Олег Романов - Социальная философия
Вместе с тем данная модель не является чем-то абсолютно произвольным и случайным, поскольку постулируемые ею ценности обусловлены в конечном счете уровнем развития познания, приоритетом общественных потребностей, а также социальной позицией и жизненным опытом самого утописта. Следовательно, утопизм приобретает многовариантность, обилие форм воплощения не из самого себя, а из окружающей действительности. Единственный источник его содержания – окружающий мир. И в этом смысле субъективный рассудок, желание утописта всегда имеют под собой объективную основу. Поэтому каждая конкретная утопия – важнейший документ, свидетельствующий о характере духовной атмосферы, поисках и чаяниях людей данной эпохи. В ряде случаев она может дать более глубокую характеристику своего времени, чем какой-либо юридический документ или литературно-художественное произведение, помогает высветить скрытые от обычного («реалистического») взгляда некоторые стороны действительности. Парадоксальность утопического творчества заключается в том, что оно не только оборачивается конструированием искусственных, универсальных схем. С помощью того же самого метода абсолютизации, развертывания его в ходе своего творчества до максимальных пределов утопия нередко может подняться до уровня формирования качественно новой идеи, прорваться сквозь устоявшиеся представления и парадигмы мышления, обнаружить новые и неожиданные повороты мысли. Важную роль играет образная форма выражения утопической мысли. Утопия даже тогда, когда выступала в виде социального трактата как концепции, неизменно тяготела к образно-художественному восприятию мира.
В утопии, если воспользоваться высказыванием французских литераторов братьев Гонкур, воображение действует путем анализа. В ней оно сплавлено с рациональным осмыслением фактов и явлений действительности. Открытое воображение, раскованное сознание позволяет утопическому творчеству осуществлять духовные эксперименты с большей свободой, чем в науке, которая, ориентируясь на познание законов действительности, по необходимости ищет в ней единообразие, сходство, повторяемость. Если наука жестко детерминирована природой объекта, то утопия, напротив, в своем представлении легко осуществляет, перестраивает и переделывает социальную реальность, допускает иную систему общественных связей и отношений. В существенной мере именно благодаря этому утопия способна подняться над своим временем, обогатить, обогнать или предвосхитить перспективы научного поиска. Такова парадоксальная психология и логика метода абсолютизации в утопическом творчестве, не учитывая которого невозможно проникнуть в суть воображаемых миров Платона, Т. Мора, Т. Кампанеллы, Э. Кабе, А. Сен-Симона, Ш. Фурье и всех других утопистов, понять их внутренний мир и особое состояние сознания.
Каковы же причины формирования и воспроизводства утопического сознания? Что является побудительной силой и стимулом утопического творчества?
Утопическое сознание возникает из потребности в определенных, реально отсутствующих, с точки зрения того или иного социального субъекта, значениях. При этом оно либо противопоставляет тем или иным сторонам неудовлетворяющей его ситуации положительные значения, которые являются результатом воображения, и стимулируют, активизируют деятельность людей в направлении их реализации, либо, напротив, уводят от реальных противоречий ситуации в иллюзии, вытекающие из субъективных желаний и стремлений. Иначе говоря, утопия выступает в известной мере умозрительным, иллюзорным средством реализации такой потребности, для реального удовлетворения которой исторически отсутствуют пока еще обстоятельства, не созрели условия или нет их вообще. «То, чего человек желает, чего он необходимо должен желать, – необходимо с той точки зрения, на которой он стоит, – тому он верит. Желание есть потребность, чтобы что-нибудь было, чего нет, сила воображения, вера представляет это человеку как существующее»[201]. Таким образом, потребности и интересы, выражающие неудовлетворенность наличным бытием, задают общее направление идеальному конструированию такой будущности, прообраза которой еще нет в реальной действительности.
