Борис Емельянов - История отечественной философии XI-XX веков
Исключительная роль в оформлении славянофильских философских представлений о мире и человеке принадлежит Ивану Васильевичу Киреевскому. И. В. Киреевский родился 22 марта 1806 г. в селе Долбино Лихвинского уезда Тульской губернии в старинной дворянской семье. Его отцом был отставной гвардейский секунд-майор Василий Иванович Киреевский, обладавший обширными знаниями в естествознании (он занимался в собственной лаборатории химией, физикой, медициной) и гуманитарных науках (переводил с пяти языков, которые знал отлично). В 1812 г. в Орле он организовал госпиталь для раненых, ухаживал за ними и, заразившись тифом, скоропостижно скончался. Крестным отцом И. В. Киреевского был известный русский масон И. В. Лопухин.
Ивана Киреевского и его младшего брата Петра воспитывала мать – Авдотья Петровна, урожденная Юшкова, которая была внучкой А. И. Бунина, отца поэта В. А. Жуковского. Его-то она и пригласила быть учителем для братьев. Жуковский воспитывал в них любовь к языкам, чтению и литературному творчеству. Вскоре, однако, поэта пригласили к царскому двору для занятий с наследником престола. Но заботиться о братьях, интересоваться их успехами он не переставал и в последующие годы. К десяти годам Иван Киреевский прочитал всю русскую и (в оригинале) французскую литературу из библиотеки своего отца. Его особенно увлекали произведения Локка и Гельвеция. А в одиннадцать лет, когда его мать вторично вышла замуж за А. А. Елагина, привезшего из наполеоновских походов книги И. Канта «Критика чистого разума» и Ф. Шеллинга «Письма о догматизме и критицизме», приступил к их чтению. Одновременно братья изучали математику, философию, словесность.
Для завершения их образования семья Елагиных в 1822 г. переехала в Москву, где братья продолжали домашние учебные занятия, расширив их изучением латинского, древнегреческого, английского языков. Они слушали приватные лекции профессоров Московского университета Снегирева, Мерзлякова, Цветаева, Чумакова и других, посещали публичные лекции известного шеллингианца профессора М. Г. Павлова. На выпускных экзаменах за полный курс Московского университета Иван Киреевский успешно сдал политэкономию, древнюю и новую историю, географию, статистику, математику, физику, греческий и латинский языки.
С 1824 г. он работал в Московском главном архиве Иностранной коллегии, где его друзьями стали «архивные юноши» братья Веневитиновы, В. Титов, С. Шевырев, В. Одоевский и другие. «Кто составлял литературно-философское окружение Киреевского в 1820–1830 годы? Достаточно назвать этих деятелей – Пушкин, Баратынский, Языков, Д. Веневитинов, В. Одоевский, – чтобы понять, что Киреевский был в самом центре умственной и художественной жизни эпохи, что он испытал глубокое воздействие замечательнейших русских поэтов и мыслителей»542.
Знакомство с В. Ф. Одоевским, М. П. Погодиным, Е. А. Баратынским привело И. В. Киреевского в кружок любомудров, усилило его интерес к философии романтизма, Ф. Шеллингу, судьбе России, проблемам философии и религии. Общим настроением любомудров была мысль о выработке национальной культуры, создании отечественной философии. Возглавлявший кружок любомудров В. Ф. Одоевский писал: «К сожалению, мы, русские, не богаты философскими сочинениями, нет даже ни одного журнала, в котором хотя бы несколько страниц были посвящены философии, которые бы знакомили с усилиями гениев, друзей человечества»543. Здесь, в кружке любомудров, зародились многие идеи позднего Киреевского, который оставил службу и решил посвятить себя литературному труду. В письме к А. И. Кошелеву он писал: «Я могу быть литератором, а содействовать просвещению народа не есть ли величайшее благодеяние, которое можно ему сделать»544. Реализацию своих литературных планов Киреевский начал через несколько лет после самороспуска кружка любомудров.
В 1828 г. появилась его статья «Нечто о характере поэзии Пушкина». Это было одно из первых аналитических исследований творчества русского поэта, изобилующее точными оценками, особенно народного характера поэзии Пушкина, ставшими хрестоматийными В. Жуковский написал матери И. Киреевского: «Я читал в “Московском вестнике” статью Ванюши о Пушкине и порадовался всем сердцем. Благословляю его обеими руками писать; умная, сочная, философская проза. Пускай теперь работает головою и хорошенько ее смеблирует – отвечаю, что у него будет прекрасный язык для мыслей. Как бы было хорошо, когда [бы] он мог года два посвятить немецкому университету! – Он может быть писателем»545. Статья эта была замечена русской читающей публикой.
