Вера Корсунская - Подвиг жизни шевалье де Ламарка
О Ламарке никто из ученых-натуралистов ни на Западе, ни в России и не упоминал. А если кто-нибудь ссылался на его работы, то только на те из них, которые относились к области систематики и зоологии.
Имя Ламарка — создателя первой эволюционной теории — забыли. И забыли настолько основательно, что многие ученые, возобновив интерес к проблемам эволюции, начинали все сначала.
И все же в это трудное для развития эволюционных проблем время в России, где уже с конца XVIII века складывался к ним серьезный интерес, прозвучал голос, воскресивший забытое и осмеянное имя Ламарка.
Это был голос молодого ученого-зоолога Рулье.
В первых же своих научных трудах он заявил о себе как эволюционисте. Очень простым, легким для понимания языком он говорил о происхождении современных многообразных видов растений и животных от немногих простейших форм.
Как и Ламарк, труды которого он высоко ценил, Рулье считал, что изменчивость организмов вызывается прежде всего условиями среды.
Еще обстоятельнее, чем Ламарк русский ученый остановился на изменениях домашних животных и культурных растений под влиянием человека.
Вслед за своим учителем он придавал большое значение возникновению и развитию нервной системы в эволюции животных. И даже в самых сложных проявлениях ее деятельности у высших животных Рулье не видел ничего загадочного и таинственного.
Как и Ламарк в свое время, Рулье стремился перенести вопросы об инстинктах и психике у животных из области чудес на научную почву и объяснить их физиологическую сущность.
Но Рулье не только излагал учение Ламарка, он сам был оригинальным ученым, предложившим, по тому времени самую передовую, теорию эволюции органического мира.
Он отбросил «внутреннее стремление к прогрессу», «к усовершенствованию», «флюиды» и многие другие заблуждения Ламарка, вложил новое полное содержание в понятие «среда», включив в него отношения между разными видами и отношения между организмами одного вида.
Больше того, Рулье заметил «войну в природе», хотя и не дошел до понимания естественного отбора. Он понял, что в процессе эволюции виды вымирают полностью, сменяясь другими, а не просто уничтожаются человеком, как думал Ламарк.
И если кто-нибудь мог бы возвестить Ламарку, что знамя, выпавшее из его рук, через несколько лет в другой далекой стране высоко поднимет молодой ученый, — его бедное сердце было бы согрето живительным теплом…
Немногие ученые правильно понимали Ламарка! В Англии его геологические взгляды разделял большой друг Дарвина, известный геолог Лайель, а общие натуралистические воззрения высоко оценил столь же известный зоолог Гексли, «цепной пес» дарвинизма, как он сам себя называл.
В Германии идеям Ламарка сочувствовал Геккель. Борец за эволюционную идею, он постоянно искал и находил поддержку для нее в произведениях великого французского натуралиста.
Еще отряды пламенных сторонников его во Франции: Бленвиль, Бургуэнь, Ш. Мартен, М. Ландрие, Додэ. В России — Рулье, позднее — В. В. Половцов и особенно П. Ф. Лесгафт, в наше время — В. Л. Комаров.
«Есть в самом деле что-то трагическое в судьбе „Философии зоологии“ Ламарка», — так пишет в 1882 году Геккель, считавший это произведение капитальным трудом даже для такого замечательного литературного периода, каким было начало XIX века. «Философия зоологии» недолго и слабо привлекала к себе внимание, а через несколько лет была совсем забыта.
«Только после того, как Дарвин влил новую жизнь в трансформизм, за 50 лет до того основанный Ламарком, это погребенное сокровище было вновь обретено, — продолжает Геккель, — и теперь ничто не мешает нам признать в нем наиболее замечательное изложение эволюционной теории, которое было дано до Дарвина».
И все-таки в широких читательских кругах, как правило, и до сих пор царит полная неосведомленность о Ламарке и его роли в создании эволюционного учения. Часто имеют представление о нем, как о каком-то чудаке, придумывавшим нелепые гипотезы и забавные примеры.
Если полное забвение, постигшее «Философию зоологии» в первые десятилетия по выходе ее в свет, поистине можно назвать трагическим, то дальше произошло еще более худшее.
Некоторые «последователи» Ламарка отнеслись к его наследству недобросовестно. По своему произволу они выбирали из него ту или другую сторону, забывая и умалчивая о нем в целом.
