Сергей Богданчиков - Происхождение марксистской психологии

Таким образом, Корнилов увидел «извращение» там, где на самом деле речь шла о материализме в другом, не менее (если не более) общепринятом, чем в гегелевской и марксистской традиции, смысле. Корнилов был бы прав, если исходить из того, что только в марксизме понимание материализма является истинным, а все остальные трактовки являются искажениями и извращениями. Впрочем, даже и здесь Корнилов идет вслед за Плехановым, который, встретившись с другой трактовкой материализма и основного вопроса философии, оценил в одной из своих работ понимание материализма не по Энгельсу как «нелепое» [24, с. 74]. Весьма показательная получается эволюция оценок другого понимания материализма, если идти от Энгельса через Плеханова к Корнилову: Энгельс пишет о «путанице», возникающей при неправильном соотнесении (отождествлении) двух трактовок, Плеханов другую точку зрения оценивает как «нелепую», а Корнилов ведет речь уже об «извращении»; на этом, как мы знаем из нашей истории, процесс не закончился …

Челпанов с самого начала дискуссии ясно осознал терминологический аспект всего вопроса о значении марксизма для психологии. Основным приемом и защиты, и нападения для Челпанова стало четкое различение двух видов материализма – по Марксу и вульгарного. Челпанов доказывал, как мы не раз уже видели, что его психологические взгляды соответствуют марксизму, а воззрения Корнилова на психику являются вульгарно-материалистическими. Возвращаясь, вслед за Корниловым, к своим взглядам и оценкам, высказанным ранее в «Мозге и душе», Челпанов в работе «Психология и марксизм» писал: «Я отвергал материализм Бюхнера (а его отвергал и Маркс) и признавал материализм Спинозы (Маркса). Но до 1922 г. мы называли материализмом вульгарный (Бюхнера), а с 1922 г., по примеру Маркса и Энгельса, мы должны (по старой терминологии) и психофизический параллелизм называть материализмом, но должны в то же время решительно отличать этот материализм от материализма Бюхнера» [31, с. 30].

Как видим, две классификации (в философии и психологии) Челпанов попытался сопоставить между собой следующим образом: 1) идеализм в марксизме соответствует идеализму (спиритуализму) у Челпанова; 2) материализм Маркса (диалектический и т.п.) соответствует психофизическому монизму (спинозизму); 3) вульгарный, по Марксу, материализм, отрицающий реальность сознания и психики, соответствует просто материализму в прежней классификации Челпанова; 4) эмпирическая (а не философская, метафизическая и т.д.) точка зрения в марксизме на психику соответствует гипотезе (теории) психофизического (психофизиологического) параллелизма у Челпанова.

Л.С. Выготский в работе «Исторический смысл психологического кризиса», которая писалась, как мы знаем, в 1926-1927 гг., по этому поводу заметил: «Не так уж не прав Челпанов, когда говорит, что до 1922 г. он называл эту доктрину параллелизмом, а с 1922 г. – материализмом. Он был бы вполне прав, если бы его философия не была приноровлена к сезону несколько механически» [8, с. 368]. Но был ли у Челпанова другой способ исследовать проблему «психология и марксизм», оставаясь в рамках науки и официальной философии и идеологии?

Можно спорить с правомерностью подобного соотнесения в вопросе о классификации основных направлений точки зрения челпановской (наверное, точнее будет здесь говорить – вундтовской или даже традиционной) и марксистской философии, но нельзя не видеть самой попытки Челпанова соотнести и как-то согласовать две философские системы, найти точки соприкосновения между ними, установить общий язык. В целом Челпанов, насколько мы можем судить, достаточно успешно, в отличие от Корнилова, разводил философское и собственно психологическое понимание проблемы соотношения духа и тела. Впрочем, судя по фундаментальной работе Н.Н. Ланге [16], в то время, в конце XIX – начале XX века, различение философского и собственно психологического «языков», плоскостей анализа через различение метафизической (рациональной) и эмпирической психологии стало и было обычным правилом при теоретизировании в области философских вопросов психологии.

Насколько ясно Челпанов осознавал несовпадение своих и марксистских взглядов в области философии, показывают его слова: «Я был идеалистом в философии и остаюсь таковым и в настоящее время. Но своего философского идеализма я в настоящее время не выявляю» [32, с. 30]. В то же время в области эмпирической взгляды Маркса (марксистов), по Челпанову, совпадают с точкой зрения эмпирической психологии: в обоих случаях признается реальность сознания, а больше ничего и не надо Челпанову как психологу. Ведь его критиковали прежде всего как психолога.

