Татьяна Семенова - Наложница императора
Учёные мужи слагали стихи о чудесной красоте мира, придавая каждой строчке особый, таинственный смысл. И нередко в парке проводились своего рода состязания. Мастера собирались в уединённом месте и упражнялись в искусстве «трёх совершенств». Один делал рисунок, другой сочинял к нему стихи, третий каллиграфически выписывал иероглифы.
Но не только ученые и поэты проводили здесь своё время. Приходили и самые обыкновенные жители столицы, чтобы предаться размышлениям, восстановить душевное равновесие или просто полюбоваться совершенством природы.
Ланьэр летела как на крыльях по дорожкам парка, причудливо извивающимся меж небольших рощ и зарослей бамбука, и вскоре оказалась у заветной беседки.
Лю Чанг ждал её, держа в руках цветущую ветку сливы и скрученный в трубочку лист бумаги. Ланьэр замедлила шаг и, ступая уже совсем тихо, вошла в беседку. Юноша поднялся ей навстречу и, подойдя совсем близко, ощутил дивный цветочный аромат. От юной красавицы просто веяло весной. Вся она словно светились изнутри, глаза мерцали загадочно, как звезды, а лёгкий румянец придавал её удивительному лицу сходство с нежнейшими лепестками орхидеи.
— Не хочешь ли ты прогуляться по парку? — спросил он.
Ланьэр кивнула и, выйдя из беседки, они направились к пруду. У самого водоёма, обрамлённого клумбами весенних цветов, девушка спросила:
— Ты написал стихи о сливе?
Юноша молча протянул ей лист, скрученный в трубочку.
— Давай присядем, — предложила Ланьэр.
Они опустились на красивую резную скамейку, и девушка развернула бумагу. Автор смущенно потупил взор, пальцы его нервно вертели цветущую ветку сливы. Ланьэр читала про себя:
Белоснежная зимняя сливаЗдесь повсюду в садах расцвела.
И как сон, неземное виденье,В сад прекрасная фея вошла
В своём ярком весеннем наряде,Шелестя расписною парчой,
Лёгкой поступью нежно ступая,По траве, опьянённой весной.
Своей бархатной нежною ручкойСорвала она ветку в саду.
И как будто заплакав от боли,Слива вздрогнула, чуя беду.
Всколыхнулись цветочные тени,Осыпая к ногам белизну.
Белый цвет, словно искорки снега,Закружился в весеннем саду.[5]
Ланьэр свернула листок со стихами и посмотрела на юношу. Тот робко взглянул в её глаза и вдруг увидел в них слёзы.
— Почему ты плачешь?
— Эта ветка сливы для тебя… как живая… Зачем я сорвала её? — прошептала девушка.
Лю Чанг улыбнулся и нежно погладил её по руке.
— У тебя доброе и чуткое сердце. Ты… — он немного замялся, — ты прекрасна в своём великодушии.
Теперь Ланьэр смутилась, но не стала отворачиваться. Преодолев робость, прямо спросила:
— Можно я оставлю эти стихи себе?
— Конечно, — ответил он. — Если б не ты, вряд ли я смог бы их написать.
— А скажи, — спросила девушка, — ты много знаешь стихов?
— Много, — кивнул он.
— Почитай мне, пожалуйста, — попросила она. — Ну, например, твоего самого любимого поэта.
— Хорошо, — согласился он охотно. — Ты слышала о Цао Чжи, жившем много-много веков назад?
— Расскажи мне о нём, — уклончиво ответила Ланьэр.
И юноша начал рассказывать.
Цао Чжи родился в сто девяносто втором году и был четвёртым сыном полководца Цао Цао. Времена тогда были суровые. Некогда могущественная Ханьская империя, просуществовавшая больше четырёхсот лет, постепенно разваливалась под напором крестьянских восстаний. Самое крупное из них — восстание «жёлтых повязок» — по существу, решило судьбу империи. Наступил момент, когда уже ничто не могло спасти её. Она развалилась, а на руинах образовались три независимых царства: царство Вэй во главе с Цао Цао, царство Шу и царство У. Как это обычно бывает, все три государства постоянно воевали друг с другом, и поэт Цао Чжи, сын теперь уже царя Цао Цао был свидетелем этих войн.
Цао Чжи увлекался поэзией с детства. В десять лет он знал уже великое множество стихов и начал писать сам. Отец очень гордился своим сыном и даже хотел передать ему трон, но неожиданно умер и власть получил Цао Пи.
