Краткое введение в стиховедение - Николай Алексеевич Богомолов
Вообще ритмическая система Маяковского представляет собой совершенно особый случай, нуждающийся в тщательном исследовании, которое еще не проведено. Для подавляющего большинства его произведений характерна смена ритмов не только от стиха к стиху, но и от строфы к строфе, от одного отрывка к другому; свободные переходы от классического стиха к дольнику и тактовику, время от времени (чаще – в ранних стихах) обращение к стихам без постоянного ритма, иногда (чаще в ранний период) включение прозаических строк и пр. Подобное богатство и разнообразие ритмов делает его поэзию уникальной в истории русской литературы кладовой и для поэтов, и для исследователей стиха[25].
Подобные стихи Маяковского являются пограничными между стихом, урегулированным какими-то собственно стиховыми факторами (ритмом или рифмой) и стихом свободным. Свободный стих, или верлибр (от французского vers libre – свободный стих) – это стих, освобожденный от закономерного чередования ударений, от уравнивания количества ударений в стихе, от уравнивания числа слогов в стихе и от рифмы.
В настоящее время верлибр исследован еще очень слабо и является почти что свалкой для самого разного рода явлений стиха, которые пока еще не могут вполне точно быть определены исследователями и поэтому заносятся по ведомству свободного стиха. Достаточно привести хотя бы несколько примеров, чтобы увидеть, насколько они между собой несхожи:
Как песня матери
над колыбелью ребенка,
как горное эхо,
утром на пастуший рожок отозвавшееся,
как далекий прибой
родного, давно не виденного моря,
звучит мне имя твое
трижды блаженное:
Александрия!
Как прерывистый шепот
любовных под дубами признаний,
как таинственный шум
тенистых рощ священных,
как тамбурин Кибелы великой,
подобный дальнему грому и голубей воркованью,
звучит мне имя твое
трижды мудрое:
Александрия!
Как звук трубы перед боем,
клекот орлов над бездной,
шум крыльев летящей Ники,
звучит мне имя твое
трижды великое:
Александрия!
(Кузмин).
Это тот разряд верлибров, который можно было бы назвать верлибрами синтаксическими. В них очень отчетливо чувствуется ритм, но это ритм не собственно стихотворный, а ритм, основанный на синтаксическом и грамматическом параллелизме.
Первое, на что обращаешь внимание – это троекратное повторение: «Звучит мне имя твое/трижды…:/Александрия!» Уже одного этого замыкания каждой строфы дословно повторяющимися окончаниями достаточно для возникновения ритма. Но помимо этого здесь есть еще и тройные повторы внутри первых двух строф, начинающиеся с «как» и занимающие две строки (в третьей строфе они сжимаются до одной строки и лишаются начального союза). Ритм создается и грамматически однородными окончаниями этих сравнений в первых двух строфах с дополнительной инверсией, регулярным окончанием строк третьей строфы ударением на предпоследнем слоге (женскими окончаниями), и другими синтаксическими элементами.
Вот пример другого рода, который мы процитируем целиком:
Человечество
непотопляемое судно
три миллиарда
отсеков
надежды
(В. Бурич).
В подобных стихах организующим началом служит мысль, переходящая в поэтический образ. Казалось бы, такая характеристика вовсе не является характеристикой ритма, но тем не менее она – наиболее верна. Особое распространение стихи такого рода получили в западной поэзии (австрийский поэт Э. Фрид, французский поэт Гильвик и др.).
А вот еще один образец свободного стиха, который наиболее соответствует нашему понятию «свободный стих»:
В третьем тысячелетье
Автор повести
О позднем Предхиросимье
Позволит себе для спрессовки сюжета
Небольшие сдвиги во времени –
Лет на сто или на двести.
В его повести
Пушкин
Поедет во дворец
В серебристом автомобиле
С крепостным шофером Савельичем.
…………………………………………………
Читатели третьего тысячелетия
Откроют повесть
С тем же отрешенным вниманием,
С каким мы
Рассматриваем евангельские сюжеты
Мастеров Возрождения,
Где за плечами гладковолосых мадонн
В итальянских окнах
Открываются тосканские рощи,
А святой Иосиф
Придерживает стареющей рукой
Вечереющие складки флорентийского плаща.
(Д. Самойлов).
Наиболее точным определением стихов такого типа нам представляется такое: «Свободный стих, или верлибр, – это стих, характеризующийся нерегламентированной (непредсказуемой) сменой мер повтора»[26]. В этом определении подчеркивается одновременно и свобода стиха, заключающаяся в непредсказуемости дальнейших строк по ритму – и в то же время его стиховые признаки: меры повтора, которые могут быть и фонетическими, и ритмическими, и синтаксическими, и другими. Но в любом случае они присутствуют.
Итак, подводя итоги сказанному, приведем еще раз, теперь уже в сжатом виде, ту схему систематизации современного русского стиха, которая представляется нам наиболее верной. Напомним, что формы стиха расположены по степени убывания строгости их внутренней организации: классический силлабо-тонический стих – логаэды – дольники – тактовики (акцентный, он же чисто тонический стих сюда же) – свободный стих (как его разновидность – свободный рифмованный стих, «стих Маяковского»).
Помимо этого, студент должен иметь понятие о некоторых разновидностях стиха, о которых выше не говорилось для большей стройности изложения материала, хотя встречи с подобными образцами стиха могут вызвать затруднения.
Вольный стих. Нередко вольный стих понимается как синоним свободного стиха. Это неверно. В практике стиховедов под вольным стихом понимается соединение в пределах одного произведения стихов одного и того же размера, но разной «стопности», то есть различных по числу максимально возможных ударений. В русской поэзии XIX века появление вольных стихов более всего характерно для басен, стихотворных комедий и элегий. В басне и стихотворной комедии чаще всего употребляется вольный ямб с диапазоном от ямба одностопного до ямба шестистопного:
Вот то-то-с, моего вы глупого сужденья
Не жалуете никогда:
Ан вот беда.
На что вам лучшего пророка?
Твердила я: в любви не будет в этой прока
Ни вó веки веков.
(Грибоедов).
Здесь, как мы видим, свободно чередуются шести-, четырех-, трех- и двухстопный ямб. Подобные «перебои» ритма, когда строки не совпадают по своей длине, чередуются свободно и в больших диапазонах, видимо, помогали создавать комический эффект. Обратим внимание, что в патетических монологах Чацкого строки укладываются в гораздо меньший диапазон: от четырехстопного до шестистопного ямба.
Тот же самый диапазон мы видим в элегиях XIX века:
Притворной нежности не требуй от меня,
Я сердца моего не скрою хлад печальный:
Ты прáва,