Нередко искажали и вульгарно излагали его, не вдумываясь в суть теории или даже зная о нем только понаслышке.
И в результате один объявлял подлинным ламаркизом лишь принцип упражнения и неупражнения органов.
Нет, доказывал другой, истинная сущность этой теории заключается в непосредственном и прямом влиянии внешней среды на все организмы. Изменения же, получаемые при этом, всегда целесообразны. Они передаются по наследству из поколения в поколение. В этом и состоит весь ход эволюции по Ламарку.
Третий ученый утверждал, что самое главное у Ламарка — внутреннее стремление организмов к усовершенствованию и внутренние потребности, заставляющие их вырабатывать целесообразные изменения.
Раздавались и такие голоса: ламаркизм — это только наследование признаков, приобретенных организмами под влиянием внешней среды.
Все эти ученые поднимали на щит то, что им самим больше нравилось в учении Ламарка. Даже приписывали ему свои собственные мысли, чтобы под его именем протащить их в науку.
Случалось и другое; иногда искренние и ревностные последователи Ламарка принимались доказывать, что после него Дарвину нечего было делать, как только повторять сказанное. Они утверждали, что и отбор, и борьба за существование уже были указаны Ламарком, и Дарвин лишь распространил и развил его мысли.
Некоторые пытались взвешивать, чей вклад в науку больше: Ламарка или Дарвина. Одни стояли за первого, другие — за второго. Всемерно раздували различия в их взглядах вместо того, чтобы прежде всего найти единое и общее между ними.
В этом и есть самое трагическое!
Ламарка, создателя первой эволюционной теории, противопоставляют творцу «Происхождения видов»!
Над «Философией зоологии» издевались, а через пятьдесят лет «Происхождение видов» приковало к себе внимание образованного человечества.
Почему же так различны судьбы этих двух гениальных произведений?
За время, отделяющее их, произошло очень многое.
Когда Ламарк писал «Философию зоологии», только систематика и морфология оформились как науки. Ряд биологических наук едва зарождался. Это — палеонтология, сравнительная анатомия, эмбриология, физиология, — науки, которые полвека спустя доставили Дарвину наиболее убедительные доказательства.
А развитое сельское хозяйство позволило ему найти ключ к многообразию видов — отбор.
Вот почему, по справедливому и мудрому замечанию Энгельса, Ламарк о многом писал, как пророк, предвосхищавший грядущие научные открытия.
И он не мог иначе писать! Об этом надо вспомнить, когда Ламарку пытаются поставить в вину то, что он мало приводил фактов в подтверждение своих мыслей: он слишком далеко опередил науку своего времени!
По той же причине мысли подчас облекались им в форму туманных и пространных рассуждений, грешили противоречиями и неудачными примерами, вроде жирафы, вытянувшей свою шею и ноги до того, что ей стало возможным доставать ветки деревьев.
Но ведь не в этом ценность и величие научных трудов Ламарка!
Значение его в науке Дарвин, который, кстати сказать, вначале отрицательно относился к нему, отметил так:
«В своих трудах Ламарк… отстаивает воззрение, что все виды, включая человека, произошли от других видов. Ему принадлежит великая заслуга: он первый остановил всеобщее внимание на вероятности предположения, что все изменения в органическом мире, как и в неорганическом, происходили на основании законов природы, а не вследствие чудесного вмешательства».
И Ламарк и Дарвин признавали непрестанные изменения в природе по собственным законам без всякого вмешательства сверхъестественных сил.
Знаменитый французский писатель Сент-Бев, бывший слушатель Ламарка, рассказывает о своем учителе, что для него характерна была «…ненависть, его философская враждебность по отношению к Всемирному потопу, к Творению и книге Бытия, и ко всему, что напоминало христианскую теорию».
Ламарк и Дарвин признают огромное значение фактора времени для эволюции живых существ. Оба они считают весь органический мир связанным узами кровного родства, степень которого определяет сходство и различия между систематическими группами. И несметные формы жизни, изумительно совершенные и прекрасные, возникли и развились по законам природы.
Каждый из этих великих натуралистов отдал свою жизнь на то, чтобы в меру возможностей науки своего времени создавать эволюционную теорию.
