Дик Кинг-Смит - Кошачья Леди

Дик Кинг-Смит

Кошачья леди

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Утром двадцать второго января 1901 года в доме у Мьюриэл Понсонби проживало шестнадцать кошек (считая котят). К вечеру того же дня народились ещё котята, доведя число до круглых двадцати.

Это событие, как водится, было занесено в большую книгу, озаглавленную «Книга дней рождения (исключительно кошек)».

Мисс Понсонби, следует пояснить, была пожилой леди, и жила она одна в просторном поместье, принадлежавшем ещё её родителям. Из-за того что она всегда ухаживала за ними, мисс Понсонби так и не вышла замуж, после же их смерти дочь дала волю своей любви к кошкам. Правда, некоторых из народившихся котят приходилось отдавать, и тем не менее поместье Понсонби — так назывался её отчий дом — всегда изобиловало этими животными.

Мисс Понсонби жила уединённо и с сельскими жителями общалась мало, разве что изредка ходила в местную лавку покупать провизию себе и кошкам. Большинство сельчан считали её безобидной и вполне милой старушкой, но находились и такие, кто называл её колдуньей. Отчасти из-за этого все до одного звали её Кошачья Леди.

На самом-то деле она была вовсе не колдунья, а просто старушка со странностями.

К примеру, она весь день разговаривала, как можно было подумать со стороны, сама с собой. Но это вовсе не было признаком безумия. Разумеется, она просто разговаривала со своими кошками, а они ей отвечали. Полковник сэр Персиваль Понсонби и его супруга всегда обращались к дочери, называя её сокращённо Мью, и этим же именем пользовались и кошки. Когда она с ними разговаривала, они отвечали: «Мью! Мью! Мью!»

Многим, доведись им это увидеть, показалась бы странной её привычка есть вместе с кошками. Длинный обеденный стол в большой комнате весь был уставлен мисками — для каждой взрослой кошки и для каждого котёнка, а Кошачья Леди сидела во главе стола и перед ней стояла её собственная миска. Она, правда, пользовалась ножом, вилкой и ложкой, а после еды обтирала губы салфеткой, тогда как остальные мыли мордочки лапами. Но изредка, чтобы кошки не считали её высокомерной, она наливала себе молоко в миску и пила прямо из неё.

По ночам она устраивалась весьма уютно, особенно зимой, ибо все те кошки, которые этого хотели (а хотелось многим), спали у неё на постели, укрывая её собой, словно тёплым шерстяным покрывалом.

При её острых чертах лица, зелёных глазах и седых волосах, зачёсанных назад (отчего обнажались несколько заострённые уши), Мьюриэл Понсонби и сама походила на гигантскую кошку, когда лежала, растянувшись на кровати, скрытая мурлыкающей толпой.

Мало кто знал о её привычках за обеденным столом, так как прислугу она не держала, и только доктор, вызываемый в редких случаях, когда ей нездоровилось, видел одеяло из кошек. И ни один человек не знал о главной её странности: мисс Понсонби свято верила в переселение душ.

Её отец, полковник, когда-то служивший в Индии, будучи простым служакой, считал идею переселения душ чистым вздором и своими мыслями делился с дочкой, когда та была ещё маленькой. Но с годами Мьюриэл стала подобно индусам верить, что после смерти человек рождается заново, переселяясь в другое живое существо, причём не обязательно в человеческое. Она была уверена, что некоторые кошки из её окружения когда-то были людьми, которых она знала. Среди них, без сомнения, был Персиваль, её покойный отец (точно такие же усы), Флоренс (её покойная мать), Руперт и Мадлен (её кузены), Уолтер и Беатрис (её дядя и тётка). А также недавно умершие школьные подруги: Этель Симмонс, Маргарет Мэйтланд и Эдит Уилсон (две полосатые и одна чёрная кошечки), возродившиеся в кошачьем облике. С этими-то девятью кошками главным образом и разговаривала Мьюриэл Понсонби, а они отвечали ей, издавая разные кошачьи звуки — мяукали и мурлыкали. Все с большим удовольствием жили в комфорте поместья Понсонби на попечении человеческого существа, которое знали и любили в своей прежней жизни.

Персиваль и Флоренс, разумеется, особенно радовались тому, как удачно сложилась жизнь у их единственной дочери.

— Как нам повезло, моя дорогая, — сказал как-то полковник своей жене, — что мы на старости лет оказались под присмотром Мьюриэл.

— На старости лет? — переспросила Флоренс. — По-моему, ты забываешь, Персиваль, что мы переселились в новые тела, которые сравнительно молоды.

— Да, конечно, ты права, дорогая Флоренс. У нас впереди наша новая жизнь.

