Андрей Поляков - Общая теория права. Учебник
Научное знание, сформировавшееся в контексте европейской культуры Нового времени, представляет собой историческое явление, в развитии которого можно выделить три периода: 1) классический период (XVII – конец XIX в.), соответствующий индустриальному обществу; 2) неклассический период (конец XIX – середина XX в.), характерный для постиндустриального общества; 3) современный постнеклассический период, соответствующий ситуации перехода к информационному обществу.
Классический тип научной рациональности сформировался в европейской культуре как результат первой научной революции XVII в., которая отменила картину мира, господствовавшую еще со времен античности. В конце ХУНТ – первой половине XIX в. происходит вторая научная революция, определившая переход к новому состоянию научного знания – дисциплинарно организованной науке. Таким образом, первая и вторая научные революции знаменовали собой возникновение и дисциплинарную организацию классической науки и ее стиля мышления.
Окружающий мир как объект научного познания трактовался в классической науке как разумно устроенный, механически упорядоченный и линейно развивающийся согласно действующим в нем причинно-следственным закономерностям. Доминирующий в классической науке образ часов – простой механической системы – точно передает специфику классического представления об объекте познания; окружающий человека мир устроен, как часы: однажды заведенные искусным механиком – Богом, – они идут по законам механики. Как простую механическую систему рассматривали не только физические, но и биологические, а также социальные объекты.
Этот простой гармоничный, механически устроенный мир мыслился как абсолютно доступный для рационального познания; в нем не допускалось существование какого-либо непознаваемого человеческим разумом иррационального остатка. Рациональность мира рассматривалась как его субстанциальная (сущностная) основа.
Особое значение для формирования классической рациональности имела так называемая революция Коперника— Галилея – Ньютона. После спекулятивной схемы Птолемея, согласно которой планеты движутся по сложным циклам, Вселенная вдруг предстала в своей удивительной простоте. «Мало того, что планеты, как оказалось, движутся по эллипсам, в одном из фокусов которого находится Солнце, новые воззрения объяснили, почему все это происходит так, а не иначе! И законы, которые повелевают этим движением, – великие законы Ньютона оказались необычайно простыми и понятными… Уже в XIX веке мир предстал перед людьми как некоторый необычайной сложности, но все-таки механизм, который был однажды кем-то и когда-то “запущен” и который вечно действует по вполне определенным раз и навсегда начертанным и вполне познаваемым законам. Последнее утверждение— особенно важно: если мы чего-нибудь сегодня и не понимаем, то завтра наверняка поймем! Такова была вера в неограниченность знания, основанная на фантастических успехах науки… Ну а человек? Человека в этой схеме просто нет! Он только наблюдатель, не способный влиять на извечный, раз навсегда определенный ход событий… Он способен регистрировать происходящие события, устанавливать связи между явлениями, то есть познавать законы, управляющие механизмом, и, благодаря этой способности, предугадывать появление тех или иных событий. Но не больше! Человек… лишь посторонний наблюдатель того, что происходит во Вселенной. Он… отодвинут на периферию Универсума».[4]
Уверенности в относительной простоте мира и его безграничной познаваемости соответствовало представление о том, что субъект в акте научного познания находится вне познаваемого им объекта и не оказывает на него никакого влияния. Данное противопоставление объекта познания (окружающей человека действительности) и субъекта познания (человека), который должен действовать как «чистый разум», исключив из акта познания какую-либо субъективность, рассматривалось в классической науке как гарантия объективности научного знания. В рамках классического типа научной рациональности предполагалась возможность получить абсолютно точную картину исследуемой реальности – при использовании правильных методов и упразднении из процесса познания всех индивидуальных особенностей личности, т. е. субъективности. При этом считалось, что объективная, абсолютная истина существует «сама по себе», как объективная реальность, и никак не связана с человеком, формулирующим ее в определенной языковой форме. Язык в классической науке рассматривался в качестве инструмента логического мышления, с помощью которого можно отобразить весь мир в мыслительном образе, адекватном своему объекту.
Указанные фундаментальные свойства объекта и субъекта познания, характерные для классической науки, были присущи не только естественнонаучному, но и социальному познанию. Социально-историческое знание выступало как знание, отражающее логику в развитии самой истории, открывающее в ней закономерности, указывающие на истинную природу человека и позволяющие тем самым выявлять политико-правовые институты, соответствующие этой природе. Развитие государства и права представало в таком контексте как разумный, закономерный, линейный и обязательно прогрессивный ход истории, способный подвергаться разумному человеческому преобразованию.
В конце XIX – начале XX в. происходит третья научная революция, результатом которой стало возникновение неклассического типа научной рациональности. На его формирование в значительной степени повлияли революционные естественнонаучные открытия. К наиболее значимым открытиям можно отнести такие, как делимость атома, обоснование квантовой теории и теории относительности – в физике; нестационарность Вселенной – в астрономии; выявление генетического кода – в биологии. Огромное значение для формирования новой научной картины мира имело также бурное развитие психологии, психоанализа и лингвистики.
Неклассический тип научной рациональности формировался в условиях перехода от индустриального к постиндустриальному обществу, в котором на первое место по значимости выходит не материальное производство, а потребление разнообразных услуг.
В неклассическом типе научной рациональности видение объекта науки усложняется. Объектом научного познания в неклассической науке являются большие самоорганизующиеся системы, в развитии которых присутствуют уже не жесткие причинно-следственные, а вероятностные закономерности, что обусловлено неупорядоченным (стохастическим) характером взаимодействия элементов системы. Сложность «устройства» объекта научного познания, открытая неклассической наукой, ограничивает возможности его исчерпывающего рационального описания и объяснения, а классические представления о рациональности мира как его сущностной основе подвергаются критике. В неклассическом типе научной рациональности пересматривается характерное для классической науки познавательное отношение, основанное на противопоставлении субъекта и объекта познания: теперь субъект познания рассматривается уже не как дистанцированный от изучаемого объекта, а как находящийся внутри объекта как сложной системы.
В неклассической науке признается, что используемые в процессе научного познания методы оказывают влияние на познаваемый объект. Если в классической науке идеал научного описания предполагал характеристику объекта «самого по себе», без указания на средства его исследования, то в неклассической науке в качестве необходимого условия объективного описания выдвигается требование четкой фиксации особенностей средств познания, которые используются субъектом. Таким образом, для неклассического типа научной рациональности характерны такие типы научного описания и объяснения, которые в явном виде содержат ссылки на средства и операции познавательной деятельности.
Одним из таких средств познания выступает человеческий язык, который в неклассическом типе рациональности становится самостоятельным объектом научного познания. В неклассической науке происходит осознание зависимости человеческого познания от специфики языка, которым владеет познающий субъект. Соответственно все научные и философские проблемы переводятся в сферу языка и решаются на основе анализа его средств и выражений (так называемый лингвистический поворот, или языковая революция).
В социально-гуманитарном познании утверждается идея о принципиальной невозможности обнаружения логики в истории и как следствие этого происходит отказ от линейного осознания времени, предполагавшего понятия минувшего и грядущего, и от основанного на нем линейного прочтения истории как необратимо развернутой из прошлого через настоящее в будущее.
В последней трети XX в. под влиянием новых естественнонаучных открытий начинает формироваться современный постнеклассический тип научной рациональности, соответствующий ситуации перехода постиндустриального общества в общество информационное, в котором основным стратегическим ресурсом становится информация.
