Аделаида Котовщикова - Фитюлька

Аделаида Александровна Котовщикова

Фитюлька

В одном учреждении зазвонил телефон.

Пожилой человек снял трубку и поднес ее к уху:

— Алло! — И сейчас же щёки его покраснели. Он покосился на начальника, который зашёл к нему по делу, прошипел в трубку: — Мне некогда! — и поспешно опустил её на рычаг.

Минут через пятнадцать телефон зазвонил снова. К счастью, начальник уже ушёл.

Телефонная трубка запищала:

— Деду-ушка-а!

На другом конце провода возня, крики: «Я хочу!» — «Отстань!» — «Мне дай, мне!»

— Перестаньте драться! — строго сказал Николай Степанович. — И немедленно позовите Павлика!

— Павля! Павля! — В трубке дребезжало, хихикало, щебетало, будто бестолковая, смешливая стайка воробьев сражалась.

Но вот все эти звуки отдалились. Раздалось отчётливое:

— Деда, здравствуй!

— Эти изверги опять звонили! — жалобно сказал Николай Степанович. — Где мама?

— Уехала по делу. Но скоро приедет. И тётя Валя вот-вот придёт. Ты не бойся, я их больше не подпущу к телефону. Так им задам!

— Но ты того… сильно-то не наказывай…

— Убивать не собираюсь!

«А отколотить стоило бы, — положив трубку, подумал Павлик. — Чтобы запомнили! Забились, бессовестные, в угол, поглядывают. Правильно их дедушка извергами называет. Говорит: "Я уж телефонную трубку боюсь снимать. И не снимать нельзя: вдруг по очень важному делу звонят"».

Павлик погрозил кулаком в сторону дивана. Там, в углу, между диваном и шкафом, топтались два «злодея». Тайка, конечно, посмеивалась.

До чего вредная девчонка! Ведь это она подговаривает Даню мучить деда. Хоть и младше Дани на полтора года, а Павлика — так почти на четыре!

Ходить Тайка начала рано и всюду лезла. В самых неожиданных местах вдруг оказывалась. Например, сидит как-то на корточках в передней и… мамины сапожки лижет. Мама с испугу чуть в обморок не упала. Пришлось Тайке язык отмывать.

«Хорошо, что я сапоги от уличной грязи успела очистить! — сокрушалась мама. — Слава богу, хоть гуталину не наелась, там как раз стояла коробочка».

Не наелась, потому что открыть не сумела, а в руках коробочку с гуталином вертела, это уж точно.

А то будильник к себе в кровать затащила и в одеяле ловко спрятала. Просто обыскались будильника. Радио всю ночь не выключали, чтобы папа на работу не опоздал.

«Фитюлька! — восклицал папа. — Что ж ты у нас такая шкода?»

Но хоть бы разик её шлёпнул. Маме иной раз случается, а папе — никогда, он свою Фитюльку обожает.

А теперь Тайке уже четыре года. Роста она маленького, сама худенькая, очень подвижная, не то что задумчивый Даня-увалень. И хитрющая Тайка просто… нестерпимо. Всегда весёлая, ласковая, напевает, танцует, посмеивается. И то и дело вредничает.

— Эй! — крикнул Павлик. — Попробуйте ещё раз дедушке позвонить, я вам такое устрою!

— А что ты устроишь? — с любопытством спросил Даня.

— Что? Что устроишь? — У Тайки голосок писклявый, как у мышки, и ехидство в нём так и сквозит.

— Пожалуюсь маме! — грозно сказал Павлик. — И тёте Вале. Вам сладких пирожков не дадут.

— Мама даст! — уверенно сказал Даня.

— Тебе-то уж вовсе не надо! И так толстый! А ещё папе напишу про ваши над дедом издёвки, и папа вам из командировки ничего не привезёт и ни одного письма не напишет. Только мне. Вот!

— Я же больной, — напомнил Даня.

— Да твоя ветрянка уже почти прошла. Наколотить вполне можно! Засадил нас всех на карантин!

Тут замок щёлкнул: это тётя Валя, папина сестра, пришла. Все ей навстречу бросились.

— А я тоже больна! — весело сообщила Тайка.

— Ка-ак?! — ужаснулась тётя Валя. — А ну подойди, я тебя осмотрю.

Тайка подбежала. Тётя Валя взяла в руки ее лицо, стала осматривать щёки, шею, за ушами.

— Не вижу никаких прыщичков.

— Потому что я больна ка-ран-ти-ном! — важно объявила Тайка. — Хи-хи-хи!

— Фу-у! — с облегчением вздохнула тётя Валя. — Я думала, и правда. Если б и ты ещё, бедному Павлуше долго на карантине пришлось бы сидеть.

— И так уж насиделся! — мрачно сказал Павлик. — До чего надоело! Всего месяц во втором классе проучился…

— Ничего, милый. Что ж делать, раз так случилось. Не отстанешь, уроки ты учишь, ученик ты хоро… Ай! Что это мне так мокро?! — вскочила тётя Валя. Вся юбка у неё была мокрая. И под стулом лужа. — Как же это я в воду села?! — недоумевала она.

