Валерий Астапов - Тревога и тревожность. Хрестоматия
Но особенно дорогую цену приходится платить ее детям. Однако она не осознает – и в конечном счете не хочет осознавать – этого, потому что глубоко в душе придерживается иллюзии, что может, ничего не меняя внутри себя, получить все те выгоды, которые должны были бы последовать от такого изменения.
Тот же самый принцип справедлив для всех тенденций, где предполагается, что тревога является рациональным страхом, каким бы ни было его содержание: страх родов, болезней, погрешностей в пище, несчастий, нищеты.
Второй способ избежания тревожности состоит в отрицании ее существования, т. е. в устранении ее из сознания. К сопутствующим физическим признакам страха или тревоги относятся такие, как дрожь, усиленное потовыделение, учащенное сердцебиение, ощущение удушья, частое побуждение к мочеиспусканию, понос, рвота и – в психологической сфере – чувство нетерпения, ощущение внезапного приступа или паралича. Мы можем испытывать все эти чувства и физические ощущения, когда боимся и осознаем этот страх; они могут также быть исключительным выражением имеющей место, но вытесненной тревожности. В последнем случае все, что человек знает о своем состоянии по таким внешним проявлениям, – это то, что в определенных обстоятельствах у него учащается мочеиспускание, что езда в поезде вызывает у него тошноту, что иногда он потеет по ночам, и всегда без какой-либо физической причины.
Однако возможно также сознательно отрицать тревожность, пытаться сознательно ее преодолеть. Это сродни тому, что имеет место у нормального человека, когда он пытается избавиться от страха путем его простого игнорирования. Наиболее знакомым примером этого в норме является пример героя солдата, побуждаемого стремлением преодолеть страх.
Невротик также может принимать сознательное решение преодолеть свою тревожность. Например, девушка, которую вплоть до наступления полового созревания мучила тревога (она особенно боялась грабителей), приняла сознательное решение не обращать на эту тревогу внимания. Первое сновидение, которое она предложила для анализа, открыло различные вариации этого отношения. Оно содержало в себе различные ситуации, которые в действительности ее пугали, но на которые она всякий раз храбро реагировала. В одной из них она услышала ночью шаги в саду, вышла на балкон и спросила: «Кто там?» Ей удалось избавиться от своего страха грабителей, но, так как ничего не изменилось в факторах, вызывающих ее страх, остались другие проявления все еще сохраняющейся тревожности. Она продолжала быть отчужденной и робкой, чувствовала себя лишней и не могла приняться ни за какую плодотворную работу.
Очень часто у невротиков нет такого сознательного решения. Нередко этот процесс протекает непроизвольно. Однако отличие от нормы лежит не в степени осознания такого решения, а в достигаемом результате. Все, чего может достичь невротик, «беря себя в руки», – это устранить явные проявления тревожности, как в случае с девушкой, переставшей испытывать страх перед грабителями. Не следует недооценивать такой результат. Он может иметь практическую ценность и может также обладать психологическим значением для повышенного уважения к себе. Но так как такие результаты обычно чрезмерно переоцениваются, необходимо указать на их негативную сторону[24]. Дело в том, что не только остаются без изменения существенные движущие силы личности, но, более того, если у невротика пропадают заметные проявления имеющихся у него расстройств, он в то же самое время теряет действенный стимул для их проработки.
Процесс безжалостного игнорирования тревожности играет огромную роль во многих неврозах и не всегда осознается в своем качестве. Например, та агрессивность, которую проявляют многие невротики в определенных ситуациях, часто принимается за прямое проявление подлинной враждебности, причем именно тревожность побуждает его преодолевать свою робость. Если не заметить этого, возникает опасность ошибочного принятия отчаяния за истинную агрессию.