Если Корнилов, как и в других вопросах, лишь запутывает проблему соотношения психологии и марксизма, не различая философского и психологического языков и уровней анализа, то Челпанов, помимо указания границы между философией и психологией как границы между метафизическим и эмпирическим подходами, идет в анализе дальше и глубже, стремясь соотнести язык марксизма и язык психологии: во-первых, сопоставляя их как два различных философских языка, во-вторых, соотнося марксизм и эмпирическую психологию как два частнонаучных, эмпирических языка. В последнем случае для профессионального подхода Челпанова очень характерно то, что он доказывает соответствие марксизма эмпирической психологии, а не наоборот – психологии марксизму, как это делал К.Н. Корнилов. Это наглядно видно, например, при сравнении формы изложения и подачи материала в работах Г.И. Челпанова [31] и К.Н. Корнилова [14].

Если же рассматривать вопрос о динамике взглядов Корнилова на вопрос о материализме и идеализме в психологии, то прежде всего следует указать, что хотя в докладе «Современная психология и марксизм» Корнилов заявляет, что он стоит на точке зрения диалектического, а не вульгарного материализма, фактически его позиция состоит в вульгаризации марксизма: Корнилов отождествляет диалектический и вульгарный материализм, причем за счет низведения первого ко второму. И только в статье о наивном и диалектическом материализме [12], т.е. в конце 1924 г., К.Н. Корнилов стал на правильную точку зрения в этом вопросе, тем самым соглашаясь с Челпановым. Уже само название статьи «Наивный и диалектический материализм в их отношении к науке о поведении человека» говорит о многом. Мы здесь не затрагиваем вопрос, что, начиная с доклада на втором психоневрологическом съезде [14], К.Н. Корнилов придерживается определения психологии как «науки о поведении», о чем у него не было речи в докладе на первом съезде.

Изучение статьи [12] показывает, что «наивный материализм» – это характеристика Корниловым главным образом своих собственных (домарксистских, реактологических, энергетических) взглядов, а «диалектический материализм» у Корнилова во всем совпадает с пониманием марксизма и его значения для психологии Челпановым. Правда, в самой статье Корнилов нигде не говорит открыто о радикальной смене своих взглядов. Но если судить со слов Челпанова, то Корнилов в сделанном 30 ноября 1924 г. докладе «О наивно-материалистических тенденциях в современной психологии» прямо заявил, что «отказывается от точки зрения наивного материализма, на которой он до сих пор стоял, и переходит к диалектическому материализму (этим термином он обозначает материализм Маркса)» [32, с. 3].

Челпанов писал эти слова предисловия в январе 1925 г. В связи с этим представляет интерес, как к тому времени Челпанов описывал эволюцию материалистических взглядов Корнилова. Это становится ясно из примечания Челпанова к только что приведенным словам: «Корнилов, начав с вульгарного материализма в первом издании «Учения о реакциях», постепенно стал отходить от него и уже в книжке «Современная психология и марксизм» (вышла в июне 1924 г.) отвергал как наивный материализм, так и рефлексологию. Но в сентябре того же года вышла книга Ю.В. Франкфурта «Рефлексология и марксизм», в которой защищается и наивный материализм, и рефлексология, с рекомендующим предисловием Корнилова» [32, с. 3, прим.].

Говоря об эволюции взглядов Г.И. Челпанова на проблему материализма в психологии, следует отметить, что в своей последней полемической работе «Спинозизм и материализм» Челпанов пришел к идее о «психофизическом материализме», видя в этом понятии разрешение проблемы. В предисловии Челпанов писал: «Мне неоднократно ставили в упрек, что я, пытаясь установить характер материализма Маркса, совершенно не касаюсь вопроса о диалектическом материализме. Делал я это потому, что, по моему мнению, разъяснение понятия диалектического материализма у Маркса совсем не дает ответа на вопрос о сущности марксистской психологии. Нужно дать себе ясный отчет о существенном различии между двумя видами материализма: диалектическим и психофизическим. Диалектический материализм относится ко всей действительности, а психофизический материализм только к некоторой вырезке действительности – именно к психической области» [34, с. 4].