «Икарусе» ехало руководство. Грузный, с большими залысинами подполковник в отставке Клекотов — начальник лагеря — говорил что-то своим спутникам, поглядывая на них из-под густых нависших бровей. Рядом с ним сидел широкоплечий гривастый парень с русой бородой, доходившей до верхнего кармана модной, исполосованной «молниями» куртки. Это был замполит — комиссар Клим Липатов.

Когда передний автобус с начальством уже подъезжал к опушке леса, колонну машин догнала «Волга». Громко сигналя, она обошла грузовики и еще раз требовательно прогудела.

— Никак наша машина! — Комиссар Клим озадаченно взялся за бороду. — Зина, кажется… И вроде мальчишка сзади…

Подполковник Клекотов улыбнулся с добродушной лукавостью и скомандовал водителю:

— Стой!.. Боюсь, пополнение прибыло!.. И наверняка знатного папаши сынок отличился.

Все подумали то же самое. Нечасто на райкомовской машине развозят мальчишек, да еще в сопровождении Зины Кудрявцевой — секретаря райкома комсомола. Случай был явно не рядовой.

Передний автобус прижался к правой обочине и остановился. За ним затормозила вся колонна. Из «Волги» выскочила симпатичная, подтянутая, в скромном закрытом платье девушка. Она поспешно распахнула заднюю дверцу машины. Оттуда неторопливо выбрался мальчишка лет тринадцати в пестрой, давно не стиранной рубахе, в расклешенных, обтрепанных внизу брюках. Губы у него были поджаты по-старушечьи, глаза — как щелки. Он оценивающе оглядел передний «Икарус», без всякого смущения встречаясь со взглядами сидевших в автобусе людей.

— Подожди здесь, пожалуйста! — ласково попросила Зина.

Мальчишка вздохнул с подчеркнутой усталостью.

— Я — мигом! — добавила она и заспешила к автобусу. — Сейчас все уладим!.. Ты пока подыши чистым воздухом! Разомни ножки!

Ее встретили приветливо. Водитель предупредительно открыл дверь. Подполковник Клекотов привстал с мягкого сиденья, шутливо произнес:

— Что пополнение — это мне ясно! Одного не пойму: почему с такой помпой?.. Что за герой объявился?

— Ш-ш-ш! — Зина предостерегающе приложила палец к губам и покосилась на мальчишку. — Он очень ранимый!.. К нему особый подход нужен! Сейчас вы все поймете!

Она присела рядом с подполковником Клекотовым. Ее большие, чуть наивные глаза засияли.

— Он, действительно, маленький герой! — восторженно сообщила она. — Зовут его Иннокентий Забудкин. Запомните все, пожалуйста!.. Он сначала в райком партии обратился. Оттуда к нам позвонили… Оказалось — сирота, круглый сирота!.. Ну и попал без папы и мамы под влияние сектантов… Ужас!.. Чуть не погиб, но взял себя в руки — и в райком! Говорит, хочу порвать с прошлым, хочу в комсомол! Так прямо и сказал!.. Вот это характер! Личность настоящая!

Все опять повернулись к «Волге». Мальчишка стоял, скрестив руки на груди, небрежно прислонясь спиной к машине. Чтобы получше разглядеть его, комиссар Клим придвинулся к стеклу.

— Никогда не видел живого сектанта… Забавное пополнение!.. Воришки у нас есть, хулиганят всякого сорта — полный букет, а теперь еще и сектант!

— Товарищ Липатов! — Зина постаралась придать своему голосу особую внушительность. — Состав вашего лагеря я знаю. Мы — я имею в виду бюро райкома комсомола — категорически просим не смешивать Забудкина с трудными ребятами! И я лично прошу о том же!

Подполковник Клекотов по-отцовски положил ладонь на тонкие пальцы девушки.

— Зинаида Матвеевна! Мы ж не волки, не скушаем вашего Забудкина. Ну а если креститься отучим — так ведь это грех не великий!

Четыре недавно демобилизованных сержанта, которые сидели в автобусе сзади всех, сдержанно засмеялись. Капитан запаса Дробовой-военрук лагеря спросил с иронией:

— Надеюсь, комсомол еще не вынес решение — принять вашего героя в состав юных дзержинцев?

