Юрий Дьяконов - Приказ самому себе

Дьяконов Юрий Александрович

ПРИКАЗ САМОМУ СЕБЕ

Если бы в учительской вдруг появился живой крокодил, это, наверно, не произвело бы большего впечатления, чем то известие, которое принесла классный руководитель шестого «б» Елизавета Серафимовна:

— Пропал классный журнал!

— Как пропал?.. Не может быть! — закричали на разные голоса учительницы. — Вы, наверно, плохо искали…

— Нет! Нет! Он совсем пропал. Я искала везде!.. Я больше не могу. Это не класс, а какой-то… какой-то… Второй год бьюсь — и все ни с места. Ночей не сплю, все о них думаю. А они…

— Ну, успокойтесь, Елизавета Серафимовна… Найдется. Мы все поищем. Может, завуч взяла для проверки… Такого у нас еще никогда не было. Найдется! — уговаривали ее.

За двадцать восьмое и двадцать девятое декабря учителя, уборщицы и завхоз обыскали школу от подвала до чердака. Нашли старенький магнитофон, два горна, кучу наглядных пособий и множество других вещей, которые считали давно утерянными. Но журнала, где были уже выставлены почти все оценки за первое полугодие, так и не нашли.

Словно «колокол громкого боя» на военном корабле, неистово затрещали звонки, возвещая окончание шестого урока.

Минут пять лестница гремела и стонала под ударами сотен нетерпеливых ног. Гул волнами проносился по коридорам. Класс за классом скатывались вниз, к раздевалке. Пушечными выстрелами, раз сто подряд, отсалютовала уходящим тяжелая парадная дверь. Школа опустела. Стало слышно, как за стенами беснуется холодный декабрьский ветер, швыряет хлопья мокрого снега в погасшие глазницы огромного старинного здания. Светятся лишь окна учительской — там идет педсовет, да на втором этаже в конце коридора сквозь толстые двери слышно, как шумит, волнуется шестой класс «б».

Староста класса Сильва Орлова вот уже с полчаса тщетно пыталась навести порядок. Она охрипла, отбила себе ладошки об учительский стол. Но ничто не помогало. Все разделились на группы и спорили, кричали, доказывали друг другу свою правоту до хрипоты. Сильва метнулась к парте, выхватила новенький, изукрашенный затейливой резьбой пенал из палисандрового дерева, хлопнула им по столу.

Ребята стихли. Но только на миг. И тотчас каждый занялся своим. Старенький учительский стол гремел, как боевой барабан африканских дикарей. Но спорящие еще чуть наддали, и его звуки бесследно утонули в сорокаголосном хоре… Пенал чуть слышно треснул и развалился надвое. В наступившей вдруг тишине было слышно, как по столу катятся красный, зеленый, голубой, золотистый стерженьки авторучек.

— Папин подарок!.. Парижский набор! — ахнули девчонки. Испуганные глаза Сильвы прищурились. Губы сложились в презрительную улыбку. Но ответить она не успела. В класс влетела председатель совета отряда Зойка Липкина и взвизгнула:

— Идет!.. Идет!.. Елизавета…

Вошла высокая женщина в светло-синем шерстяном костюме. Черные волосы, уложенные в красивую прическу, будто оттягивали ее голову назад. Она строго оглядела класс и, четко выговаривая слова, сказала:

— Ну, Углов. Тебе последнее слово. От того, сознаешься ли ты сейчас, во многом зависит твоя будущая судьба. Говори.

Из-за последней парты поднялся высокий светловолосый мальчишка. На бледном скуластом лице выделялись большие серые глаза. Они смотрели дерзко, с вызовом и ненавистью, но не на товарищей, не на учительницу, а куда-то в стену, мимо ее, словно там и находился тот, неизвестный, кого он так ненавидит. Мальчишка сунул руки в карманы, но тотчас выдернул их, будто наткнулся на что-то острое.

Класс затаился.

— А что мне говорить? — хрипло спросил Углов и усмехнулся: — Вы же все знаете… даже лучше меня.

— Не паясничай! — одернула его учительница.

— Нечего мне говорить! — вдруг сорвался на крик Углов. Не брал я ничего! Не брал! — и отвернулся к стенке.

— Прекрати! И повернись, когда с тобой говорят! Сейчас ты пойдешь на педсовет. Ясно? И я не уверена, совсем не уверена, что тебя оставят в стенах нашей школы!..

— Ну и ладно! Я и сам могу уйти!.. Ни на какой педсовет не пойду! — И, раньше, чем кто-либо успел его задержать, Углов, пробежав по классу, скрылся за дверью.

— Вернись! — бросила вслед учительница. — Ты пожалеешь! Остроносый худенький мальчишка в очках и черноголовая смуглая девчонка кинулись вслед за ним. В классе творилось что-то невообразимое. Теперь и сама учительница, как прежде староста, никак не могла угомонить ребят.

