Михаил Гаспаров - Занимательная Греция
В Сиракузах жил в это время величайший математик древности — Архимед. Обычно математики, мы знаем, свысока смотрели на физику — Архимед был исключением. Даже занимаясь такой возвышенной наукой, как астрономия, он не мог удержаться — построил первый планетарий, круглую машину, в которой от одного завода по небесной сфере двигались все светила, и каждое точно по своей орбите. Такие вещи позволялись ученому лишь как забава: «веселящаяся геометрия», — снисходительно говорили о них. Архимед ими увлекался и поэтому прослыл чудаком.
Народ мало понимал в математике и все-таки слагал об Архимеде легенды. О нем ходило больше анекдотов, чем о любом другом ученом древности. Говорили, будто он был так поглощен своей наукой, что забывал есть, пить и мыться; когда он сидел перед очагом, то чертил круги и треугольники прутом на золе; когда был в бане — чертил пальцем на своем намазанном маслом теле.
Это он, говорят, однажды выскочил из ванны и голый побежал по улицам Сиракуз, крича: «Нашел! Нашел!» (по-гречески: «Эврика! Эврика!»). Дело было вот в чем. Сиракузский тиран Гиерон получил от золотых дел мастера золотой венец и хотел проверить, не подмешал ли мастер в золото серебра. Нужно было сравнить объемы венца и куска чистого золота с тем же весом. Архимед, опускаясь в налитую до краев ванну и глядя, как переливается через края вытесняемая его телом вода, вдруг понял, что именно так можно легко измерить объемы двух тел разной формы.
Это он, говорят, не только изучил законы действия рычага, но и сам построил для Гиерона машину с такой системой рычагов, что один, сидя в сторонке и поворачивая ручку, спустил на воду огромный корабль. Корабль был построен Гиероном в подарок Птолемею Египетскому, и все сиракузяне, впрягшись, не могли его сдвинуть с места. Гиерон был в восторге от этой машины. Архимед скромно сказал: «Дай мне только, где стать, и я тебе сдвину Землю!»
Когда к Сиракузам подступили римляне, Архимед построил для сограждан небывалые военные машины. Это были катапульты, метавшие камни на неслыханные расстояния; это были подъемные краны с крючьями, которые дотягивались до римских кораблей и топили их в гавани. В греческих мифах был сторукий гигант Бриарей; «Бриареем от геометрии» называл Архимеда Марцелл. А солдаты Марцелла в ужасе разбегались, когда над стеной показывалась любая веревка или бревно: «Это Архимед выдумал новую машину на нашу погибель!»
Наконец Сиракузы пали. Началась резня и грабеж. Римский воин ворвался к Архимеду. Тот сидел в саду и чертил тростью по песку круги и треугольники. Он поднял голову и сказал солдату: «Не наступи на мой круг». Воин понял, кто перед ним, и хотел отвести ученого к Марцеллу. Архимед сказал: «Погоди, я только кончу решение». Солдат не привык к таким ответам: он зарубил ученого.
На могиле Архимеда по его завещанию вместо памятника было поставлено изображение цилиндра с вписанным шаром и начертано открытое им отношение их объемов — 3 : 2. Полтораста лет спустя, когда в Сицилии служил знаменитый римский писатель Цицерон, он еще видел этот памятник, забытый и заросший терновником.
Филипп последний встречается с Римом
Пока на западе Рим воевал с Карфагеном, а Сицилия лежала между ними, как между молотом и наковальней, с востока за этим внимательно и тревожно следили три царя. Это были: очередной египетский Птолемей — тот самый, которому, по словам Клеомена, арфистки были дороже боевых коней; сирийский Антиох, запоздалый двойник своего прадеда Селевка, прозванный (несколько преждевременно) Великим; и очередной Филипп Македонский, племянник победителя при Селласии, царь, о котором говорили, что он хорош в беде и невыносим в удаче.
Все понимали: кто победит, тот двинется на них, и сухопутный Рим будет опаснее морского Карфагена. Понимали, но не вмешивались: Египет был отвлечен войной с Антиохом, Антиох — усмирением Ирана, где область за областью отламывались от его огромного царства, а Филипп — междоусобицами Этолийского и Ахейского союзов. Когда Рим воевал с Ганнибалом, Филипп вторгся в иллирийские владения римлян, но успеха не достиг; когда Рим победил Ганнибала и тот бежал из Карфагена, Антиох дал ему приют. Рим таких вещей не забывал: новая война надвигалась.
«Черная туча встает с запада, — говорил этолийский оратор перед Филиппом Македонским. — Если она надвинется, конец нашей свободе». И далее следовало не совсем обычное определение этой греческой свободы: «Конец нашим военным забавам: нам нельзя будет воевать и мириться друг с другом, когда нам хочется».
