Беседы о живописи - Герман Александрович Недошивин
В картине Леонардо раскрыта прежде всего красота внешнего облика человека. Между тем прекрасное в людях обнаруживается не только в физическом совершенстве, но и во внутренней, духовной содержательности.
Ни Достоевский в портрете Перова, ни Стрепетова на полотне Репина не могут быть названы внешне красивыми людьми. Но в обоих изображениях передано глубокое внутреннее обаяние этих людей, их душевное богатство, красота их напряженной, сложной духовной жизни.
Нередко художник нарочно подчеркивает внешнюю непривлекательность человека, чтобы тем ярче оттенить его душевное благородство либо красоту его поступков.
Так, советский художник С. Герасимов в картине «Мать партизана» показал старуху колхозницу некрасивой, даже на первый взгляд грубой. Но достаточно взглянуть на белобрысого фашистского офицерика, чтобы сразу ощутить его гнусное ничтожество (хоть он сейчас и господин положения), особенно по контрасту с величественно-прекрасным в своей нравственной чистоте и патриотической стойкости образом старухи матери. У зрителя не остается ни малейшего сомнения, где же здесь истинная красота и истинная человечность.
С. В. Герасимов. Мать партизана. Масло. 1943 г. Москва, Государственная Третьяковская галерея.
Так в любое произведение искусства художник вкладывает свое понимание красоты и тем как бы указывает зрителю, что в жизни хорошо, заслуживает подражания и что дурно.
Конечно, очень важно, будет ли у художника действительное понимание прекрасного. Не надо думать, что красота есть область чистого произвола, где могут господствовать самые разнообразные мнения, самые различные прихоти. Есть старинная латинская поговорка: «О вкусах не спорят». И в самом деле, одному нравится одно, другому — другое, третьему — третье. В быту, конечно, вкусы людей очень разнятся между собою, и в этом нет, разумеется, ничего дурного. Один любуется величественными хребтами гор, а другой предпочитает скромные перелески среднерусской полосы; один — болельщик футбола, другой увлекается легкоатлетическими соревнованиями; одна девушка любит в одежде яркие тона, другая — скромные, сдержанные.
Может быть, на самом деле красота — дело вкуса и здесь не о чем спорить?
В действительности это не так. Если перейти от таких бытовых примеров, о которых говорилось выше, к вещам более серьезным, дело окажется сложнее.
В современном буржуазном искусстве — в кино, в живописи, в литературе — широко распространено смакование всего отталкивающего, уродливого, низменного. Художник будто говорит нам: смотрите, как отвратителен мир, как гнусен человек, и не думайте, что есть на свете что-то на самом деле чистое, прекрасное, возвышенное. Иногда это переживается художником как трагедия, а иногда (и это самое отвратительное) возводится в некий идеал, как бы извращая все истинные критерии красоты.
Так начинают прославляться насилие, жестокость, презрение к человеку.
Тут уж вы не скажете: дело вкуса — одному нравится делать людям добро, а другому — убивать. Жестокость отвратительна и недостойна человека Она может показаться «прекрасной» лишь людям, разложившимся морально, извращенным, преступным.
Нужно иметь в виду, что художественная правда предусматривает не только правдивость, реалистичность изображения, но обязательно и правдивость идеала. Как бы правдоподобно ни была написана картина, если она будет проповедовать идеалы угнетения человека человеком или мещанскую жадность стяжательского, собственнического отношения к миру, никакой настоящей правды в такой картине не будет.
Таким образом, разнообразие личных вкусов не противоречит тому, что в больших и коренных вопросах жизни мы четко различаем — как в самой окружающей нас действительности, так и в искусстве — настоящую красоту и красоту мнимую и тем более красоту и уродство.
Советское искусство, искусство социалистического реализма, как и всякое искусство большой жизненной правды, характеризуется не только тем, что показывает художник, но и тем, как он это показывает, своими идеалами, истинностью своего понимания красоты.
Что же касается бытового различия во вкусах, то оно объясняется просто тем, что в многообразной области истинно прекрасного каждый из нас выбирает себе то, что ему более по сердцу. Ведь и горы прекрасны и среднерусская природа, есть своя красота и в футболе и в легкой атлетике; можно красиво одеться и в скромные тона и в яркие, хотя последнее, по правде говоря, труднее.
Итак, искусство всегда несет в себе определенные идеалы, определенное понимание красоты. Но это совсем, как мы уже могли заметить, не значит, что только прекрасное в жизни достойно художественного изображения. Мы знаем много произведений, где не показано ничего положительного. Такова, например, картина Федотова «Сватовство майора», которую мы уже подробно разобрали. В художественном изображении всегда более или менее отчетливо ощущается оценка художником тех предметов, явлений и событий, которые он показывает зрителю.
Гоголя однажды спросили, кто в его «Ревизоре» является положительным персонажем. «Это смех», — отвечал писатель. Гоголь заставил смеяться над уродствами жизни николаевской России. А это значит, что он со всей отчетливостью выявил свое отношение к изображенным им фактам.
Художник может взять любую тему, любой сюжет, но что бы он ни изображал, к какому бы жизненному материалу ни обращался, правда его искусства всегда должна состоять из двух неразрывно слитых между собой сторон — правдивого, раскрывающего истину показа действительности и правдивой оценки изображенного.
При этом надо иметь в виду еще вот что. Не надо думать, что прекрасное всегда и во всех случаях — это нечто исключительное, выходящее за рамки повседневности. Поэзия жизни порою в самых неприметных своих проявлениях может неожиданно обнаружить перед нами красоту человеческих отношений и чистоту души людей. Вспомните, например, «Голубую чашку» А. Гайдара.
В пору культа личности в советской живописи было немало внешне очень торжественных, а на самом деле совершенно пустых и холодных картин. В этих вещах за подлинную красоту по законам своеобразного лицемерия выдавалась помпезность; художники как бы заботились лишь о том, чтобы их картины красиво выглядели, стремились выказывать внешние признаки энтузиазма и т. д.
Теперь, когда партия покончила с культом личности, художники с особой настойчивостью ищут настоящей красоты. Они находят ее в повседневном труде простых советских тружеников, в их суровом, требовательном, не терпящем никакой хвастливости героизме. Примером такой картины может служить полотно «Строители Братска» молодого художника Попкова, намеренно избегающего всякой риторики и напыщенности в изображении будней строительства коммунизма.
В. Е. Попков. Строители Братска. 1960-1961 г. Масло. Москва, Государственная Третьяковская галерея.
Итак, суждения художника о действительности — подчеркнем еще раз — неразрывны с правдою показа жизни. Но отношение к изображаемому должно заключаться прежде всего в самом изображении. Таков закон реалистического искусства. О нем в свое время писал Энгельс: «Тенденция должна сама по себе вытекать из положения