Шум оборвался сразу, как только вернулись те двое.

— Не до-догнали, — сказал мальчишка в очках.

— Без пальто убежал! Растерянно проговорила девчонка.

— Безобразие! Я не узнаю свой класс! — когда чуть стихло, сказала учительница. Сейчас без шума, на цыпочках пойдем в раздевалку. Педсовет уже начался… А завтра, тридцать первого, к восьми утра… запомните: не к десяти, как говорили раньше, а к восьми! Все, как один, придете на уборку школы к Новому году. Всем ясно?.. Построились!.. Идите…

В переполненной учительской уже второй час шел педсовет. По второму вопросу слово имеет классный руководитель шестого «б» Елизавета Серафимовна, — объявила завуч. Только Вы покороче, — попросил кто-то с места.

— Я учту ваше пожелание, — улыбнулась Елизавета Серафимовна. — Буду предельно кратка. Итак, пропал классный журнал моего шестого «б». По существу, не пропал. Его украли… Да, да! Украли самым бессовестным образом. И, по-моему, о виновнике не может быть двух мнений. Вот факты. Ученик шестого «б» Углов вечером двадцать седьмого декабря ворвался в школу и, несмотря на требование швейцара выйти, побежал на второй этаж… Тут, около незапертой учительской, и застала его завхоз школы. Почему он оказался там, Углов не пожелал объяснить. Затем он сбежал вниз и, нагрубив швейцару, прорвался на улицу… Мало того. Через два дня мы обнаружили у него листок из пропавшего журнала!

— Кто бы мог подумать!.. Не может быть!.. Ну и дела-а!.. А на вид такой скромный! — послышались удивленные возгласы.

— Я не буду говорить о других, совершенно очевидных уликах, — выдержав паузу, продолжала Елизавета Серафимовна. То собой представляет Углов? Распущенный мальчишка. Отца у него нет. Мать за ним совсем не смотрит. Он ужасно груб. Учится из рук вон плохо, имеет двойки. Водит дружбу с хулиганами. Недавно избил члена совета дружины Валерия Сундукова. Я много раз уличала его во лжи. Список его «достоинств» можно продолжать до бесконечности…

— Я не согласен, Елизавета Серафимовна! — с места сказал пожилой физик. Вы приписали мальчишке все смертные грехи.

— Может, вы, Владимир Демидович, скажете о неизвестных мне достоинствах Углова?

— Непременно скажу, Елизавета Серафимовна!

— Товарищи, прошу не переговариваться, — вмешалась завуч. — Слово имеет инспектор районо Александра Михайловна.

— Я, как вы знаете, — тихо начала Александра Михайловна, — до районо работала в вашей школе. Зиновий Углов учился у меня с первого по четвертый класс. И то, что я тут услышала, меня поразило… Нет, товарищи, не просто поразило—потрясло! Зиновий Углов — и вдруг нечестный. Лживый. Драчун. А теперь еще, оказывается, и вор?! Это в моей голове не укладывается… Да вы знаете, как его называли всегда в классе? Его звали ласковым именем: Зиночка… И это было не просто уменьшительным от Зиновия, а признанием его порядочности, мягкости, постоянной доброжелательности. Как же могло произойти такое?..

В дверь учительской бочком протиснулась старушка швейцар, прошла к столу и передала записку. Завуч прочитала ее и, как только Александра Михайловна закончила свое выступление, объявила:

— Товарищи, мы работаем два часа. Кроме того, сейчас из райкома позвонила директор. Она будет здесь минут через десять и просит вопрос о шестом «б» и Углове не решать до ее прихода. Итак, объявляю перерыв на десять минут….

ЗИНОЧКА

В День Победы, 9 мая 1955 года, в открытые настежь окна маленького деревянного домика на Очаковской из-за белых занавесок летели вдоль улицы то разудалые переборы баяна вперемежку с веселыми выкриками и дробным стуком каблуков, то задумчивые, тягучие песни про Дон-батюшку, волю-вольную и трудное, изменчивое казачье счастье. А то вдруг оборвется тоскливая мелодия, крякнет баян удивленно-радостно и грянет хлесткая фронтовая частушка.

Хозяин дома, бывший фронтовой разведчик, Иван Васильевич Углов, отмечал сразу два события. 2 мая жена Оля подарила ему сына. Подумать только! Сына, о котором он мечтал еще в окопах, и только теперь, спустя десять лет после войны, дождался.

Углов ходил сам не свой, смотрел на мир посветлевшими от удивления и счастья глазами. А вчера, едва он успел привезти из больницы домой жену с сыном, к дому подкатил нарочный и потребовал немедленно явиться в военкомат.