Жозефина Яновская - Кулибин
И он продолжал работать, поражая всех своим упорством.
Наконец настал счастливый день: получился сплав, обладающий необходимой «твердостью и белостью». Кулибин отлил из этого сплава несколько зеркал. Теперь их нужно было отполировать: поверхность зеркала должна быть очень чистой и гладкой. Кулибин сделал медные формы такой же кривизны, как зеркала, и стал в них полировать, применяя при этом различные вещества. Удалась полировка сожженным оловом и деревянным маслом. Получились прекрасные зеркала.
Так Кулибин совершенно самостоятельно нашел состав сплава и способ изготовления зеркал для телескопа. Он не знал, что примерно в одно время с ним над этим же делом много и успешно работал Ломоносов.
Кулибин собрал телескоп. Это тоже было не так-то просто. Малейшая неточность в сборке – и телескоп уже не даст нужного изображения.
Телескоп получился хороший. Кулибин рассматривал в него город Балахну, который расположен в тридцати пяти километрах от Нижнего Новгорода, и видел дома, людей.
Интереснейшая работа, которая так неожиданно и властно увлекла Кулибина, что даже оторвала от любимых часов, была закончена.
Теперь можно было снова приняться за часы.
Прошло ещё полгода. Часы были в основном закончены. Величиной и формой часы напоминали гусиное яйцо. Они били каждые час, полчаса и четверть часа. Каждый час, после боя, открывались маленькие створчатые дверцы. Внутри был виден золоченый чертог. Под церковную музыку в нем начиналось представление из религиозной жизни. С восьми утра до четырех часов дня исполнялась одна музыка, в остальное время суток – другая. В полдень часы исполняли сочиненный Кулибиным гимн в честь Екатерины. С помощью особых стрелок можно было музыку перевести, то есть во всякое время заставить часы играть любую из этих вещей. Часы заводились на сутки. Они были заключены в золотую оправу с множеством завитушек и украшений.
В Нижний Новгород приехала императрица Екатерина. Желая развлечь Екатерину и показать ей, какие у него в Нижнем Новгороде имеются таланты, губернатор представил ей Кулибина с его замечательными творениями – микроскопом, телескопом, электрической машиной и необыкновенными часами.
Кулибин прочел оду, посвященную Екатерине, – так было принято придворным этикетом. Иван Петрович сочинил оду сам – он любил писать стихи.
Царица милостиво выслушала Кулибина. С интересом осмотрела диковины. Она была поражена искусством изобретателя. Вместе с тем Екатерина увидела удобный случай показать себя попечительницей народных талантов. Поэтому она тут же велела директору Академии наук графу Орлову записать имя изобретателя и при случае вызвать его в Петербург.
Глава 4. В СТОЛИЦЕ
Двадцать седьмого февраля 1769 года Кулибин вместе с Костроминым подъезжал к Петербургу.
Зимний день клонился к вечеру. Сани легко скользили по укатанной дороге. Спутники молчали.
С волнением ехал Кулибин в столицу. Он был полон радостных надежд. Теперь, наверно, исполнится то, о чём он мечтал ещё в детстве, о чем продолжает думать и сейчас. Он сможет доставать книги, учиться и вместе с тем много работать. Всюду такая масса неотложных задач! Всю свою силу и энергию Кулибин готов отдать на пользу России.
Дорога шла среди леса. Местами попадались поляны. Вот начали появляться небольшие деревянные домики пригорода. Они были окружены садами, дворами, огородами. Вскоре подъехали к реке Фонтанке. Здесь кончались предместья и начинался город. По деревянному мосту перебрались через Фонтанку.
Кулибина поразили правильные прямые улицы. Таких улиц не было ни в Нижнем Новгороде, ни в Москве. И дома здесь строились совсем иначе: все в одну линию, рядом друг с другом и фасадом обязательно на улицу. А в Москве и Нижнем Новгороде дома по большей части ставились в глубине двора. И никто там не помышлял даже о том, чтобы свой дом строить обязательно рядом и в одну линию с домом соседа, а строил его как хотел.
Сани выехали на широкую Невскую перспективу. По бокам в два ряда были посажены деревья. Справа и слева попадались красивые двух– и трехэтажные каменные особняки. А рядом с ними – деревянные домишки.
То и дело их перегоняли богато убранные сани. В санях сидели расфранченные щеголи, военные в треугольных шляпах, дамы в бархатных шубках, отделанных соболями. На запятках стояли лакеи, причудливо одетые то греком, то гусаром, то черкесом. Слышались щелканье бича и крики: «Пади, пади!»[4]
Тут же на улице устраивались неожиданные гонки. Какой-нибудь вельможа потехи ради приказывал кучеру перегнать едущую впереди карету. Лошади скакали во весь опор. Неважно, что при этом можно было сбить чьи-либо сани или не успевшего посторониться прохожего. Лишь бы показать свое удальство.