— А может быть, и другие жизни, — заметила Флоренс.

— Что ты имеешь в виду?

Флоренс потёрлась о роскошные усы мужа.

— У нас могут родиться дети, — ответила она.

Разумеется, не все котята, родившиеся в поместье Понсонби, были результатом перевоплощения людских существ. Большинство были обыкновенные котята, родившиеся у обыкновенных кошек и получившие имена вроде Мурки или Пушка. Кошачья Леди распознавала их, просто поглядев им в глаза, как только они открывались, а до тех пор она никак котят не называла.

Поэтому-то лишь на десятый день она произвела осмотр четырёх котят, родившихся двадцать второго января 1901 года, как раз в день смерти королевы Виктории. Трое котят были полосатые, а четвёртый — рыжего цвета.

Кошачья Леди взяла в руки по очереди сперва полосатых, посмотрела, какого они пола, а потом заглянула в только что открывшиеся глазки.

— Ты — котишка, — проговорила она три раза и трижды повторила, — прости, лапочка, но ты просто кот.

Но когда наконец дошло до четвёртого котёнка, маленького и приземистого, и мисс Понсонби предположила, что это ещё один мальчик (рыжие обычно бывали котами), она увидела, что это кошечка. А когда заглянула ей в глаза, то у неё перехватило дыхание.

— Да, — сказала она хриплым голосом, — ты — киска, и не та, что была у королевы у английской, а сама королева!

И она почтительно опустила рыжую кошечку назад в корзину.

— Ох, Ваше Величество! — произнесла она. — Вы возродились в тот же день, что умерли! И надо же так случиться, что вы почтили именно мой дом! — И она неловко, ибо была уже немолода, сделала реверанс. — Ваша покорная слуга, мадам, — добавила она и, пятясь, покинула комнату.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Кошачья Леди поспешила прочь из комнаты в восточном крыле, где родился последний выводок котят, в главную спальню особняка. Это была просторная комната, где в предыдущей жизни спали её родители и которую, само собой, занимали теперь, в своём преображённом облике. В своё время полковник был настоящим воякой, а супруга его — солдатом в юбке. Но и теперь ни одна кошка не осмеливалась переступить порог их комнаты.

Кошачья Леди нашла их лежащими рядышком посреди большой кровати с пологом. Персиваль, родившись заново в виде белого котёнка, вырос в огромного толстого кота, и его внушительного вида усы весьма смахивали на воинственные усы Персиваля-человека. Флоренс имела черепаховую расцветку и точно такие же маленькие тёмные глазки, какие когда-то поблёскивали из-за пенсне у леди Понсонби.

— Папа! Мама! — взволнованно воскликнула Кошачья Леди (она так и не смогла заставить себя обращаться к ним по имени). Заслышав её голос, они зевнули и потянулись, лёжа на покрывале тонкого шёлка с рисунком из дамасских роз, но порядком уже изодранном острыми когтями и перепачканном грязными лапами. — Только подумайте! — продолжала Кошачья Леди. — Наша дорогая покойная королева почтила нас своим присутствием! Пусть сейчас Эдуард Седьмой и король Англии, но здесь, в поместье Понсонби, по-прежнему властвует Виктория!

— Мью! — скучающим тоном отозвался Персиваль, Флоренс повторила: — Мью, — и они спрыгнули с кровати и отправились по изогнутой лестнице вниз, в столовую, поскольку наступило время дневного чаепития.

«Как бы мне хотелось, чтобы мама с папой всё ещё могли поговорить с королевой Викторией на том английском языке, что был принят при дворе тогда, — размышляла Кошачья Леди, стоя в большой, вымощенной каменными плитками кухне и раскладывая, как обычно, по мискам смесь из рыбьих голов, варёного кролика и бычьей печени. — Если на то пошло, мне бы хотелось, чтобы и другие вновь родившиеся родственники могли говорить, так приятно было бы побеседовать о прошлом с Дядей Уолтером и Тётей Беатрис или поболтать про школьные дни с Этель или ещё с кем-то из девочек».

Мысли её прервало громкое нетерпеливое мяуканье кошек, ожидавших в столовой.

Мисс Понсонби вздохнула.

— Иду, мои милые! — крикнула она.

Она села во главе стола и принялась грызть сухарик. Позже, когда она всё приберёт и вымоет, она согреет себе чашечку чаю, но сейчас, как она впервые ощутила, она не только соскучилась по общению с людьми, но и очень устала.

«Чем старше я становлюсь, — думала она, — тем больше прибавляется кощек и тем больше у меня работы, а скоро будет ещё хуже. Ведь Кузина Мадлен и Эдит Уилсон беременны».