— Вы шутите, а мне его жалко! — Брови у Зины дрогнули и обиженно изогнулись. — Я хотела его к себе домой, но мама больна. У вас он пробудет недолго. Через неделю открывается новый детский санаторий — мы его туда перевезем.

Подполковник Клекотов оглянулся на сержантов.

— Товарищ Кульбеда! Проводите Забудкина в ваш взвод и останьтесь в том автобусе.

Приземистый сержант, с рябоватым простодушным лицом вскочил, лихо бросил руку к фуражке.

— Есть проводить и остаться, товарищ подполковник!

«Волга» с секретарем райкома Зиной Кудрявцевой развернулась и помчалась назад в город, а вереница машин двинулась дальше, постепенно втягиваясь в сумрачный, накрытый темным облаком лес.

Капитан Дробовой, раздраженно морщась, помассировал пальцами бритый череп.

— Странное дело!.. Живет нормальный человек — без всяких там трещин и червоточин. Живет себе потихоньку, и никто героем его не считает. А если свихнулся, а потом заявил, что хочет исправиться, тут уж — хвалебный хор: личность, характер! Литавры ему и барабаны!

Комиссар Клим, как гребнем, прошелся растопыренными пальцами по бороде.

— Так ведь — победа! Как без литавр?

— Какая еще победа?

— Идеологическая.

— Бросьте вы! — вспылил капитан Дробовой. — Не лезь в болото — не нужно будет выбираться из трясины! Вот и вся идеология в данном конкретном случае! И побеждать никого не придется!

— А проклятое прошлое? — вкрадчивым голосом подсказал комиссар Клим. — Которое сидит в нас и.

— Вы мне еще про родимые пятна капитализма напомните! — взорвался Дробовой.

— А что — нельзя? — Климу по молодости нравилось поддразнивать капитана, который совсем не воспринимал шутливого тона. — Или вы уже отрицаете тлетворное влияние проклятого прошлого?

Автобус сильно тряхнуло. Всех подбросило на пружинных сиденьях. Подполковник Клекотов поправил съехавшую на затылок фуражку и с улыбкой заметил:

— При большом желании в историческом, так сказать, аспекте и этот ухаб прошлому приписать можно.

— Можно! — очень серьезно подхватил Клим, но глаза у него смеялись. — Неужели какому-нибудь купчине толстопузому трудно было проложить асфальт до нашего лагеря?

Капитан Дробовой махнул рукой и проворчал:

— Не поймешь вас!

— Понять нетрудно, — примирительно произнес подполковник Клекотов. — От прошлого, конечно, так просто не отделаешься. Но везем-то мы, — он оглянулся на задние «Икарусы», — везем в основном свои собственные болезни — мои, ваши, родительские, школьные. Их пока хватает.

— Разрешите не согласиться! — отрезал Дробовой и тоже посмотрел на задние автобусы. — Они сами — и только они — виноваты в своих болезнях!

Ухабов на лесной дороге было много. Кособоко нырнул в один из них и автобус, в котором ехал взвод рябоватого инструктора — сержанта Кульбеды. Одиноко лежавший на заднем сиденье длинный нескладный парень, по прозвищу Распутя, с грохотом свалился на пол. Автобус захохотал в пятьдесят мальчишеских глоток. Смеялся и сержант Кульбеда. Даже сектант Забудкин показал мелкие, как у хорька, зубенки. Командир взвода с тремя красными звездочками на рукаве — юный дзержинец Славка Мощагин — попытался сдержать улыбку, но так и не смог — очень уж нелепой была распластанная на полу фигура Гришки Распути, который, казалось, вовсе не собирался подыматься.

В проход между креслами выкатился со старым фотоаппаратом кругленький Вовка Самоварик.

— Одну минутку!.. Та-ак! — Он навел аппарат на Распутин, щелкнул затвором и козырнул не сержанту Кульбеде и не командиру взвода Славке Мощагину, а Богдану — красивому смуглому парню, сидевшему у окна. — Поверженный гладиатор на пленке!

Не переставая жевать резину, Богдан пренебрежительно бросил:

— Не трать пленку на падаль!

Несколько мальчишек заискивающе осклабились, преданно глядя на Богдана. А Распутя все лежал. Чтобы голова не стукалась о пол, он сунул под затылок руку и, не моргая, глядел через окно вверх, на грозовую тучу. Произнес густым монотонным голосом: