Валентин Дитякин - Леонардо да Винчи
Послышался хруст гравия под окном. Зороастро поднял голову и взглянул в зеркало. Хитроумное приспособление, устроенное его господином, давало ему возможность, не покидая своего места, видеть всех, кто приближался к дому. Правда, час был ранний, но и в это время немало людей самого различного характера и занятий посещали прославленного мастера.
Не спрашивая, Зороастро открыл дверь.
i«in|
*Ч*Г *••*! :***MMf ijfet ••1*1-«Л*Ч .!••■♦ r-.^jf4my4^) l#v. »Vb4 ' W •'«
•"Irtij | v» f r^ .K-
H'wVt' v/|nC) ^Mf*)
-wi •
«I '.>Uv«> | -»t*f| '** * *’* *<
. .|H~ -’Vl i,v
«/(*«** < f*»»■•■#*■*■
«J »—f -Ц ,.r| jJ,-
-V •*•** -*>lr
'*Ч*Ъ%я-.г. Дотфым', ,**t
^НЛ,‘ ;>'>
,•, ч*|- —|U.
'- *'
b|*W ЬАвЧ^**' '*
J*Л*)к>) .
a *V«**»4 •♦» j S"V"'*
Jl*D„.V» *Ц1 <'•+
* '
Леонардо да Винчи. Анатомия плеча. Рисунок.
В комнату вошел высокий, сухощавый человек, одетый в черный камзол. Пришелец был некрасив, и его малоподвижное лицо не обращало бы на себя внимания, если бы не большой лоб и глаза, горевшие каким-то особенным огнем. Ходил он не торопясь, медленными, небольшими шагами.
Леонардо поднял голову, взглянул на гостя и быстро вскочил с кресла.
— Ранний гость — лучший гость, синьор Маркантонио! — воскликнул он, радушно протягивая гостю обе руки.
— Простите за вторжение, но я никак не мог успокоиться после нашего вчерашнего разговора и едва дождался утра. Какой улов?
— Вот посмотрите! — И Леонардо широким жестом указал на стоявшие на столе банку и рисунки.
Гость — это был известный по всей стране замечательный ученый, анатом, профессор университета в Павии Маркантонио Делла Toppe — подошел к столу и уже за все время визита не отрывал от него взгляда.
— Поразительно!.. Чудесно!.. Если бы я не видел собственными глазами, то... Удивительно! Какая смелость, какая точность!..—восклицал он.
Со странным, совершенно несвойственным его натуре нетерпением Маркантонио перебирал лежавшие на столе рисунки, делал заметки в своей записной книжке, снова обращался к рисункам, отрываясь от них только для того, чтобы заглянуть в банку.
— Снова и снова, в десятый, а если понадобится, и в сотый раз скажу вам, дорогой и высокоуважаемый синьор Леонардо, что вы совершаете преступление перед наукой тем, что не решаетесь отдать себя ей полностью! Вы величайший художник нашего времени, но, если бы вы решились посвятить себя науке анатомии, вы были бы величайшим анатомом не только нашего времени, но и многих будущих веков!..
Леонардо слушал молча. Так или почти так заканчивался каждый их разговор. С каким-то особенным упорством и настойчивостью Маркантонио убеждал его оставить все и заняться только анатомией, рисовал перед ним блестящие перспективы научной работы, славу и обеспеченность.
А Леонардо думал о своем. Как мало еще он знает! Несмотря на многолетние труды в области анатомии, ему казалось, что он стоит только на пороге, что он только-только начинает познавать то громадное, сложное, что называется человеческим организмом. Что он знает? Кости, мускулы, связки, ткани, кровеносные сосуды — то, что можно было бы назвать остовом человека. Ведь он еще не знает главнейшего: как и чем приводится в движение этот могучий организм, что дает ему жизнь...
Леонардо да Винчи. Зарисовка голов.
Маркантонио умолк. Снова, уже не в первый раз, он видел, что ему не убедить этого упрямого в своей скромности человека. Не понимал он того, что для Леонардо да Винчи анатомия была отнюдь не всем, как для него, Маркантонио, а лишь одним из кирпичей в том обширном здании нового мировоззрения, которое строил этот великий мыслитель.
Беседа продолжалась еще часа полтора. Но теперь они говорили уже о специальных вещах — о путях движения крови, о влиянии, которое производят на организм различные болезни.
На крыльце послышался шум голосов и смех.
— Пора! Идут ваши ученики! — Маркантонио поднялся и, крепко сжимая в руке свернутые в трубку рисунки Леонардо, поспешил к выходу.
В комнату весело и шумно входила целая ватага молодых художников.