Римляне вступили в Грецию. Они щли мерными переходами; на каждой ночевке они раскидывали квадратный лагерь, укрепленный, как город, с прямыми улицами между палаток. Сражались они непривычно: не сплошной фалангой, а тридцатью отрядами, наступавшими в шахматном порядке. У каждого воина был вдобавок к обычному оружию тяжелый дрот: он начинал бой как легковооруженный и продолжал как тяжеловооруженный. Выдержать такой удар было трудно. Командовал римлянами Тит Фламинин, неожиданный для греков человек: молодой, говорящий по-гречески, как грек, умеющий побеждать и оружием, и убеждением.
Битва с Филиппом произошла в Фессалии. Она была нечаянной. По фессалийской равнине тянулась гряда холмов — по-гречески Киноскефалы (по-русски «Собачьи головы»). По одну сторону холмов заночевали римляне, по другую — македоняне. Сами не зная того, они провели ночь в получасе ходьбы друг от друга. Наутро и Фламинин и Филипп выслали передовые отряды занять холмы. В утреннем тумане эти отряды столкнулись на холмах. Завязалась стычка, стали подходить подкрепления. Македонской фаланге трудно было держать строй среди холмов, римским отрядам — гораздо легче. Фаланга дрогнула, ряды ее смешались; победа осталась за римлянами. Филипп запросил мира.
Военную победу Фламинин сумел закрепить мирной. Власть Филиппа в Греции держалась на трех крепостях — Деметриаде, Халкиде, Коринфе. Их называли «оковами Греции». По мирному договору Филипп освобождал эти крепости, а Фламинин их занимал. Греки роптали: «Рим снял оковы с наших ног и надел нам на шею». Фламинин добился у сената позволения вывести войска из крепостей, оставив Грецию грекам. Народ собрался в Коринф на Истмийские игры. Здесь, в промежутке между состязаниями, римский глашатай объявил: отныне Греция свободна от всех иноземных гарнизонов и налогов. Люди не верили ушам; объявление пришлось повторить. Тогда раздался такой крик ликования, что птицы над стадионом замертво падали в толпу. Фламинина, освободителя Греции, стали чтить, как бога; еще триста лет спустя в Греции стояли храмы, посвященные «Аполлону и Фламинину».
За войной с Филиппом последовала война с Антиохом. Царские послы стращали греков, перечисляя рода пеших и конных царских войск. «Не пугайтесь, — сказал грекам Фламинин, — есть много кушаний из одного мяса под разным соусом; так и это все одни и те же сирийцы, только с разным оружием». Военным советником у Антиоха был великий враг Рима — Ганнибал. Тщеславный царь устроил перед ним парад своих войск: пехоты, конницы, колесниц, слонов — в золоте, серебре, в значках, украшениях, бляхах. «Как по-твоему, достаточно этого будет для римлян?»
— «Достаточно, — ответил Ганнибал, — хоть они и очень жадные». Он понимал, что для римлян это войско будет не угрозой, а добычей.
Война длилось четыре года. В решающей битве при Магнесии Антиох потерял 50 тысяч человек, римляне (так они утверждали) — только 300. Римлянами командовали два брата Сципиона: старший, прославившийся победой над Ганнибалом и за это прозванный Африканским, и младший, за теперешнее сражение получивший прозвище Азиатского. На Антиоха была наложена огромная дань; чтобы выплатить ее, он пошел с войском обирать вавилонские храмы и там погиб. Сын его был уже во всем покорен римлянам. Когда он попробовал было продолжать наследственную войну с Египтом, римский посол по имени Попилий приказал ему: «Выведи войска назад». Царь сказал: «Я подумаю». Попилий обвел мечом круг у его ног и велел: «Думай, не выходя из круга». Царь повиновался, а слова «Попилиев круг» стали поговоркою.
Филипп Последний доживал жизнь, копя злобу и силу для ответного удара на Рим. У него было два сына: благородный Деметрий, друг римлян, и низкий Персей, ненавистник римлян. По наговорам Персея Филипп убил старшего сына; это его надломило, убитый стал являться ему во сне, Филипп перестал спать и умер от тоски. Рассчитываться с Римом пришлось Персею. Битва произошла при Пидне, у подножия облачного Олимпа. Все войско Персея было изрублено, Персей спасся, переодевшись простым всадником. Римский полководец Эмилий Павел обещал ему жизнь. Персей хотел броситься к его ногам. «Остановись! — крикнул Эмилий. — Не заставляй меня думать, что ты сам заслужил свое несчастье своим малодушием!» Македония была расчленена на четыре части и скоро стала римской провинцией. Персей умер в плену. Два его сына умерли вместе с ним. Третий остался жив; потом он служил писцом в римском городе Альбе и за красивый почерк был на хорошем счету у начальства.
