Ни о чём… - Иоланта Ариковна Сержантова
Верно, так и пробегала бы лисица до весны, коли б на самом узелочке зимы, в ямочке, на влажной подстилке из кленовых листов не вспомнила она про мышиный писк, ровно просьбу не побрезговать тёмной её норкой и узким лазом. Ну и как не уважить, не зайти?!
К тому же, — наслышана была лиса про мышиную сноровку и домовитость, и живо представились ей посиделки у накрытого в тёплом уголке стола под неторопливую беседу на сытое брюхо.
О ту пору, из облака наземь валом валил, торопился снег, а по земле поспешала лиса. Скользила промеж мокрых-то мостков, лапы раня, а всё думала про то, как готовится мышь к её приходу с самого лета, и сокрушается, чего это она нейдёт…
Только вот… у всякого своя думка на одно и тож.
А и как заслышала мышь лисий скок, не мешкая — меть в сугроб, промеж зарослей малины, так что лисе, заместо угощения, достался один лишь пара шерстинок, зацепившихся за коготок куста, или тот самый, известный любому клок, которому рады, ежели, кроме него, ничего раздобыть не удалось.
Червячок
Сразу после венчания, вместо пиршества в кругу близких друзей и дальних родственников, мы отправились в уютную деревянную избушку на краю леса. Приятель предоставил нам своё жилище на весь медовый месяц, с условием, что в предпоследний его день все, кому вздумается поздравить нас, приедут, дабы оценить, насколько успешен наш союз.
— Хочу упредить, если поссоритесь, возьму с вас за постой! — Пошутил приятель и лукаво подмигнув, уехал восвояси.
Наскоро обнявшись в новом своём качестве, мы с женой порешили оставить подробности на вечер и принялись обустраивать дом. Конечно, он не был нашим в привычном смысле. Жизнь и сама по себе преходяща, но это не повод оставлять всё, как есть. Всегда стоит пытаться что-то изменить. Ведь именно эти поползновения — свидетельства нашего существования.
В доме было прохладно и я занялся дровами. Мы были голодны и новобрачная стала выгружать свёртки из корзинки с провизией, которой нас снабдила её мать. В одном из пакетов оказался сыр, не много не мало — четверть небольшой головки. Моя юная жена взяла его в руки, как берут большое яблоко или морскую раковину, двумя руками, и, прикрыв глаза, вдохнула сырный аромат. Её ноздри трепетали едва заметно, словно от вкусного солёного ветра на берегу…
Наблюдать за нею было не только приятно, но интересно. Она казалась мне неведомым зверьком, с которым мне предстоит познакомиться поближе, и если удастся приручить, прожить в любви и согласии до гробовой доски. Ну, а коли нет, — сделаться на всю жизнь несчастным, ибо, по словам моей матери, я был похож на деда, а тот, как и все мужчины в нашем роду всю жизнь любил только одну женщину, свою жену.
Впрочем, глядя на новоиспечённую супругу, мне казалось, что мы будем непременно счастливы… и тут:
— Ну, вот что ты натворил?!
— А что такое?
— Зачем ты его выкинул?!!
— Ой, подумаешь, какой-то червяк!
— Это почти жук! Долгоносик! Между прочим — краснокнижник!
— Он мне документы не успел предъявить, я его так за окошко выставил, без выяснения личности!
— И совершенно напрасно!
— Какая ты у меня чудачка, однако. Ну… будет тебе, не сердись из-за ерунды! Весной пойдём в лес, я тебе наберу банку точно таких же.
— Да как же ты не поймёшь… Может, это был последний такой жук, единственный на земле!
— Это вряд ли. А если и так, чего ж ему в одиночестве маяться? В таком разе я ему одолжение сделал.
Рыдание было мне ответом… Нежданно-негаданно.
Пока моя новобрачная всхлипывала, закрывшись в спальне, среди поленьев весьма кстати обнаружился точно такой же, сытый, молочно-белый, приличных размеров червячок. Не вовремя и не к месту разбуженный, он растерянно ворочался на полу, пытаясь отыскать щелку, в которой можно было бы спрятаться.
Поборов брезгливость, я положил личинку жука на ладонь и постучался к супруге.
— Вот. Держи.
— Ты… Ты его нашёл?! Ты его спас?! О! я люблю тебя! Больше всех на свете! Давай-ка мы подселим его к герани на окошко, там ему будет уютно и нестрашно… Надеюсь, цветок не обидится. — Захлопотала будущая мать моих детей, и я с удовольствием следил за тем, как она разговаривает с этим, не вполне ещё состоявшимся жуком, как с ребёнком.
Да, я солгал, впервые в нашей, насилу начавшейся семейной жизни, но пусть простят меня все долгоносики и брачующиеся, сделал это не со зла! На моих плечах лежала ответственность за хрупкий ещё мир молодой семьи…
Кстати же, немногим позже, покуда супруга спала, мне-таки удалось отыскать в сугробе червячка, которого давеча выкинул в окошко. Водворённый в тот же цветочный горшок, он проворно забрался в рыхлую почву, под бочок к прежнему. Ибо плохо на свете одному, даже если ты всего лишь червячок. Теперь-то я это знаю наверняка.
Как и она…
Январь рыдал. Бархатный ворс белоснежных ковров, плюш дорожек, что со вкусом и любовью стелил он, не зная покоя и презрев уговоры поберечь себя, моль оттепели ранила безо всяких стыдливых сомнений.
После кратких раздумий, кроткие, в общем, синицы устроили по этому поводу сход. То ли им и вправду было до этого дело, либо то был лишь удобный предлог собраться вместе, но, не растрачивая понапрасну тесную покуда, незаношенную рубаху белого дня, они слетелись в известное место.
Амфитеатр поляны, с нисходящими рядами поваленных стволов и узкими проходами тропинок на все стороны, как нельзя лучше подходил для того, чтобы каждый птичий голос был услышан. Тут, кажется, были все синицы, от малой девочки-гаечки до большой лесной, от длиннохвостой до лазоревки.
Рассевшись по ранжиру и соблюдая очерёдность, птицы прилично возмущались неприличным поведением оттепели, из-за которой приключился урон не только январю, но умаленье и самим синицам. Всякие ягоды, зажатые в кулаке мороза единожды, берегут вкус и сытность, а потепление, перенимая из крепких рук стужи доставшееся ей по случаю, искажает устоявшуюся суть и очертания, обращая лакомство в несъедобное нечто…
Долго бы рассуждали синицы, высказывая всё, что пришло им на ум по причине случившейся оттепели. Своими птичьими мозгами они, в общем, понимали отсутствие смысла винить кого-то. Погода сопровождала их промежду пределов существования, в коих они