Третий путь избавления от тревожности связан с наркотизацией. Это может делаться сознательно и в буквальном смысле посредством принятия алкоголя или наркотиков. Однако для этого имеется множество путей и не столь очевидных. Одним из них является погружение в социальную деятельность под влиянием страха одиночества; ситуация не меняется от того, осознается этот страх как таковой или предстает лишь как смутное беспокойство. Еще одним способом наркотического глушения тревожности является попытка «потопить» ее в работе, причем такого рода метод можно установить по навязчивому характеру работы и по тому беспокойству, которое возникает у невротика по выходным и праздничным дням. Той же самой цели может служить чрезмерная потребность в сне, хотя сон не способствует собственно восстановлению сил. Наконец, в качестве отдушины может служить сексуальная активность, посредством которой может ослабляться тревожность. Давно уже известно, что навязчивая мастурбация может вызываться тревогой, но то же самое справедливо для всех видов сексуальных отношений. Лица, для которых сексуальная активность служит главным образом для ослабления тревожности, становятся крайне беспокойными и раздражительными, если хотя бы в течение короткого периода времени не имеют возможности сексуального удовлетворения.
Четвертый способ уйти от тревожности наиболее радикален: он заключается в избегании всех ситуаций, мыслей или чувств, которые могут возбудить тревожность. Это может быть сознательный процесс, когда, например, человек, боящийся нырять в воду или лазить по горам, избегает делать это. Точнее говоря, человек может осознавать наличие тревожности и то, что избегает ее. Однако он может также весьма смутно осознавать – или вообще не осознавать – наличие тревожности и способы избавления от нее. Он может, например, не осознавая этого, откладывать со дня на день дела, связанные с тревожностью: принятие решений, обращение к врачу или написание письма. Или он может «притворяться», т. е. субъективно считать, что обдумываемые им определенные действия – такие, как принятие участия в обсуждении, разговор с подчиненными, разрыв отношений с другим лицом, – являются несущественными. Он также может «притворяться», что ему не нравится делать определенные вещи, и отвергать их на этом основании. Так, девушка, для которой посещение вечеринок связано со страхом отвержения, может полностью отказаться от таких посещений, убедив себя в том, что ей не нравятся такие мероприятия.
Если мы продвинемся еще на шаг далее, к той точке, где такое избегание действует непроизвольно, мы столкнемся с феноменом внутреннего запрета. Внутренний запрет выражается в неспособности делать, чувствовать или обдумывать определенные вещи, а его функция – избавить от тревоги, которая возникает, если человек попытается делать, ощущать или обдумывать эти вещи. В сознание не проникает никакой тревоги, и, следовательно, нет возможности преодолеть запреты с помощью сознательного усилия. Внутренние запреты наиболее эффективно представлены в истерических выпадениях функций: истерической слепоте, немоте или параличе конечностей. В сексуальной сфере такие запреты представляют фригидность и импотенция, хотя структура этих сексуальных запретов может быть очень сложной. В умственной сфере запреты на сосредоточение, формирование или высказывание мнений, на установление контактов людьми – хорошо известные явления.
Есть смысл, по-видимому, потратить несколько страниц на перечисление этих внутренних запретов, чтобы получить полное впечатление о разнообразии их форм и частоте, с которой они встречаются. Мне думается, однако, что я могу оставить читателю задачу проанализировать его собственные наблюдения на этот счет, так как запреты являются в настоящее время хорошо и легко распознаваемым явлением, если они вполне сформированы. Тем не менее желательно кратко рассмотреть те предварительные условия, которые необходимы для того, чтобы начать осознавать наличие внутренних запретов. В противном случае мы бы недооценили их частоту, потому что обычно не осознаем, сколь много внутренних запретов мы в действительности имеем.
Во-первых, мы должны осознавать наличие желания что-либо сделать для того, чтобы осознать неспособность сделать это. Например, нам следует сознавать наличие претензий обладать чем-то, прежде чем мы сможем осознать, что у нас имеются внутренние запреты на этот счет. Может быть задан вопрос: всегда ли нам известно по крайней мере то, чего мы хотим? Конечно, нет. Давайте представим, например, человека, слушающего научный доклад и имеющего насчет него критические суждения. Незначительный запрет проявит себя в робкой форме выражения критики; более сильный запрет помешает ему упорядочить свои мысли, и в результате они придут к нему лишь после окончания обсуждения или на следующее утро. Но запрет может быть столь сильным, что вообще не допустит появления у него каких-либо критических мыслей, и в этом случае, при том предположении, что в действительности у него наличествует критика, он будет склонен слепо соглашаться со сказанным или даже восхищаться им; он будет абсолютно не способен сознавать наличие каких-либо запретов. Другими словами, если запрет является столь сильным, что контролирует желания или побуждения, то его существование может не осознаваться.