Старший брат ненавидел младшего, и не только за то, что отец хотел оставить тому престол, но и просто из зависти к его поэтическому таланту. Ненависть была столь велика, что распространилась и на друзей поэта. Цао Пи казнил их всех, впрочем, самого Цао Чжи не посмел, а надумал отправить в далёкую ссылку. Но перед этим император в присутствии всех придворных решил испытать талант поэта, тайно надеясь, что брат не сможет выполнить заданные условия. Он велел ему пройти семь шагов и за это время сложить стихи. Ослушание грозило страшной карой. Но Цао Чжи выполнил приказ и сложил свои знаменитые «Стихи за семь шагов».
Однако ссылка оказалась для поэта не лучше, чем смертная казнь. Согласно императорскому указу Цао Чжи не полагалось подолгу находиться ни в одной из провинций, он должен был всё время скитаться, совершая многотрудные переходы.
И всё же трудности не сломили Цао Чжи. В своих скитаниях он много думал о будущем Китая, мечтал об объединении, писал письма брату, а после его смерти — следующему императору, просил, чтобы его приняли в столице и выслушали. Но письма оставалось без ответа.
— Цао Чжи умер в сорок лет, — завершил свой рассказ Лю Чанг, — так и не встретившись с императором. Неудивительно, что почти все его стихи пронизаны грустью, тоской, печалью одиночества. Перед самой смертью он написал прекрасные стихи о бессмертии. Хочешь, я прочту их?
— Хочу, — ответила Ланьэр.
— Открылись мнеНебесные врата,
Из перьев птицЯ надеваю платье;
Взнуздав дракона,Мчусь я неспроста
Туда, где ждут меняМои собратья.
Я линчжи[6] рвуВ восточной стороне,
В краю бессмертных,У границ Пэнлая[7];
Ты снадобье прими,Сказали мне,
И будешь вечно жить,Не умирая.[8]
Ланьэр попросила Лю Чанга прочесть ещё какие-нибудь стихи Цао Чжи, и тот вдохновенно читал, позабыв обо всём на свете, видя перед собой только лицо юной красавицы. А она вслушивалась в тихий, волнующий голос и думала о том, что уже никогда не сможет позабыть его. Тонкая трепетная душа молодого человека вдруг раскрылась перед нею как ладонь, на которой, словно подарок, лежало его сердце. Подобными образами были полны стихи древнего поэта, смысл которых так глубоко понимал читавший их юноша, и Ланьэр, как зачарованная, не могла оторвать от него взгляда и всё слушала, слушала, не двигаясь, не решаясь вздохнуть, боясь, что вдруг неосторожно порвёт эту тончайшую душевную нить, неожиданно связавшую их так крепко. А он читал и читал ей стихи, пытаясь донести всё то, о чём думал, чем жил, чем дышал, и голос его очаровывал, манил, уносил в страну грёз и мечтаний…
Несколько раз юноша всё-таки прерывался и спрашивал, что думает Ланьэр по поводу того или иного стихотворения. Она начинала размышлять вслух со всей пылкостью и искренностью. И молодой человек иногда спорил с ней, но чаще соглашался…
Так сидели они долго-долго. Как будто само время остановилось, не решаясь спугнуть чарующий и неуловимый момент единения душ. Всё вокруг затихло, замерло, только нежный ветерок, запутавшийся в ветвях цветущей сливы, украдкой скользил по изумрудным листьям и плавно покачивал их в такт стихам. И словно откуда-то из далёкой, волшебной страны доносился ласковый, волнующий голос:
…В тёмном небе луна поднялась,Встрепенулись цветочные тени
И явилась любимая мнеВместе с шелестом чутких растений…
Сколько же всё-таки времени прошло? Да разве это главное? Для них было важно лишь одно — они нашли друг друга.
Он предложил ей немного покататься на лодке. Ланьэр согласилась. Лёгкая лодочка кружила их по весеннему пруду; и широкие листья лотоса качались на воде; и гордые утки отплывали в сторону, лишь только завидев непрошеных гостей; а другие маленькие весёлые птички водили шумный хоровод над их головами.
Беседа влюблённых становилась всё более эмоциональной, и если над водной гладью вдруг раздавался звонкий девичий смех, даже деловитые утки встревожено взлетали и начинали кружиться над лодочкой вместе с остальными пернатыми.
А уж когда юноша Лю Чанг узнал, что Ланьэр любит петь, девушке пришлось продемонстрировать свой восхитительный голос. Из многих песен и оперных арий она выбрала одну, и юноша, замер, очарованный. Мелодичные звуки разливались над поверхностью воды, и даже птицы затихли, будто прислушиваясь к этому голосу, такому чистому, мягкому и дурманящему, словно весенний цветок.
Солнце клонилось к западу. Тени деревьев удлинились, цветы начали закрываться, как бы говоря влюблённым: пора, пора…