Как? Неужели неясно? От стула, напевая что-то себе под нос и пританцовывая, Тайка отходит. В руке у неё — чайник, носик у чайника наклонился и капли роняет.

Две главные шкоды у Тайки: звонить по телефону деду на работу и возиться с водой.

Подходить к кранам и в кухне, и в ванной Тайке строго запрещается. Наливать воду в чайник — тем более. Но утаскивать чайник ей не надо: свой имеется — подарили за какой-то укол. Чайник игрушечный, однако не маленький, воды в нём хватает, чтобы всю голову и плечи человеку облить. Если, конечно, человек сядет, а Тайка на цыпочки встанет.

За Тайкой не уследишь. Только отвернёшься — у неё уже полный чайник в руках. Она с ним подходит к человеку, непременно сзади — спереди-то заметят и отнимут. А потом чайник наклоняет свой носик — сам или по Тайкиному хотению, неизвестно. Она, конечно, уверяет, что сам. И всякий, кто подвернётся: тётя, дедушка, гость какой-нибудь, сам Павлик, — вдруг оказывается политым, как цветок на клумбе.

Павлик на Тайку здорово сердится, ругает её, иногда и шлепка отвешивает или за волосы дёргает.

Папа даже огорчается.

«Слишком ты на неё нападаешь, — говорит он Павлику. — Сестричка же она твоя! Маленькая…»

— Отшлёпай-ка её, тётечка! — попросил Павлик.

— Кого? — Тётя Валя чуть шею не свернула, оглядывая свою юбку сзади.

— Ту, что карантином заболела. Вон с чайником приплясывает.

— Так это опять Таечка с водой балуется? Ай, как нехорошо!

Даня стоял, уставившись на тётю. Вдруг выпалил:

— Ето что — ал-лига-тор?

С ним такое часто случалось: выпалит что-нибудь ни с того ни с сего.

— Отшлёпай, пожалуйста! — взмолился Павлик.

— Но ведь она, наверно, нечаянно, — сказала тётя Валя. — Не надо, Данечка, говорить «ето», надо — «это».

— Ето машина или птица? — спросил Даня.

— Всегда ты её защищаешь! — возмутился Павлик.

— Нечаянно-о! — пропела Тайка, улыбаясь.

— А ест она что — бензин или лягушек? — У Дани мысли в голове двигались своим ходом. Неведомый аллигатор представлялся ему, как видно, то мотоциклом, то аистом.

— С вами вмиг одуреешь. Пойду пирожки печь. — Тётя Валя отправилась в кухню.

Даня с Тайкой за ней побежали. Крутились там возле её мокрой юбки.

А Павлик, очень сердитый, подошёл к окну и стал смотреть во двор.

Осень, погода тёплая, дети вовсю гуляют, а им троим нельзя выходить во двор. Даня, ясное дело, заразный. А про Павлика и Тайку ещё неизвестно. Вдруг у них инкубационный период. Так это называется, когда болезнь ещё не видна, но уже сидит в человеке, и хотя сам он вроде бы здоров, но уже заразный.

Во дворе Павлик заприметил старого-престарого старичка. Тот сидел на скамейке, обеими руками опершись на палку с набалдашником. Звали его Евтихий Евтихиевич.

Увидев старичка, Павлик вспомнил, как однажды в субботу они с Даней — он тогда ещё был здоров — гуляли во дворе. Тайка с мамой остались дома. А папа отправился в магазин за картошкой, чтобы сразу много принести.

Павлик с Даней носились по двору, прятались за деревьями, выслеживали врагов и стреляли в них из палок: «Пых-пых! Тр-р-р!»

На скамейке сидел этот самый Евтихий Евтихиевич, так же, как сейчас, опершись на палку, лицо и седую реденькую бородку солнцу подставлял.

А на соседней скамейке развалился мальчишка. Он учился с Павликом в одной школе, кажется, в шестом классе, но жил не в их дворе, просто пришёл. Может, приятелей поджидал. Сидел мальчишка, развалясь, вдруг сунул в рот два пальца и свистнул так оглушительно, что Павлик вздрогнул, а Даня от неожиданности на корточки присел.

Евтихий Евтихиевич голову в плечи вжал и попросил слабым голосом:

— Не свисти так, пожалуйста! У меня уши не выдерживают!

— Хочу и свищу! — ответил мальчишка и захохотал оглушительно: — Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! — Потом опять свистнул, ещё пронзительнее.

Павлик ему позавидовал: сам он так здорово свистеть не умел.

— Вежливых детей, — сказал Евтихий Евтихиевич, — скоро придётся записывать в «Красную книгу».

— А таких слабоухих, как ты, дедка, — ухмыльнулся мальчишка, — и записывать в «Красную книгу» не стоит. Пусть вымирают. — Он засунул два пальца в рот, надул щёки и вдруг… очутился в руках у папы Павлика, Дани и Тайки. Да, да! Оказывается, папа вошёл во двор и всё слышал.