Значительный интерес вызвала вторая статья И. В. Киреевского «Обозрение русской словесности 1829 г.», в которой он высказал несколько методологически значимых идей. Во-первых, к анализу русской литературы он подошел исторически, считая историю «центром всех познаний, наукой всех наук», главою современного просвещения. Русская литература, считал И. В. Киреевский, исторически состоит из трех этапов: карамзинского, этапа Жуковского и русско-пушкинского. При этом он впервые с екатерининских времен упомянул имя русского просветителя Н. Новикова, давая его творчеству высокую оценку: «Новиков не распространил, а создал у нас любовь к наукам и охоту к чтению… Тот, кому просвещение наше обязано столь быстрыми успехами, кто подвинул на полвека образованность нашего народа, кто всю жизнь употребил на благо отечества и уже видел плоды своего влияния на всех концах русского царства, человек, которому Россия обязана стольким, – он умер недавно, почти всеми забытый, близ той Москвы, которая была ему свидетельницею и средоточием его блестящей деятельности… Память о нем почти исчезла, участники его трудов разошлись, утонули в темных заботах частной деятельности, многих уже нет, но дело, им совершенное, осталось»546. Во-вторых, Киреевский указал на большое значение философии в деле просвещения отечества, причем это должна быть не прославленная немецкая философия, а собственная, отечественная, начало которой, по его мнению, положил Д. Веневитинов: «Но что должен был совершить Веневитинов, чему помешала его ранняя кончина, то совершится само собою, хотя, может быть, уже не так скоро, не так полно, не так прекрасно. Нам необходима философия: все развитие нашего ума требует ее. Ею одною живет и дышит наша поэзия; она одна может дать душу и целость нашим младенствующим наукам, и сама жизнь наша, может быть, займет от нее изящество стройности. Но откуда придет она? Где искать ее? Конечно, первый шаг к ней должен быть присвоением умственных богатств той страны, которая в умозрении опередила все другие народы. Но чужие мысли полезны только для развития собственных. Философия немецкая вкорениться у нас не может.
Наша философия должна развиться из нашей жизни, создаться из текущих вопросов, из господствующих интересов нашего народного и частного быта. Когда и как – скажет время; но стремление к философии немецкой, которое начинает у нас распространяться, есть уже важный шаг к этой цели»547. В-третьих, Киреевский высказал ряд идей, которые позже стали основой славянофильской идеологии. Одна из них – об умирающей Европе и рождающейся России: «Европа представляет вид какого-то оцепенения… только два народа не участвуют во всеобщем усыплении… это Соединенные Штаты и наше отечество… Венец просвещения европейского служил колыбелью для нашей образованности: она рождалась, когда другие государства доканчивали круг своего умственного развития, и где они остановились, там мы начинаем»548. Эта статья была названа А. С. Пушкиным, а затем и В. Г. Белинским «замечательнейшею статьею». В последующем такие же высокие оценки в адрес И. В. Киреевского – как автора «философского взгляда на нашу литературу» – высказывали А. Герцен, А. Григорьев и другие русские литераторы и критики. В этом же (1829) году И. В. Киреевский сделал предложение стать его женой Н. П. Арбениной и, получив отказ, уехал в Берлинский университет, где предполагал два года заниматься философией. Здесь, начиная со следующего года, он слушал лекции Шлейермахера, Риттера, Окена, Шеллинга и Гегеля. С тремя последними он встречался лично. Сохранилась записка Гегеля И. В. Киреевскому. На просьбу принять его Гегель ответил русскому студенту: «Милостивый государь! Мне окажет честь Ваше посещение; я бываю утром дома обыкновенно до 12 часов (завтра до 11 часов). Однако я должен признаться, что тон Вашего любезного письма привел меня по отношению к Вам в смущение, от которого Вы легко бы могли меня избавить, так как я по моему внешнему положению вполне доступен. С полным уважением, преданный Вам проф. Гегель. Берлин, 23 марта 1830 г.»549.
Студенчество И. В. Киреевского было недолгим: через несколько месяцев, в ноябре 1830 г., получив известие из Москвы о начавшейся холере, он вернулся домой. Здесь он начал подготовку к изданию своего журнала «Европеец», который намеревался превратить «в аудиторию европейского университета»550. Сотрудниками журнала стали Жуковский, Хомяков, Языков, Баратынский, в нем были помещены статьи Г. Гейне, Э. Дешана, Берне. Первый номер журнала вышел в 1832 г. В нем сам И. В. Киреевский поместил рецензии, критическое «Обозрение русской литературы за 1831 год» и программную статью «Девятнадцатый век». В неоконченном «Обозрении» он подробно проанализировал «Бориса Годунова», считая, что главная его проблема – «трагическое воплощение мысли»551, и «Наложницу» Баратынского. А. С. Пушкин в личном письме к И. В. Киреевскому написал: «Ваша статья о “Годунове” и “Наложнице” порадовала все сердца; насилу-то дождались мы истинной критики»552. В статье «Девятнадцатый век» основная тема размышлений И. В. Киреевского – гносеологические основы цивилизации, а именно разрушительная рассудочность европейской цивилизации. Россия же, по его мнению, сохранила в чистоте свою веру, но не избежала раздробленности и попала под татаро-монгольское иго.