Сопротивление человека среде начинается с поиска того, на что можно опереться. Классической иллюстрацией этому может служить утопия Платона, который «ясно увидел, что современное ему общество идет к гибели, что совершенно не за что ухватиться ни в общественной, ни в политической жизни, что нужно избрать какой-то свой путь… Поэтому Платону… приходилось использовать ту область человеческого сознания, которая всегда приходит на выручку в моменты великих социальных катастроф. Эта область – мечта, фантазия, новый и уже рационализированный миф, утопия»[202]. В этом заключается не только слабость человеческого сознания, но и его конфликтно-азрешающая сила – способность отыскивать и выстраивать жизнеутверждающие, положительные ценности. Люди оказываются в состоянии найти выход из любых противоречий. Даже если этот выход иллюзорный, тем не менее он свидетельствует о фундаментальной общественной потребности и общественной способности обнаружить не только противоречия реального мира, но и искать и находить известное единство и гармонию с этим миром.
Утопия – это такая форма сознания, которая полагает цели человека еще до того, как поняты условия и предпосылки реализации этих целей. Место утопии, следовательно, надо искать не в рамках теоретического понятия действительности, а в пределах ценностного освоения социального бытия.
Ценностное восприятие действительности не может не быть эмоционально насыщенным. Эмоционально-психологическая сфера – непременная часть утопического сознания. В нем логическая, четко осознанная аргументация в конечном счете подавляется внелогическими влияниями и внушениями, которые препятствуют беспристрастному осмыслению социальных процессов истории. Здесь ценностные установки утопического сознания, включающие мощный эмоциональный заряд, способствуют формированию устойчивых духовных образований, так или иначе направленных на изменение существующего мира.
Таким образом, утопическое творчество направлено на моделирование тех состояний социального бытия, которые в своем целостном выражении хотя и не вытекают из анализа действительных тенденций общественного развития (в этом смысле утопия – не истина), но, тем не менее, могут представляться желаемыми и необходимыми, выступать как высшая ценность. Жизнь и деятельность утопистов всех времен – яркий пример страстного стремления человека к достижению тех форм общественного устройства, которое бы полностью соответствовало его ценностям и идеалам. Вместе с тем отсюда следует, что в той мере, в какой утопическое сознание представляет собой явление эмоционально-психологического порядка, включает иррациональные и волевые моменты – в той же мере нельзя прямо и механически применять к нему критерий истинности, как это необходимо в научном познании.
В утопическом сознании синтетический результат отражения и ценностный подход к действительности всегда достигаются при ведущей роли ценностного подхода. Ему подчинены все другие признаки и свойства данного феномена. Это вытекает из специфики задач, которые должны решать познавательная и ценностно-ориентационная деятельность. Познавательная деятельность должна обеспечить гносеологическую адекватность сознания отражаемым объектам (функционально ценно именно то, что истинно); вторая – способствовать различению воздействия объектов по их отношению к личностным, групповым, классовым потребностям и интересам (истинность и заинтересованность далеко не всегда совпадают). Функционально ценным, адекватным (соответствующим своему назначению) в определенных условиях оказывается неистинное сознание – различные иллюзии, возникающие в ходе переработки, искажения результатов отражения в соответствии с различными групповыми или классовыми интересами и потребностями. Именно поэтому утопическое сознание не укладывается в рамки теоретико-познавательных норм и критериев. Оно всякий раз оказывается шире их, включает в себя волевые, интуитивные, иррациональные и прочие моменты, которые обычно стараются элиминировать ради достижения объективной истины. И в этом тоже его сила и слабость одновременно. Такими особенностями в значительной мере объясняется характерный для утопии метафизический разрыв социального целого на части, моменты, факторы, абсолютизация какого-либо одного или нескольких факторов сразу и противопоставление их друг другу, т. е. факторный подход. Отсюда также становятся понятными попытки утопистов достичь состояния гармоничности социального бытия благодаря просвещенным монархам, то филантропии капиталистов, то, наконец, деятельности бескорыстных друзей человечества и т. д. Здесь в полней мере выявился взгляд утопистов на дело осуществления ими же выдвинутого социального идеала как на подбор удачных инструментов, рецептов и средств. Подобное не могло не вести утопистов к крайней метафизической односторонности, которая выражалась прежде всего в том, что они в своем представлении об осуществлении идеала могли легко, например, абстрагироваться от политической деятельности и сосредоточить свое внимание лишь на одной социальной области или, иначе, полностью удалять всю социально-экономическую сферу из исторического движения и возложить надежды исключительно на политическую практику и активность, на мгновенный революционный взрыв и т. п.