По дощатым тротуарам сновали пешеходы. Уличные разносчики пряников, блинов, сбитня громко расхваливали свой товар.
По Невской перспективе доехали до Адмиралтейства и дальше – к берегу Невы. Нужно было перебраться на Васильевский остров. Но через Неву не было никакого моста. С берега спустились прямо на лёд и переправились на ту сторону.
На другой день после приезда Кулибин и Костромин явились к директору Академии наук.
Орлов ещё раз посмотрел кулибинские диковинки – микроскоп, телескоп, часы и электрическую машину.
С телескопом в руках подошел к окну, глядел на небо, на Неву. Потом долго рассматривал часы, переводил стрелки, слушал бой и музыку. Сказал Кулибину:
– Гляжу и любуюсь. Хороши.
И велел Кулибину и Костромину первого апреля явиться в Зимний дворец.
У Кулибина целый месяц был свободным. Он решил ознакомиться с замечательным городом, так поразившим его при въезде.
На следующее утро Иван Петрович встал пораньше и вышел из дому.
По улицам ещё ходили ночные караульщики. Проезжали кареты, извозчичьи дрожки, развозя с вечеринок домой подвыпивших господ. Возле богатого особняка лакеи под руки выносили из саней захмелевшего молодого барина. В раззолоченной ливрее швейцар с седой бородой, кланяясь, отворял тяжелую дверь.
Из мазанок, домишек и просто землянок выходил работный люд. В рваных одежонках, в лаптях, кто с киркой, лопатой, кто с топором за поясом. Прошли матросы, четко отбивая шаг.
Где-то куранты пробили шесть часов. На кораблях, на стройках, на верфях застучали топоры, завизжали пилы. Тяжело ухнула баба, вколачивая сваи. Начинался трудовой день.
Кулибин пошел по Васильевскому острову. Рядом с деревянными и мазанковыми домишками высились красивые каменные здания. Иван Петрович постоял возле Кунсткамеры с башней посредине. Верхушки башни не было, – видно, сгорела.
Ещё в Нижнем Новгороде Кулибин слышал, что в Кунсткамере по велению царя Петра собирались разные редкости. Он подумал о том, что надо бы посмотреть диковины. Потом обошел вокруг дворца Меншикова[5], здания «Двенадцати коллегий»[6].
Рядом на стройке кипела работа. Огромное здание стояло в лесах. Это строилась Академия художеств. Работные люди таскали бревна, доски, носили песок.
«Эх, поставить бы ворот, лебедку», – подумал Кулибин.
На Васильевском острове много зданий было в лесах. А дальше шли болота, пустыри. Везде работали люди. Корчевали пни, засыпали болота, строили каналы, дворцы. Это был тяжелый, каторжный труд, не облегченный машинами, от зари до зари, в мороз и дождь.
Сюда, в Петербург, со всех концов России стекались работные люди: оброчные крестьяне, беглые, посадский народ. Кто шел в поисках заработка, кого пригоняли насильно. Жилось так трудно, особенно первым строителям города, что Петр сам приравнивал Петербург к каторге. В одном из своих указов он предписывал дезертиров из армии «…бить кнутом и ссылать на каторгу в новопостроенный город в Санкт-Петербург».
На Стрелке Васильевского острова, где Нева разветвлялась на Большую и Малую, находился порт и биржа. Летом здесь бурлила жизнь. Крестьяне большими артелями нанимались грузить хлеб, лес, пеньку, железо. До семисот кораблей посещало в навигацию петербургский порт.
Зимой в порту было тихо. Кулибин постоял на Стрелке, посмотрел на Неву и спустился на лед. Он всё думал о том, что в таком городе – и нет моста. Правда, Костромин ему сказал, что летом наводят наплавной мост. Всё равно это неудобно.
На другом берегу Невы золотом блестел шпиль Адмиралтейства. На стапелях стоял корабль. Кулибин хотел пройти поближе, но Адмиралтейство было окружено каналом. У ворот с подъемным мостом стояли часовые. Посторонних на верфь не пускали.
От Адмиралтейства веером расходились три улицы – Невская перспектива, Вознесенская перспектива[7] и Средняя перспектива[8]. Эти улицы были мощены булыжником. А на других настланы поперечные бревна или доски, некоторые вовсе не мощены.