* * *
Тут были и только что начинающие художники, обучением которых занимался Леонардо, и уже зрелые, которые считали его своим учителем и работали под его руководством. Именно в эти годы сложилась так называемая «школа Леонардо да Винчи».
Ученики начали появляться у Леонардо вскоре же после того, как сам он оставил мастерскую Верроккио. Известность, распространившаяся о первых же его работах, привлекла к нему молодых людей. Леонардо всегда радушно принимал тех, в ком он видел серьезное призвание к живописи и твердое желание учиться.
В отличие от многих художников его времени, которые, боясь возможной конкуренции, скрывали даже от учеников «тайны» своего искусства, Леонардо широко и щедро делился своими знаниями.
Его возраставшая, особенно после «Тайной вечери», слава еще более усилила тягу молодежи к нему.
Покидая Милан в 1499 году, Леонардо оставил здесь группу молодых художников. Одни из них, как Джованни Больтраффио, Марко д’Оджоне, Салаи, были его непосредственными учениками. Другие пришли к нему, уже много поработав сами. Высоко ценя его указания и выполняя их, они начали перенимать характерные черты его художественного стиля и стали, по существу, как бы его учениками. Таковы Содома, наиболее выдающийся из всей «школы Леонардо да Винчи», и Амброджо да Предис.
Когда Леонардо приехал в Милан во второй раз, его окружили не только старые ученики, но пришли и новые — Андреа Соларио, Чезаре да Сесто, Джанпетрино, Бернардино деи Конти, Франческо Мельци и другие. Все они образовали большую, веселую, одухотворенную единой страстью к искусству компанию, которая много работала и много веселилась.
И вот, когда к Леонардо начали обращаться с просьбами о картинах и особенно когда французский король Людовик XII возвел его в должность «королевского художника» и стал донимать его заказами, Леонардо обратился к помощи своих учеников.
Совместная работа строилась так. Леонардо определял тему картины, четко формулировал все основные моменты ее построения — композицию, основные фигуры и трактовку их. Затем начинали работать ученики, выполняя данные им задания. По ходу работы Леонардо делал указания. Когда дело близилось к концу, он обычно сам брался за кисть и окончательно отделывал картину.
Именно таким образом были созданы картины, носящие на себе многие черты, характерные для стиля великого художника, но не написанные целиком им самим. Это обстоятельство является причиной многих и многолетних споров между искусствоведами в определении авторства той или иной картины, вышедшей из мастерской Леонардо.
Из работ Леонардо в этот второй миланский период нужно назвать две картины.
Одна из них — «Святая Анна с мадонной и младенцем Иисусом».
Более интересна другая картина, тоже, по-видимому, написанная в эти годы. Это «Иоанн Креститель». Замечательна эта картина тем, что в ней Леонардо в еще более резкой, чем в других своих картинах, форме выразил свое отрицательное отношение к старым, освященным авторитетом католической церкви традициям. Иоанн, согласно евангельской легенде, был отшельником, столь излюбленным в церковной пропаганде отрешенным от мира святым, скитавшимся в пустыне, питавшимся травами и медом диких пчел. Все художники до Леонардо и изображали его худым, изможденным, со взором, полным «святости».
Леонардо рисует Иоанна совершенно иным. Его Иоанн — красивый, здоровый юноша, в котором не только нет ничего «святого», но, наоборот, прославляется все земное.
«Иоанн Креститель» — одна из последних работ Леонардо. Когда он писал ее, ему было около шестидесяти лет.
Как видно, и старея, Леонардо все же оставался верным своему отношению к религии, оставался все таким же боевым противником ее, борцом с ней, как и в своих более ранних работах.
ПАПА
И
ГЕНИИ
ДРАВСТВУЙТЕ, здравствуйте, дорогой и высокочтимый синьор Винчи! Если бы вы знали, с каким нетерпением я вас жду, вы, вероятно, полетели бы сюда на ваших крыльях, а не в повозке, запряженной парой ленивых лошадей! Столько лет знать вас, стремиться увидеть и наконец узнать, что вы пропадаете где-то в ломбардских трущобах и никто не может сказать, где вы! Даже страшно подумать, что могло бы быть с вами...
Невысокий стройный худощавый человек в богатом бархатном камзоле, с толстой золотой цепью от плеча к плечу шел, широко раскинув руки, навстречу Леонардо да Винчи. Лицо этого человека было некрасиво, как у всех Медичи; его безобразил длинный тонкий нос и резко выступавший вперед подбородок. Глубоко сидящие глаза и тонкие губы говорили о деловитости, хитрости и вместе с тем о подозрительности. Если бы не глаза и улыбка, такая мягкая и доверчивая, он едва ли мог внушить кому-нибудь симпатию. Леонардо смотрел на него с удивлением, соединенным с недоверием.
